Селянин (СИ) - "Altupi"

— Что ты сказал, ублюдок? — Калякин кинулся к нему, чтобы проучить, остановился, узрев привычного смиренного селянина. — Я вас, пидоров, в сортире мочить буду, с тебя начну, — сообщил он и, не получив ответа, пошёл к машине. В груди бурлило ещё пуще, чем при выходе на берег. Ёбаный пидор! Дождётся!

Руки чесались отхуярить этого полудурка! За… за то, что пидор. За то, что быдлом назвал. За то, что боится дать отпор и молчит.

За ёбаные бездонные глаза!

Кирилл вынул из машины пиво. Банки были прохладными на ощупь. Хотел приложиться к своей, выпить с досады, но передумал. Сгрёб в охапку и понёс к Пашке — в компании пить всегда веселее.

Егор всё косил и изображал безразличие к происходящему.

Кирилл спустился к реке, снял шлёпки, бросил полотенце и вошёл в воду. Это было словно снова в первый раз — холодная вода кровожадно вцепилась в поджаренную солнцем кожу. Мелкие рыбёшки тотчас, виляя хвостиками, бросились наутёк, только лягушки в рогозе не паниковали, квакали себе да квакали.

Дно карьера ожидаемо было песчаным, Кирилл аккуратно ступал по нему, шёл напрямик, хотя течение пыталось увлечь его за собой. На глубине пришлось держать банки над головой, исхитряясь не уронить. Пашка на островке веселился:

— Давай, Кирюха, давай! У тебя получится! Я болею за тебя! Оле-оле-оле, Кирюха вперёд! Пиво! Моё любимое пиво!

— Да заебал ты уже, — буркнул Калякин, выходя на песок, кинул банки рядом с другом. — На, держи.

Пашка уже и сам тянул руки за хмельным напитком. Подцепил ногтем ушко на крышке, с жуткой гримасой надавил. Банка с шипением открылась, Пашка мигом приник к отверстию и десяток секунд слышались только его смачные глотки.

Кирилл открыл банку неторопливо, глотнул. Терпкий вкус тёмного омыл пересохшее горло, но пиво всё-таки превратилось в помои. Однако альтернативы не имелось. Сунуть в реку и ждать, пока охладится, слишком долго.

— Хорошо тут, да? — спросил Машнов, его, по-видимому, проблема тёплого пива не волновала.

— Да, — буркнул Кирилл, чтоб отстал.

— Может, деревню из-за этого острова Островком назвали?

— Похую.

Пашка замолчал. Сидел, вытянув испачканные песком ноги, смотрел в голубое небо, на берег, где стояла машина, на кустах висела одежда и косил траву Рахманов.

Зашвырнув пустую банку под куст и откупорив вторую, он повернулся к Калякину:

— Зачем к Егору подходил? Опять бабло выбивал?

— Нет, — огрызнулся Кирилл, с неохотой глотая прогорклую отраву. — На отсос договаривался.

— Ну ты даёшь, — Пашка засмеялся, потом вдруг возбуждённо подскочил с задницы на колени. — А что, если правда к нему с этим делом подкатить? Ну отсосёт разок, никто же не узнает! Тут деревня. Я не выдам, ты меня тоже, зато профит! А? Как я придумал?

Калякин поднял на его довольную рожу глаза:

— Ты ебанулся, Паш?

— Да какая разница, кто у тебя в рот возьмёт?

— Ага, думай… С пидором свяжешься, сам пидором станешь, — осадил Кирилл. Разбалтывая в банке остатки пива, вспомнил, с каким достоинством и презрением Рахманов назвал быдлом и заявил, что не будет трахать.

Именно так: не будет трахать.

Вслед за воспоминанием появилась другая мысль: значит, пидорок может оказаться «верхним»? А что, он красивый, неплохо сложен. Только затюканный не в меру, разве верхние не альфа-самцы? Впрочем, Кирилл этого не знал, о гомосексуалистах он раньше не задумывался. Ну, то, что мусора, гаишники все пидоры, это все знают, и это для красного словца, а не настоящая их ориентация. Что пидоры — это фу и их гасить всех надо — это тоже каждый нормальный пацан в курсе. Но в повседневной жизни он никогда с гомосеками не сталкивался. Реальность оказалась не совсем похожей на стереотипы и личные представления. А Машнов пусть идёт на хуй со своей клёвой придумкой.

Пашка это понял и не лез, отмахивался от приставучих оводов. Он уже высосал вторую банку и облизывался на третью.

— Ты обещал мне свою отдать, — напомнил, когда терпеть присутствие полной банки пива стало невмоготу.

