Боже правый, о чем мы вообще разговариваем?
Да я скорее себе руку откушу, чем буду его о «чем-то там» просить.
Неожиданно гремит взрыв, точно такой же как вчерашний. Я испуганно подскакиваю с кровати, словно собираясь куда-то бежать… Ага, из закрытой камеры.
— Опять не договорились, — прежде чем я успеваю задать вопрос, заключает Бахметов.
Проклятье!
Обессилено падаю на кровать, понимая, что у этого кошмара нет конца.
Господи, что же с моими родителями? Да они же себе места не находят! Я и с работы задерживалась крайне редко, не говоря уже о том, чтобы не прийти домой ночевать, не предупредив. Да-да, вот такая я «хорошая» девочка. Но, знаете, для родителей я поздний и желанный ребенок, в которого они вложили тонну своей любви, труда и заботы. Разве так сложно им позвонить, чтобы не переживали?
— Дамир… — начинаю глухим голосом, потом прочищаю горло, и более четко произношу: — мне нужно позвонить родителям. Они переживают.
Поднимаю глаза на мужчину, но тот и бровью не ведет.
Бесчувственная глыба льда! Да что у него сострадания никакого нет?
— Пожалуйста…
— Нет, — холодно отрезает, отворачивается от меня и достает из тумбочки вещи.— Это невозможно.
— Но у тебя есть телефон! — рассерженно шиплю, точно кошка, которой наступили на хвост.
— Как ты заметила, он без сим-карты, — хмыкает, натягивая вверх от тюремной робы.
— Да ладно! Ты хочешь сказать, что у тебя она где-то не припрятана?
— Я сказал — нет.
— Мои родители за меня волнуются, как ты не понимаешь! У тебя что, нет родителей? — в порыве злости выпаливаю, и в ответ получаю неожиданное…
— Нет. Они умерли. А теперь, пташка, прекрати истерику и вспомни, где ты находишься и благодаря кому тебя еще не пустили по кругу.
Грубые слова как пощечина. Мне указали на мое место. В очередной раз. Надеюсь, что всем этим мерзавцам, включая Бахметова, накинут лет двадцать за этот бунт!
— Да пошел ты! — в сердцах выкрикиваю.
— И пойду, — с напускным спокойствием кидает, после чего абсолютно бесстыдно скидывает с бедер полотенце.
Поспешно отворачиваюсь, мысленно призывая все кары небесные на его бестолковую голову.
Закончив с одеждой, Бахметов берет чашку с чаем, делает несколько больших глотков, ставит обратно на стол, а затем говорит:
— Попей чай и успокойся. Мне пора.
Дамир разворачивается и делает два шага к двери.
— Ты куда? — ошарашенно на него таращусь.
— По делам.
Задумавшись, возвращается ко мне, достает из заднего кармана заточку и протягивает.
Я не шевелюсь, лишь смотрю на протянутую руку с таким лицом, точно он мне предлагает выпить яду.
— Бери. Понадобится, — решительно вкладывает заточку мне в ладонь и заставляет сжать в руке.
— Н-но тут же безопасно…
— Ничему тебя жизнь не учит, пташка, — он качает головой. — Это тюрьма. Здесь может случиться, что угодно.
Бахметов разворачивается, открывает железную дверь и выходит, напоследок кидая:
— Закройся. Открывай только мне. Другим даже не отвечай.
Дамир
Ему необходимо было уйти от нее подальше. Видит бог, каких усилий ему стоило сдержаться, и не прикоснуться к девушке. Всю ночь он заставлял свои руки лежать смирно, но… Дьявол, как же хотелось подмять девушку под себя! Заглянуть в эти чистые невинные глаза, попробовать на вкус губы, которые, чего уж скрывать, он часто вспоминал в свои безрадостные дни.
Ее запах, изгибы, дыхание — все это мутило его рассудок. Это женщина имеет над ним такую власть, о которой и не подозревает. И хорошо. Эти чувства ни ей, ни ему не нужны. Хотя, разумеется, будь она посговорчивей он бы точно не отказался от секса. А кто бы отказался?
Ему постоянно приходится себе напоминать, что эта девушка — предательница, лгунья. И как часто он забывается… Бог создал эту женщину ему в наказание за грехи прошлой жизни!
