Непримиримая одержимость - Анис Дрети

— Черт! — голос Амели вернул меня в реальность. — Кажется, я всё испортила.

Что?

Я тряхнула головой, прогоняя оцепенение, и взглянула на пробирку в руках Амели. Мои глаза округлились. Похоже, она опустила пипетку не в тот растворитель. Я вынула пипетку из её пальцев и подняла для проверки. В тот же момент другой голос прорезал гул голосов.

— Какого черта ты делаешь? — прогремел профессор Максвелл из другого конца комнаты.

Мое сердце пропустило удар, а затем забилось в неровном ритме. В глубине души затеплилась обманчивая надежда: может быть, он обращался не ко мне?

К моему ужасу, он решительно направился к нам. Его шаги звучали угрожающе громко, поскольку все остальные притихли, боясь дышать, чтобы не обратить его гнев на себя.

— Ты только что смешала ПМУ с метанолом? — Ледяные голубые глаза обвиняюще впились в меня.

Амели открыла рот, чтобы сказать, что это её ошибка, но я пнула её по ноге, прежде чем она успела сознаться во всем. Амели была на стипендии – и потеряла бы её, если бы вылетела с курса. Лучше уж я, чем она, хотя понимание этого ничуть не облегчало тяжести гнева профессора.

— Ты хоть понимаешь, насколько редок ПМУ?! — рявкнул он. — Его невозможно достать.

В голове роились оправдания, но они застряли за сжатыми губами. Слова были внутри меня, как бабочки – прекрасные, но неуловимые, когда они так нужны. Я мысленно пробормотала извинения, но голос так и не прорвался наружу.

Амели снова открыла рот, и я ущипнула её под столом.

— Ай! — прошипела подруга, потирая ушибленный бок. На этот раз она выглядела достаточно разозленной из-за физической атаки, чтобы позволить мне принять удар на себя.

Я метнула на неё предупреждающий взгляд, безмолвно приказывая заткнуться. Если её лишат стипендии, она не сможет закончить последний курс. Семья Амели рассчитывала на её будущий доход, и ей было что терять – куда больше, чем мне.

Я мельком взглянула на профессора Максвелла, гадая, слышит ли он, как бешено колотится моё сердце. Ладони вспотели, и у меня закружилась голова.

Профессор был в ярости. Он с такой силой ударил ладонью по столу, что весь класс вздрогнул.

— Из-за тебя мы потеряли как минимум неделю! — взревел он, затем повернулся к остальным студентам. — Это не офис вашего папочки, где можно играть понарошку, а кто-то другой потом приберет за вами беспорядок. Здесь ваши промахи имеют последствия! — Профессор Максвелл снова перевел взгляд на меня. В его глазах на мгновение мелькнуло что-то – возможно, удивление, – но затем его выражение вновь стало гневным, и он прогремел, наказывая всех за мою ошибку:

— С меня хватит этого цирка! Никто из вас не достоин, чтобы я вас учил. Вон из моей лаборатории, все до единого!

7.Кайден

Я нахмурился, наблюдая за Розой. Гул студенческих голосов был приглушенным фоном. Большинство из них считали меня уродом за то, что я накричал на безобидную Розу Амбани. Я потерял самообладание, и это меня беспокоило – не потому, что я переживал о чувствах девушки, а потому, что её последующая реакция оказалась неожиданной.

Большинство студентов либо сломались бы, либо огрызнулись в ответ. Роза была застенчивой, поэтому я ожидал, что она сгорбится и сожмется, после того как я наказал весь класс за её ошибку.

Конечно, она выглядела напуганной, но лишь потому, что я привлек к ней взгляды всех присутствующих. Она боялась внимания, а не меня. В её глазах не было ни слезинки, и она не выбежала из аудитории, поджав хвост. Это разительно контрастировало с унижением, которое должно было её поглотить.

Какой неудовлетворительный результат.

Почему мои слова не сломали её? Студентки обычно рыдали, когда я отчитывал их. Избалованные заявляли: «Вы знаете, кто мой отец?». Более смелые пытались меня соблазнить, чтобы «исправить» ситуацию.

Идиотки.

