Непримиримая одержимость - Анис Дрети

Если бы в мою лабораторию ворвался кто-нибудь другой, его уже бы отчислили. Но её невинные черты сделали нечто неожиданное – они заставили меня чувствовать ответственность за нее. Чем дольше я смотрел на Розу, тем труднее было сохранять холодность.

Я открыл коричневый пакет и вытащил оттуда большой флакон.

— ПМУ? — спросил я, заставляя голос звучать мягче.

Она кивнула, глядя себе под ноги. Роза не могла встретиться со мной взглядом или заговорить, когда была напугана до полусмерти, хотя я надеялся, что понижение голоса поможет.

Не помогло. Девушка была напряжена и скована, словно на грани сердечного приступа.

Казалось, она могла говорить лишь иногда. Что это, избирательная немота³?

Смягчив свой угрожающий взгляд – чтобы не напугать её до смерти, – я попробовал снова, стараясь, чтобы голос звучал ровно:

— Где ты нашла ПМУ? Это невероятно редкий реагент.

Она по-прежнему молчала. Единственными звуками в лаборатории были низкое гудение холодильника и шум лабораторного оборудования.

Возможно, дело было в моем языке тела.

Я опустил пакет и расставил руки, приняв более открытую позу.

— Ты пополняла запасы? — спросил я мягче.

Снова кивок.

— Ты могла принести его на следующее занятие. Как бы я узнал, что это твоих рук дело?

На этот раз она не кивнула, а лишь опустила голову, ожидая, что я вынесу суровый приговор за правильный поступок.

Это был первый по-настоящему грамотный шаг, который кто-либо совершил в моем классе. Она раздобыла практически недоступный реагент и принесла даже больше, чем уничтожила её подруга. Почему Роза не хотела афишировать, что пополнила запасы, тем более что она уже взяла вину на себя чужую вину?

Поскольку девушка отказывалась говорить, мне пришлось строить догадки. Самым вероятным ответом было то, что Роза любой ценой стремилась избежать внимания.

Впервые в жизни я отчаянно хотел услышать голос другого человека и узнать мотивы поступков, но она молчала как рыба. Это лишь сильнее раззадорило меня.

— Как ты получила шрамы на животе?

Вопрос возымел желаемый шокирующий эффект. Она ахнула, на её лице застыла смесь удивления и растерянности. Уязвимость исказила её черты, когда она произнесла первые слова за сегодня.

— Откуда Вы знаете о моих шрамах?

Её губы двигались медленно и неуверенно, и потребовалось несколько секунд, чтобы смысл слов дошел до меня. Я уставился на её рот, не веря, что она заговорила. Её голос был низким, хрипловатым, и от того, что она так редко пользовалась им, звучал бесценно. Он делал её хрупкие черты лица еще мягче.

Удивление вытеснило её страх – ненадолго, но достаточно, чтобы она заговорила и посмотрела мне в глаза. Я воспользовался этим, чтобы сохранить динамику.

— Увидел их сегодня случайно. На твоем теле есть другие шрамы или только на животе? — я кивнул на консервативную блузку.

Её рука инстинктивно взметнулась к воротнику, пытаясь скрыть то, что и так уже было скрыто тканью. Неуместный вопрос ошеломил её настолько, что Роза ответила защитным тоном:

— Нет. Только на животе. — Её хриплый голос был музыкой для моих ушей.

Я собрал всю выдержку, на какую был способен, и надавил:

— Как ты их получила?

— Меня несколько раз ударили ножом, когда я была ребёнком. — Она произнесла это без единой эмоции, словно зачитывала расписание на неделю. Ни тени гнева из-за того, что кто-то нанес ей многочисленные удары. Ни капли печали. Ничего. Внутри неё была пустота.

Её наивность, невинность и огромные карие глаза вытеснили из моей головы все мысли.

— Ты знаешь, кто это сделал?

Она покачала головой.

Я продолжил допрос, потому что Роза явно не собиралась поддерживать разговор.

— Какой план долгосрочного ухода за шрамами тебе назначили?

— Что?

— Если это произошло давно, врачи должны были предоставить тебе план последующего ухода.

Она смотрела на меня так, словно не имела ни малейшего понятия, о чем я говорю.

Семья Розы по богатству могла соперничать с нашей. Их врачи должны были предложить ей альтернативные варианты, планы долгосрочного лечения и ежемесячное наблюдение. Большинство девушек из нашего круга к настоящему моменту уже обратились бы к пластическим хирургам, чтобы удалить шрамы, хотя я бы этого не рекомендовал. Поверхностные шрамы не идут ни в какое сравнение с восстановлением после операции. Роза предпочла практичность тщеславию, скрывая их, вместо того чтобы подвергать себя ненужной боли. Я не знал ни одной женщины, которая поступила бы так, имея свободный доступ к альтернативам.

Девушка ошеломляла меня на каждом шагу, и я ненавидел это.

Было слишком рано вмешиваться в её дела, но я всё равно это сделал.

— Узнай у своей семьи, назначали ли врачи тебе план лечения, и принеси его мне завтра.

Она неуверенно кивнула и восприняла это как разрешение сбежать.

8.Роза

— Выключите телефоны и достаньте тетради. — Беспристрастный голос профессора Максвелла прокатился по аудитории. — Ноутбуки запрещены, и я не повторяю сказанное. Пишите быстро, если что-то упустите – ваши проблемы. Не перебивайте меня.

На мгновение в классе повисла растерянность, сменившаяся суматохой, когда все осознали, что наш эксцентричный профессор соблаговолил прочесть лекцию. Его решение поделиться знаниями было редким даром. Мы не знали, что заставило его передумать учить нас, но никто не посмел ослушаться, – все бросились доставать тетради.

Я молча выключила телефон и медленнее других достала толстую тетрадь. Аккуратно положила перед собой две ручки, бессознательно провернув каждую три раза. Взгляд профессора задержался на мне, пока я выполняла свой странный ритуал. