Беспощадный король (ЛП) - Торн Айви

Джокер, конечно же, – это Джексон.

Я не могу не задаться вопросом, что думает Афина о Джексоне. Хочет ли она его по-прежнему, или его отстранённое, беспечное отношение к ней полностью отключило её? Не то чтобы меня беспокоила мысль о том, что она может быть с Джексоном. В прошлом я делился девушками с Джексоном так же, как и с Дином. Более того, никто из нас не знает, что сейчас на уме у Джексона, и это опасное место для всех нас. Джексон должен быть одним из нас, но он ведёт себя, и был таким всегда, так, как будто не хочет иметь ко всему этому никакого отношения.

Я не совсем уверен, что ему можно сейчас доверять. Я также не совсем уверен, могу ли я доверять Афине. Но я ловлю себя на том, что хочу этого. Впервые в своей жизни я хочу большего, чем просто секс с девушкой. Я хочу, чтобы у меня была возможность чего-то настоящего.

Я говорил себе, что это невозможно для такого, как я. Что я никогда не смогу никому доверять или открыться. Что шрамы на моей спине слишком точно совпадают со шрамами на моей душе, чтобы я мог позволить себе быть уязвимым.

Я всё ещё не готов быть полностью уязвимым с ней. Но желание есть. И это само по себе впервые.

Несмотря на то, насколько я вымотан, мой сон не совсем спокойный. Сначала я просто вспоминал о вечеринке, о том, как трахнул Афину на глазах у всех, вспоминая, как это было горячо, как она умоляла меня, о сильном наслаждении, когда я впервые погрузил в неё свой член, овладел ею и сделал её своей на всеобщем обозрение.

Но затем воспоминание меняется. Вместо того, чтобы умолять об этом, она пытается оттолкнуть меня, поворачивает голову так, что мне приходится силой открывать ей рот, чтобы проникнуть внутрь, пытается вырваться от меня, когда я прижимаю её к столу. Во сне она кричит: «Нет, нет, нет», но я продолжаю, продолжаю трахать её, прижимаю её лицо к себе и жёстко кончаю, покрывая её губы и щёки своей спермой, а толпа вокруг подбадривает меня.

Во сне они преследуют меня, когда я поднимаю её и выношу на улицу, на холодный ночной воздух. Внезапно мы оказываемся у грязной канавы, где нашли её, но это не какие-то безликие незнакомцы бросают её в неё. Вместо этого я бросаю её голой с набережной в грязную воду, с порезами и синяками на коже, отворачиваюсь и оставляю её там умирать, тонуть в нескольких дюймах грязной воды.

Я резко просыпаюсь, тёмная комната медленно обретает чёткость, я перевожу дыхание и пытаюсь унять бешено колотящееся сердце. Мне требуется всего секунда, чтобы осознать, что Афина свернулась калачиком рядом со мной и тихо дышит, когда спит, а не лежит где-нибудь в канаве. Но сам сон остаётся со мной, оставляя ощущение полной бодрости и беспокойства.

Я бы никогда не поступил ни с одной девушкой так, как эти ублюдки поступили с ней. Издеваться над кем-то так, как они поступили с Афиной, оставляя её умирать, обнажённую и беззащитную перед стихией, это даже за пределами моих возможностей мучить кого-либо. Но это не значит, что я не был тем, кто просто отбрасывал девушек в сторону, кто использовал их и причинял им боль, а затем обращался с ними как с дерьмом, если они пытались что-то сказать мне по этому поводу. Я использовал бесчисленное множество женщин для собственного удовольствия.

Но весь этот опыт с Афиной заставил меня захотеть быть другим. С того давнего дня в библиотеке я планировал использовать её и выбросить, удовлетворить свою одержимость ею, использовать её, чтобы завоевать город, а затем отбросить в сторону, как я поступал со многими другими. Относиться к ней не более чем как к объекту моего собственного удовольствия, когда мне нужно получить удовлетворение.

Я хотел сломить её и был одержим этой идеей долгие годы. Но я не рассчитывал на то, насколько сильной она окажется. Как сильно она будет сопротивляться мне и своим собственным желаниям. Я привык к девушкам, которые набрасывались на меня, которые были готовы унизить себя только ради шанса ощутить меня внутри себя.

