Она глубоко вздыхает, встает на колени и поправляет свои шорты. Я протягиваю ей маленькое полотенце из своего рюкзака. Она аккуратно приводит себя в порядок. Потом снова заглядывает в глубину каньона.
– Я знаю, что делаю, Басс. Меня не нужно спасать. Я сама должна помочь себе, понимаешь?
Не уверен, что понимаю истинный смысл ее слов. Я даже не могу решить, что ей нужно больше – адреналин или смерть.
Сегодня утром, когда мы занимались серфингом, она слишком близко подошла к скалам, даже после того, как я объяснил, как их обходить. А когда я поймал волну без нее, Айви уплыла еще дальше, за точку разлома волн, где просто сидела на доске и смотрела в бескрайний океан.
– Смотри, вертолет! – говорю я, когда еще один пролетает через каньон. – Два дня назад там были мы. Мы смотрели вниз и видели людей, которые казались крошечными, как муравьи. А теперь мы те муравьи, которые смотрят на них. Мы были по обе стороны, и это удивительно, насколько они разные. Здесь, внизу, мы чувствуем себя маленькими, незначительными, почти невидимыми. Но там, наверху, мы чувствовали себя так, будто весь мир у наших ног. Разве не странно, как по-разному одни и те же вещи могут выглядеть с разных точек зрения?
Она кивает. Кажется, она понимает, что я пытаюсь сказать. Но это не означает, что она поменяет отношение к случившемуся с ней. После ее реакции на цветок и того, что было на утесе, я абсолютно уверен – то, что с ней произошло, перевернуло ее жизнь. Она потеряла кого-то, кого очень любила, в этом я не сомневаюсь. За последние десять месяцев я видел много потерь. В моей работе я постоянно сталкиваюсь с тем, что люди получают травмы. Умирают. Теряют близких. У Айви точно такой же взгляд, как у них. И это разрывает мне сердце.
– Теперь я понимаю, почему это называют Большим каньоном Тихого океана, – говорит она, поднимаясь. Но теперь она держится на безопасном расстоянии от края.
– Потрясающе, да? Мне сказали, что, если я окажусь на Кауаи, я обязательно должен пройти этот маршрут по каньону Ваймеа.
Она кажется грустной, когда смотрит вниз.
– Да, мне тоже так сказали.
Беру ее за руку, благодарный, что она не отдергивает ее.
– Пойдем. Нужно вернуться, пока не стемнело, – говорю я ей.
Глава 8
Айви
Вчерашний день выбил меня из колеи и физически, и эмоционально.
Кажется, Басс понял это. Он проводил меня домой после ужина, поцеловал у двери и не стал напрашиваться зайти. На самом деле я хотела бы, чтобы он остался. Мне нужно было заглушить боль, но умолять я не собиралась. Я уже и так подпустила его слишком близко. Ближе, чем сама хотела бы того.
Он наверняка думает, что сможет изменить мое решение о том, что будет, когда мы вернемся в Нью-Йорк. Он еще не знает, что ему не понравится та Айви. Та, которая не встает с постели. Та, которая не летает на вертолетах и не ходит по каньонам.
Вчера я плакала до самой ночи, а потом приняла снотворное: когда я пью таблетки, мне не снятся сны. А после такого дня мне совсем не хотелось видеть сны.
Басс не знает, но все, что мы делали вчера, – то, что я и должна была сделать. То, что я пообещала. То, что разрывало меня изнутри.
– Я стараюсь. Думаю, мне понадобилось время, чтобы собраться, но я делаю все, что мы запланировали. Тут все именно так красиво, как мы представляли. Водопады, океан, каньон. Я знаю, я обещала наслаждаться этим. И иногда мне это удается. Но как только я начинаю слишком радоваться, то чувствую вину. Думаешь, это безумие? Думаешь, я схожу с ума, чувствуя вину за то, что вообще могу радоваться?