Наверняка не стоило оставлять ее одну в камере… С другой же стороны, с ним тоже небезопасно. Черт побери, они находятся в тюрьме во время бунта! Слово «безопасно» здесь вообще неуместно. Их главная задача — выжить. И для этого им необходима еда, на поиски которой собственно и отправился Дамир.
Со двора слышатся хлопки, мат и крики. Если бы спецназ попытался взять тюрьму штурмом, власти бы подавили бунт. Со многими жертвами с разных сторон. Гражданских, спецназовцев и заключенных. Захар знает, что власти будут пытаться все уладить мирным путем. То есть, путем переговоров и дипломатии. Одна-две случайные жертвы допустимо, но десятки… Это скандал. Захар — умный мерзавец. К тому же имеет непоколебимый авторитет у зэков.
У Дамира никогда не было с ним конфликтов. Скажем так, они сохраняли нейтралитет. Захар долго и разными способами пытался уболтать его на бой. И только вчера ему это ему удалось. Признаться, от журналистки больше проблем, чем пользы. Это он понял еще в их первую встречу.
Вероятнее всего, Дамир должен был отпустить ситуацию, позволить девчонке пропасть, но не смог… Нет, он никогда не был из тех «благородных» парней, которых знакомят с родителями. Откровенно говоря, в нем ничего не дрогнуло, когда зэки взяли в заложники медсестру, с которой он развлекался последние месяцы. Но почему-то с Женей поступить так не мог. Она слишком хороша для такого места, как исправительная колония.
Дамир не сомневался, что теперь, когда Захар нашел на него рычаг давления, козел еще не раз им воспользуется. Жизнь научила его не верить обещаниям людей. То, что Захар их вчера отпустил — еще не значит, что за ними не наблюдают.
Уж поверьте на слово, за ними следят в оба. Ждут, когда он споткнется, чтобы толкнуть в спину. В тюрьме ему со многим пришлось столкнуться, Дамир не из трусливых и всегда настороже, поэтому верным псам Захара придется постараться, чтобы поймать этот подходящий момент.
Когда Дамир заходит в столовую, образовывается мертвая тишина. Все взгляды обращаются на него, но ему плевать. Он невозмутимо обходит столы и заходит на кухню. Все шкафы и ящики открыты и пусты. Хлеба нет, овощей тоже. Только каши в мешках стоят нетронутые, но зачем ему каши? Где он их будет готовить?
С трудом удается найти три банки тушенки и две консервы. Этого на два дня должно хватить. В том что бунт закончится сегодня Бахметов сильно сомневался, но об этом пташке знать необязательно. Она еще ему нужна…
Когда, взяв продукты и сложив их в черный пакет, Дамир выходит из кухни, какой-то бессмертный тип выкрикивает:
— И как тебе твой приз, Баха?
Ах, это Косой.
Поразительный придурок. Ему еще нет и тридцати, а он уже отмотал два срока, и сейчас отбывает третий. Первый еще по малолетке, за сворованный велосипед. Второй за разбой, и сейчас третий за нанесения тяжких телесных.
— А что такое, Косой, завидуешь? — колко отвечаю.
— Да как же не завидовать, когда такая краля греет постель! — расплывается в пошлой ухмылке.
Несколько заключенных поддерживают придурка смешками, но молчат, слушая перепалку.
— Так чего вчера не вышел против Пекаря? Или кишка тонка?
С лица Косого сходит улыбка. Ведь он мелкая сошка, и кишка у него действительно тонка.
Посчитав на этом спор законченным, разворачиваюсь и направляюсь в сторону выхода из столовой.
— Эй! — кричит мне в спину Косой, и я оборачиваюсь. — Ты бы остерегался. Ходит молва, что Хмурый хочет тебе отомстить.
— Он знает, где меня найти. Я не скрываюсь, — холодно отзываюсь, после чего все же выхожу из столовой.
Хочет отомстить? Трижды «ха»! Пусть занимает очередь. Не то чтобы мне нравится идея, что врагов становится все больше и больше, но так уж получается… Я не лезу на рожон, но и не молчу, когда меня задевают. В тюрьме только дай слабину — и тут же набросятся, как те шакалы на падаль. Впрочем, это и в обычной жизни так.
Разумеется, когда я сворачиваю в коридор, что ведет к моей камере, то замечаю двух стервятников, которые хотят поживиться моей добычей.
