Селянин (СИ) - "Altupi"

Кирилл никак не мог прекратить смех, слёзы из глаз сыпались.

— Извини, братуха, я не знал, что так круто получится…

— Круто, блять, — рыкнул Паша, он тёр ушибленный затылок. — Себе так круто сделай, больной…

— Не, себе нельзя, — смех понемногу проходил. — Ты не обижайся, я же просил тебя не спать. Мне скучно, блять, делать нехуй. Ты говорил. Тут где-то речка есть, поплаваем?

Снаружи затарахтел мотоцикл. Кирилл словно собака Павлова метнулся к окну, но не увидел, и характерный ижаковский гул уже затихал. Блять, досадно, и Пашка как назло чего-то там копается, котелок чешет и не отвечает. Ладно, будет еще много времени до пидорка докопаться.

Калякин вернулся к чуланчику. Друган ещё сидел на полу, развалив яйца, и щупал затылок.

— Идём или нет? — подогнал Кирилл.

— У меня шишка будет, придурок, — сообщил Машнов.

— Да хер с ней, пройдёт. Пошли на речку, а то я сдохну. Я пиво охладил, тебе свою вторую банку отдам в возмещение.

Пашка оскалился: такую компенсацию он принимал.

11

На речку поехали на машине. Хоть она протекала в непосредственной близости от деревни, но Пашка, как истый знаток местных традиций, обычаев и достопримечательностей, сказал, что лучше место для купания чуть дальше вниз по течению.

— Там дно песчаное и глубоко, — со свойственными ему интонациями гида вещал Пашка. — Раньше там карьер был, песок добывали, поэтому и прозвали «добычка». Когда-то тут вдоль всего русла дома стояли, при помещике и после войны даже. А сама речка называется Орса.

Пашка жал на газ, «Тойота» летела по грунтовке в облаке пыли, подпрыгивала на ухабах, которые горе-водитель не успевал объезжать. Справа спела кукуруза, слева стояла луговая зелень, склоном уходившая вниз, к берегу. Речная гладь иногда поблескивала за окаймляющими её кустами и деревьями.

— Да мне всё равно, — зевнул Кирилл, со скукой рассматривая пейзажи. Его волновала только температура пива, катающегося по заднему сиденью. Кондиционер, конечно, справлялся.

— Равнодушие! — голосом вождя на броневике воскликнул Паша. — Равнодушие делает нас слабее и тупее! С познания родного края начинается всякая наука!

— Деньги можно и без науки делать.

Они переглянулись, подскакивая на очередной кочке, понимающе оскалились, вспоминая слегка поджарившуюся на солнце коноплю. Вдруг Кирилл увидел слева по борту, чуть впереди, знакомый красный мотоцикл с коляской…

— Останови вон там! — закричал он, тыча пальцем на «Юпитер».

— Мы туда и едем, — не понял сначала Паша, но потом заметил брошенный на лугу трехколёсный транспорт. — А, твой новый дружбан!

— Не дружбан он мне! Заткнись и притормози.

Через полминуты они поравнялись с мотоциклом, и Машнов выполнил просьбу, «Тойота», по пороги в густой траве, встала около мотоцикла. Мотоцикл был как мотоцикл, один-одинёшенек, хозяина не наблюдалось. Но ведь он где-то должен быть!

Кирилл, вытягивая шею, осмотрелся. Хотел даже вылезти из машины для лучшего обзора, но этого не потребовалось. Егор Рахманов обнаружился справа от них на склоне, стоял и настороженно ждал, что городская шпана сделает с его техникой. Он опирался на косу, и под ногами рядами стелилась скошенная трава, но, почуяв опасность, бросил работу. Из одежды на нём были только шорты, ну и резиновые сланцы. Тело, под стать лицу, пидору досталось красивое.

Кирилл ухмыльнулся, ему нравилось, что сельский задрот его боится. Нажав на кнопку, опустил стекло. Их взгляды скрестились. Парень прекрасно понимал, что если горожанам вздумается повредить его «ижак», помешать он ничем не сможет. Однако и прогибаться, просить, умолять не станет. Просто примет как испытание, ниспосланное свыше. Смирится.

Дурак.

— Эй, деньги за штаны приготовил? Я вечером приду.

Рядом заржал Пашка. А Рахманов не проронил ни звука, только пристально смотрел, не обращая внимания на треплющий смоляные космы ветерок. Ударить бы его.