— Бери, — разрешил Кирилл, смял и запулил пустую тару в реку. Течение радостно приняло её и понесло в неведомые дали.

Они позагорали ещё, пока Пашка не прикончил последнее пиво, затем поплавали и стали собираться домой. Выжали, не стесняясь друг друга, трусы, обсохли. Солнце клонилось к вечеру, мошкара опустилась к земле, жалила и мельтешила перед глазами. Рахманов к этому времени погрузил траву в люльку мотоцикла и уехал. Они тоже направились в деревню. Пьяный Пашка гнал, не замечая кочек, «Тойота» летела в клубе дорожной пыли, музыка в салоне орала на всю катушку. Настроение у Кирилла улучшилось.

12

К вечеру погода испоганилась. Поднялся ветер, небо затянули серые тучи, правда, плывшие высоко, но Пашка опасался, что ночью пойдёт дождь и квохтал над увядшими, слегка подсушенными стеблями, которые они нарвали утром. Кириллу пришлось помогать переносить их в сарай под крышу. Ещё Кирилл видел, как его новый приятель снова отвёз тачку дров в дом банкирши. Лариска к тому времени вернулась с работы, и не отпускала альфонса подозрительно долго.

При думах о сексе, который только что получил его должник, у Калякина встал. Тонкая шкурка едва не лопалась от распирающей член крови. Не помогало даже курение.

Хотя, возможно, Рахманов зарабатывал взыскиваемые с него три тысячи. Или просто просил их.

По-любому, трахаться хотелось так, что хоть на стену лезь. Хоть пеки американский яблочный пирог и тыкай в него. У Пашки как-то всё либидо сублимировалось в жажду окучивать коноплю, он не страдал от пудовых яиц.

Выбросив окурок в росшие во дворе одичавшие лилии, Калякин пошёл искать друга.

— Паш! Ты где? Паш!

Машнов обнаружился на огороде. Топчась по грядкам со щавелем, он рвал вишни со старого приземистого дерева и тут же съедал. Его подбородок, пальцы были малиновыми от сока, на футболке тоже розовели пятна. На колченогом стуле рядом стояла литровая эмалированная кружка из бабкиных запасов, и, что не съедал, Пашка ссыпал туда.

— Компот хочу замутить. В чулане сахара пол-мешка нашёл. Слипшегося, но это фигня, ножом отколю.

Кулинарные подробности Кирилла не интересовали.

— Пойдёшь со мной? — спросил он, усаживаясь на перевёрнутое железное ведро, валявшееся тут с незапамятных времён, погнутое и проржавевшее. Ведро под его весом накренилось и на пару сантиметров вошло в землю.

— Куда?

— К пидору.

Пашка, жуя, засмеялся. Кивнул на выпирающий из трико стояк:

— Всё-таки решился, да? Компания нужна? Понимаю!

— Иди на хуй, я за деньгами тебя зову, — Кирилл залез ладонью в штаны, попробовал разместить толстую колбаску, чтобы не выделялась. Ему почти удалось, да и напряжение спадало.

— Да нет у него денег, сколько раз повторять?

— А вдруг? Он сейчас к банкирше поебаться ходил, вдруг у неё взял?

Машнов перестал рвать вишни, скорчил недовольную рожу.

— Вот сдался он тебе! Нам сейчас идти сам знаешь за чем.

— Ещё почти час, успею. Прикольнусь хотя бы.

— Давай-давай, топай, — смилостивился Пашка. — А я пока компот варить буду. Зови, если что.

Он подмигнул и принялся за вишни, а Кирилл направился в знакомый дом на другой стороне улицы.

На Островок опускались серые унылые сумерки. В деревне как всегда стояла тишина. Вороны вдалеке каркали, ласточки, проносясь над головой, стрекотали, чья-то собачара хрипло лаяла.

Ближе к дому Рахмановых Кирилл услышал ещё несколько повторяющихся звуков, но идентифицировать их смог, только когда нагло открыл калитку. Егор колол дрова — вот что это были за звуки. На большой чурбан ставил чурбаны поменьше и мощным ударом топора разбивал их на части. Оставшиеся кругляши, в основном берёзовые, штук десять-пятнадцать были свалены по его правую руку прямо посередине двора, поленья горкой окружали чурбак-подставку.

Увидев незваного гостя, Рахманов остановился, не всадив топор в очередную чурку, просто опустил. Его волосы были собраны в хвост, лишь несколько прядей выбивались и обрамляли худое серьёзное лицо. По дешёвой застиранной футболке бордового цвета сверху вниз тянулась влажная полоса. Глаза… блять, в них так хотелось смотреть!.. выдавали испуг. Он как обычно сжался, молчал, лишь настороженный взгляд следил за передвижениями горожанина.