Мы выходим в коридор, и как только дверь за нами закрывается, я шиплю:
– Это что было?
– Ужин, – отвечает она спокойно. – Ты же сам настоял, чтобы я пришла. Вот я и пришла.
Я смотрю ей в глаза.
– Ты притащила мужика. В мой вечер. К мэру. Представила его «другом семьи». Ты что, издеваешься?
– Нет, Ильдар. Это ты надо мной издеваешься уже несколько месяцев, – бросает она холодно, словно не боится. – Сначала в спальне. Потом на сцене. Потом в договоре. Ты хочешь, чтобы я сидела тихо?
Я делаю шаг ближе.
Она едва заметно отступает.
– Да, я хочу, чтобы ты сидела тихо! А не выставляла меня посмешищем перед мэром, таская за собой, какого-то непонятного мужика.
Я едва сдерживаю себя, чтобы не припереть ее к стенке.
– Кто он вообще такой? Нанятый актер? Друг твоей соседки, с которой вы пирожки печете?
Надя молча смотрит на меня.
Потом делает глубокий вдох, сама делает шаг на встречу, словно бросая мне вызов.
А затем на ее губах появляется ядовитая усмешка.
– Нет. Это не актер, Ильдар. Это мой юрист. И он здесь, чтобы фиксировать каждый твой шаг и каждую твою угрозу.
Глава 20
Мы стоим в коридоре, между залом с тонкими бокалами и ложью, и тишиной за закрытой дверью. Ильдар почти нависает надо мной, тяжёлый, злой, с лицом, которое я когда-то знала наизусть. Теперь оно чужое, почти хищное.
– Что ты сейчас сказала? – переспрашивает он.
Глаза выпучены. Лицо перекошено от гнева.
Я выпрямляюсь.
Я не девочка. И не жена, которой можно указывать.
– Это мой юрист, – повторяю спокойно. – Его зовут Олег Белов. Он представляет мои интересы. И он здесь, чтобы убедиться, что всё, что касается меня, фиксируется официально. Чтобы ты не смел меня унижать. Ни словом, ни действием.
Ильдар сначала молчит, а затем резко откидывается назад и громко смеётся.
– Ты серьёзно? Юрист? – он презрительно растягивает слово. – Думаешь, этого будет достаточно, чтобы со мной бороться?
Он шаг за шагом приближается ко мне.
– Я не из тех, кого можно испугать, нацепив дорогой костюм и серьезно надув губки. Хочешь, я сейчас подойду к нему, задам один-единственный вопрос, и он потеряет лицензию? Я таких «адвокатов» за карьеру сотнями видел. Подставной актёр. Не больше.
Я молчу, но внутри всё сжимается. Не от страха. От отвращения. Его спесь, его убеждённость, что всё вокруг это его собственность. Включая меня.
– Надя, – говорит он тише, почти шипит, – если ты решила играть по-крупному, то я тоже могу. Дом тебе никто не обещал навечно. Я переиграю тебя в суде в три хода. И ты останешься ни с чем. Ни с чем! Поняла?
Я смотрю ему в глаза. Он ждёт, что я испугаюсь. Заплачу. Отступлю.
Но я просто молчу, позволяя ему злиться столько, сколько ему хочется.
– Я тебя предупредил, – шикает он, а затем язвительно добавляет: – не нужно играть в игры с их создателем!
Видимо, он и правда сказал мне всё, что хотел, потому что в следующую секунду. Он разворачивается и тяжелым шагом марширует обратно в зал.
Проходит несколько минут.
Я привожу дыхание в порядок, поправляю платье. Убеждаю себя в том, что все сделана правильно, а затем, стараясь казаться уверенной, захожу в зал.
Мне страшно. Но этот страх не похож на паническую дрожь. Он больше напоминает сдавленную пружину внутри.
Но я иду.
Так, словно ничего не произошло.
В центре стола сидит Алеся, раскинув локти, сияя так, будто это её день. Она что-то оживлённо рассказывает мэру, вставляя в каждое предложение имя Ильдара. Он сидит рядом, потягивая вино, не мешает и не поправляет.
Конечно.
– …а когда Ильдар совсем устал, я сама садилась за чертёж. Знаете, как оно бывает: ночь, тишина, чайник вскипел… И вот я уже сижу, просчитываю нагрузку на конструкцию фасада… – звонко, будто на сцене, заливается Алеся.