Я никогда в жизни не встречал никого похожего на Афину, кого-то, кто мог бы пройти через всё, что у неё было, и всё равно выйти победителем. Кого-то, кто отказался бы сдаваться, кто оказался сильнее, чем я когда-либо ожидал, может быть, даже слишком сильным. Она – вызов, и, как ни странно, я нахожу это более привлекательным, чем когда-либо думал.

Я никогда не рассматривал Афину как партнёра, только как игрушку. Но теперь я начинаю думать, что в ней есть нечто большее. Что если мы с Дином сможем разделить власть, она могла бы быть на нашей стороне.

Она шевелится рядом со мной, и я чувствую, как по мне пробегает волна желания, но не из-за того, что мы делали раньше. Не из-за её покорности или желания наказать её. Я хочу чего-то другого, чего я никогда раньше не хотел ни с одной женщиной.

Интимности.

Я протягиваю руку и нежно убираю волосы с её щеки. Она издаёт тихий стон, прижимаясь ко мне, и мой член напрягается, а бёдра прижимаются к ней почти по собственной воле. Медленно, почти как во сне, я наклоняюсь и провожу губами по её шее. Не сильно, не посасывая и не покусывая, не оставляя следов. Просто нежное прикосновение моих губ к её коже, мой язык скользит, когда я добираюсь до впадинки на её шее, проводя им по линии ключиц.

Афина тихо стонет, сонно поворачиваясь ко мне, и я делаю то, о чём никогда бы не подумал.

Я нежно беру её лицо в ладони и наклоняюсь, чтобы поцеловать.

Я никогда ни с кем не целовался так, как сейчас с ней. Это происходит медленно и нежно, мои губы касаются её губ, я медленно втягиваю её нижнюю губу в свой рот. Чувствую её, пробую на вкус, изгиб её губ и то, как они приоткрываются для меня, её голова сонно откидывается назад, её рот открывается для моего языка, чтобы я мог проскользнуть внутрь. Я чувствую, как её язык лениво скользит по моему, целуя меня в ответ. Затем она поворачивается ко мне, её обнажённые груди прижимаются к моей груди, когда она протягивает руку, чтобы сонно провести пальцами по моим волосам, и снова издаёт тихий, хриплый стон, когда мой твёрдый член прижимается к её животу.

Блядь. У меня никогда не было медленного, нежного секса. Каждый сексуальный опыт, который у меня когда-либо был, был грубым, жёстким и быстрым, просто ещё одна мокрая киска в море других. Я никогда не скользил рукой вниз по женской талии, просто чтобы запомнить её изгиб, никогда не замечал, насколько упруги её бедра по сравнению с мягкостью внутренней поверхности, никогда не слышал разницы в том, как она стонет, когда я прикусываю её нижнюю губу, по сравнению с тем, как я касаюсь её кончиками пальцев по влажным складочкам её киски.

Афина становится чертовски влажной, когда я просовываю пальцы между этими складочками, скользя ими вверх, чтобы подразнить её клитор. Она выгибается навстречу моей руке, закидывая свою ногу на мою и отдаваясь моим ласкам, желая большего. Этого достаточно, чтобы свести меня с ума, того, что даже в полусне она, кажется, хочет меня, может быть, даже больше, потому что она недостаточно осознанна, чтобы сказать себе, что должна бороться с этим.

Я мог бы взять её прямо сейчас, в этом промежутке между её бодрствованием и сном, войти в неё и позволить ей проснуться, наполненной моим членом, увидеть удивление на её лице, когда она осознает, что я снова внутри неё. Но я не могу этого сделать. Я хочу, чтобы она проснулась до того, как я войду в неё, хочу, чтобы она сказала мне, что хочет этого, чтобы знала, что она так же нетерпелива, как и я.

Впрочем, отчасти это и из-за того, что я не хочу быть похожим на тех животных, которые причинили ей боль. Я хочу быть другим. Больше всего я хочу быть другим для неё. Может быть, в этом всё и дело. Возможно, я не хочу, чтобы она когда-либо смотрела на меня и вспоминала о той ужасной ночи. Возможно, это пролило свет на те части меня, которые, как я говорил себе, были в порядке, и которые я хочу изменить сейчас.

Если я вообще способен на это.

— Афина, — шепчу я её имя, а не прозвище, которое я так часто использую для неё. — Скажи мне, что ты хочешь меня, просто так. Никаких наказаний, никаких игр. Только я и ты. А если ты этого не скажешь...