Реакция Розы была первой в своём роде и поставила меня в тупик. Она не плакала и не угрожала мне статусом своей семьи. Её спокойствие выбило меня из колеи. Всё, что я получил от неё – это пустоту, которая не поглощала и не отражала эмоции, направленные на неё.

Возможно, она попытается соблазнить меня, если останется со мной наедине.

Надеюсь, что нет.

Впервые чья-то реакция – или, точнее, её отсутствие – застала меня врасплох. Втайне я надеялся, что хоть один студент сумеет выделиться среди остальных легковерных идиотов и докажет, что я ошибаюсь, поскольку считал этот университет пристанищем титулованных снобов.

Я прислонился к столу, скрестив руки. Её надоедливая подруга многозначительно посмотрела на неё, пока Роза прятала книгу, которую я узнал как свою собственную. Администрация рекомендовала этот учебник. Разумнее всего перед встречей со строгим профессором было бы изучить рекомендованный список литературы, но больше никто до этого не додумался, ведь это не было обязательным.

Как я и говорил – идиоты.

И как раз когда я подумал, что, возможно, спугнул свою единственную толковую студентку, Роза спокойно продолжила чистить оставшиеся колбы.

Неужели она выполняла порученное мной задание, вместо того чтобы просто уйти?

Остальные выскочили из лаборатории так, будто у них горели задницы. Почему же она не спешила уходить после того, как я публично унизил её?

Её подруга тоже осталась для моральной поддержки в борьбе против большого злого преподавателя, время от времени бросая на меня убийственные взгляды. Но моё внимание было приковано лишь к одному человеку.

Я вернулся к своему рабочему месту, наблюдая за Розой краем глаза. Тишина лаборатории давила на мои уши, когда я сосредоточился на их разговоре. Если концентрироваться только на них, можно было разобрать, о чем они шепчутся.

— Не нужно было меня покрывать. Ты могла попасть в серьезные неприятности, — тихо сказала её подруга, глаза которой были полны беспокойства. — Ты в порядке?

Роза взяла вину на себя ради подруги. Интересно. Но почему?

Мне было любопытно, станет ли она объяснять свои мотивы, но у меня было ощущение, что Роза предпочитает невербальные способы общения. Я обращал на неё внимание в течении всего занятия – она почти не участвовала в разговорах с напарниками. Хотя, если мне не изменяет память, я слышал раньше, как она разговаривала на тех случайных мероприятиях, где мы оба присутствовали.

Роза кивнула, бросив на меня осторожный взгляд.

— Он козел. Не позволяй ему добраться до тебя, — добавила её подруга.

Я не добрался. В этом и была проблема. Мои пальцы сомкнулись на горлышке колбы. Я разливал и отмерял растворы, холодное стекло стало моим безмолвным союзником в попытке казаться невозмутимым.

Что-то в апатии, таящейся в карих глазах Розы, беспокоило меня, словно крик в переполненной аудитории был сущей мелочью по сравнению с её прошлым. Будто она пережила столько боли, что едкие замечания были для неё музыкой. Её поведение намекало на скрытые слои, тайны, спрятанные под каждой поверхностью, и несмотря на моё обычное безразличие, я был заинтригован.

Мне это не нравилось.

Я привык заставлять людей нервничать, а не позволять им действовать на меня.

Лаборатория опустела, если не считать Майлза, моих ассистентов и задержавшихся двух девушек, тихо убирающих и раскладывающих всё по местам. Я наблюдал, как Роза переходит от одной задачи к другой. До меня вдруг дошло, что в её методичной работе есть ритм. Она чистила каждый предмет определенное количество времени.

Я открыл на телефоне приложение и запустил секундомер. Когда она взяла стеклянную колбу и щетку, нажал «старт». Она двигала щеткой с грацией, присущей только ей, не тратя ни слова впустую. В её голове, казалось, сработал невидимый таймер, сигнализируя положить щетку. Я мгновенно нажал кнопку «стоп».

Сто двадцать секунд. Ни секундой больше, ни меньше. Всё было отрепетировано до совершенства – она проделывала это сотни раз и не нуждалась в помощи секундомера.