Образ Басса всплывает в моей голове, и я тяжело вздыхаю:
– Я знаю, он думает, что может сделать меня счастливой. Может, это так. На минуту. Или даже на час. Но потом, когда я вспоминаю…
Я замираю, осознавая, что только что сказала, и по щеке скатывается слеза:
– Ох, малыш. Я не забываю тебя. Никогда не смогла бы. Даже через миллион лет. Но иногда бывают моменты. Мимолетные моменты, когда мне кажется, что я могу почувствовать себя нормальной. И именно эти моменты заставляют меня ненавидеть себя. Потому что тебя нет рядом. Прости. Я знаю, ты не хотела бы, чтобы я так себя чувствовала. Но я стараюсь. Клянусь, мамочка старается.
Провожу пальцем по контуру ее улыбки. Ее глаза цвета темного шоколада искрятся смехом. Я не могу понять, как она могла быть такой счастливой и беззаботной, несмотря на все, что с ней происходило. Она была намного сильнее меня. Сильнее, чем я когда-либо могла бы быть.
Я прижимаю фотографию к себе и гляжу в окно, вспоминая тот день, когда мы решили сюда приехать.
– Крути, мама, – говорит Далия, мой маленький георгин. – И куда я пальцем покажу, туда мы поедем.
– Окей. – Я раскручиваю глобус.
– Обещаешь? – серьезно спрашивает она, наблюдая за тем, как он кружится.
Я провожу рукой по ее волосам.
– Обещаю, малыш.
Когда глобус останавливается и ее палец указывает на точку, она визжит от радости.
– Гавайи! – восклицает она.
– Дай посмотреть! – Я щурюсь, чтобы разглядеть остров. – Это Кауаи.
Далия протягивает мне айпад. Я улыбаюсь: я знаю, что делать дальше. Я гуглю Кауаи и показываю ей картинки, потом она читает, а я помогаю с длинными словами.
– Водопады! – вскрикивает она. – Ой, мамочка, мы поедем? Пожалуйста, давай поедем туда?
Я смотрю на свою больную девочку и на все эти медицинские аппараты, стоящие в ее палате.
– Конечно поедем, – отвечаю я, зная, что мы сможем попасть туда только в наших мечтах.
Следующие несколько часов мы исследуем остров. В конце концов, нам нечего делать, пока Далия прикована к аппарату для диализа.
Иглы уже не беспокоят ее. Она почти не вздрагивает, когда их вводят. А я вздрагиваю. И всегда вздрагивала. Я всегда чувствую, как все эти уколы проходят прямо сквозь мое сердце, каждый раз, когда врачи втыкают иглу в мою маленькую девочку.
– Там много дождей, – говорит она, дочитав статью. – Вот поэтому там так много цветов. Самое хорошее место для нас, правда, мамочка? А ты будешь самая красивая с цветком в волосах.
Беру прядку ее коротких тонких волос.
– Это ты будешь самая красивая с цветком.
Медсестра заглядывает к нам, чтобы проверить ее состояние.
– Все в порядке? – дежурно осведомляется она, а потом замечает глобус. – О, и куда же вы сегодня едете?
Она слишком хорошо нас знает. Все сотрудники педиатрического отделения слишком хорошо нас знают.
– На Гавайи, – выпаливает Далия. – Там так красиво! Водопады, цветы, много дождей. Мы туда поедем.
Медсестра грустно улыбается. Далия стоит в списке на пересадку уже несколько месяцев, с тех пор как первая пересаженная ей почка начала показывать признаки отторжения. Мы обе знаем, что в среднем донорскую почку приходится ждать около трех-пяти лет. И мы обе знаем, что даже то, что мы в приоритете, не слишком поможет улучшить ситуацию: у Далии редкая группа крови. Нам придется ждать дольше. И все понимают, что у нее нет этого времени. И Далия об этом знает.
– Ой как здорово! – говорит медсестра. – Там вы будете носить юбки из травы и бусы из цветов?
Далия воодушевленно кивает.
– Мои будут из ромашек. Это мои самые любимые цветы.
Когда диализ почти закончен, она начинает уставать. Я забираюсь в постель рядом и укачиваю ее.
Моя маленькая девочка зевает и прижимается ко мне.
– Я хочу, чтобы ты поехала, мамочка. Пожалуйста, скажи, что ты поедешь. Пожалуйста, скажи, что ты все равно поедешь.
– Хорошо, малыш. – Я целую ее в мягкие волосы. – Хорошо.