Мэр улыбается, вежливо, но немного в сторону, с прищуром.
– Простите, Алеся, а какое именно участие вы приняли в проекте? Ну, вот прямо технически.
Алеся тут же подаётся вперёд, не сбавляя оборота:
– Ой, я же всё делала! И перепроверяла расчёты, и чертила схемы за Ильдара, когда у него были встречи. И с переговорами помогала. Я звонила поставщикам, объясняла тонкости логистики. Мы с ним буквально жили в этом проекте! Я старалась всё понять: структуру, эстетику, даже законодательство! Мы с ним просто одно целое в этом музее!
Замираю. Ощущение, как будто меня ударили чем-то тяжёлым. Не по телу, а по памяти.
Я ведь помню, как я сидела по ночам с его эскизами. Как я исправляла в чертежах нелепые ошибки. Как я отдавала свои лучшие идеи, чтобы он мог отдыхать. Я ведь и вправду жила этим проектом.
А теперь мою работу присваивает она.
С её голоском. С её сиянием. А Ильдар молчит.
Даже не пытается её остановить. Не говорит: «Нет, это не она. Это Надя».
Нет. Он смотрит на мэра, будто ничего не происходит.
А я чувствую, как у меня забирают не только прошлое. Но и настоящее.
Глава 21
Олег, всё это время молча наблюдавший за представлением, вдруг наклоняется вперёд. Его вежливая улыбка сперва касается Алеси, а затем Ильдара.
– Простите, Алеся, – говорит он, словно невзначай.
Его голос спокоен, но в нём слышен едва заметный нажим, как у человека, который знает, на какую кнопку нажать.
– Вы упомянули, что сами делали расчёты по нагрузке на фасад? Интересно.А на какую формулу вы опирались при определении коэффициента ветровой устойчивости для южной стены?
Алеся мигает.
– Ой, ну это технические моменты, конечно, мы всё обсуждали с Ильдаром…
– Но вы же чертили, да? – продолжает Олег с той же вежливостью.
– Значит, наверняка знаете, на какую нагрузку проектировалась балка над стеклянной галереей?
– Ну… я… – Она начинает мяться, выискивая в воздухе подходящие слова. – Там же всё индивидуально рассчитывается… ну, с учётом материала…
– Конечно. Только, простите, – он делает вид, что вспоминает, – в проекте ведь была ошибка с термонагрузкой на световой купол, насколько я помню. Вы её тоже сами исправляли?
Она теряет улыбку. Остановилась. Секунда.
И напряжение повисает в воздухе.
Но вдруг, словно найдя спасательный круг, она вскидывает голову и, с улыбкой торжества, лезет под стол.
– Одну минутку! Я ведь даже сохранила один из чертежей, над которым работала!
Она достаёт из сумки планшет, вводит пароль и несколько секунд что-то ищет в памяти устройств.
А затем, как ни в чем не бывало кладёт планшет на стол.
– Вот! Это мой вклад!
Все тянутся взглянуть. Ильдар молчит, мэр склоняется поближе.
А у меня перехватывает дыхание. Этот чертёж я знаю наизусть. Каждая линия моя. Я рисовала его в ту ночь, когда у Ильдара сломался ноутбук, и всё пришлось делать мне на планшете!
Вот эта кривая, слишком округлая, я потом хотела её поправить. Вот эта приписка сбоку – это моя рука. Мой почерк.
Я даже дышать не могу! Не то, что говорить! Олег уже поворачивается ко мне и чуть склоняет голову.
– Ваш? – тихо спрашивает он.
Я еле заметно киваю.
В груди сейчас пустота.
Она украла!
Мою работу. Мою жизнь. Мою роль.
Ильдар откашливается, его голос звучит уверенно и напоказ тепло:
– Алеся была не просто вдохновением, она невероятно способная. Её ум действительно дал проекту второе дыхание. Она вникала во всё. И я горжусь, что она была рядом на этом пути.
Он говорит это так, будто мы с ним никогда не обсуждали ни единого плана, будто моих бессонных ночей и выверенных расчётов просто не существовало.
Мэр, сдержанный, но заинтересованный, кивает:
– Понимаю. Проект действительно выдающийся. Работа такого уровня большая редкость. Знаете, – он смотрит на Алесю, – если вы действительно так талантливы, вам нужен будет свой проект. Но под чутким руководством Ильдара, конечно. Уверен, он сможет направить вас.