Коса и топор

Молчаливое противостояние взглядов продолжалось ещё с полминуты. Калякин ухмылялся и подумывал выйти, прокатиться на чужом мотоцикле, подонимать пидора из вредности. Но исход дела решил Пашка, запустивший мотор и со своей кнопки поднявший стекло:

— Поехали. Нехер жару впускать. Потом намилуетесь, голубки…

— Блять! Да иди ты на хуй с подъёбками! — взревел Калякин, однако сразу остыл, показал большим пальцем назад, где оставался селянин. — Здорово я его, да? Видал, как испугался? Чуть в штаны не наложил.

— Боится - значит уважает, — изрёк Паша. — Мы уже приехали.

Грунтовка разветвлялась. Одна дорога шла дальше вдоль берега, вторая сворачивала, резко спускалась к реке. Пашка повернул руль вправо, машина накренилась капотом вниз, заковыляла по неровностям местности, алюминиевые банки на заднем сиденье стукнулись боками, две упали на коврик.

Дорога выводила на широкую пологую поляну с примятой травой и несколькими кострищами. Кое-где поблескивал в лучах солнца мусор — упаковки от чипсов, пластиковые и стеклянные бутылки.

— Здесь иногда из города отдыхают, — пояснил Пашка, заглушая двигатель, — или из больших сёл. Загадили всё, мудаки.

Однако на самом деле место было относительно чистым, Кирилл и позагаженнее видел, не в Турции, правда. Близость освежающего водоёма и вовсе отставляла на задний план все экологические вопросы суши. Он выскочил из машины, на ходу снимая футболку, устремился к берегу. Речка из себя ничего интересного не представляла: серая, искрящаяся лента шириной метров двенадцать, с умеренным течением, примерно посередине — вытянутый песчаный островок с редкими кустиками. Вдоль берегов тоже тянулись кусты и деревья. Летали стрекозы, квакали квакушки.

— Вода прозрачная, — подошёл Пашка, снял шлёпанец и сунул в реку пальцы. — И тёплая. Ныряем?

На мелководье плавали какие-то совсем мелкие тёмные рыбёшки, коту на зуб и то малы.

— Ныряем, — сказал Кирилл. Повесил футболку и шорты на ветку ивняка, скинул шлёпки, и, оглянувшись на Машнова, который одевал в свои шмотки соседний куст, ступил в воду.

— Блять! — ледяная вода окутала ступни по щиколотку. — Ты говорил она тёплая!

— Ничего, привыкнешь, — засмеялся Пашка и размашисто пробежал мимо него, на ходу хлопнув мокрой холодной ладонью по спине. Забежал по пояс, развернулся к берегу, охая-ахая, принялся плескать на себя и на кореша. Брызги обжигали разгорячённую кожу. Кирилл бросил мяться и побежал к другу, повалил его в воду и упал вместе с ним, ушёл с головой и быстро вынырнул. Тело мгновенно привыкло, тёплый ветерок приятно ласкал, жара уже не казалась такой удушающей.

Только из ума не выходил оставшийся на бугре Егор Рахманов.

— Поплыли на остров? — предложил вынырнувший Машнов. Его волосы распрямились и прилипли, с них ручьями текла вода.

— Я первый, — подначил Кирилл и оттолкнулся от дна, лёг на воду, заработал руками. Пашка едва успевал за ним.

На островке была благодать. Жара здесь не так сильно чувствовалась. Ноги тонули в горячем белом, почти южном песке, стоять было невозможно. Пашка сразу плюхнулся на спину, раскинул руки.

— Лепота!

Над ним в голубом небе застыло редкое белое кружево перистых облаков, оводы почти не докучали.

Кирилл не спешил к нему присоединяться: он нашёл взглядом крошечную фигурку косаря на высоком берегу и следил за его размеренными движениями. Солнце палило, а он работал вместо того, чтобы принимать водные процедуры. Больной.

— Эй, Киря, тебе голову напекло? Чего застыл-то как неродной? Падай сюда.

— На пидора смотрю, — отозвался Кирилл и наконец лёг, подложил руки под голову, закрыл глаза от слепящих лучей. Песок сразу налип на кожу, набился под мокрые плавки. Ну и пусть.

— А что на него смотреть? — лениво хмыкнул Паша.

— Ничего, — отмахнулся Калякин, полежал, но ему всё-таки хотелось говорить. — Никогда не видел пидоров. А ты видел?

— По телеку.

— По телеку и я видел. По телеку их сразу отличишь — размалёванные, кривляются, одеваются, как бабы.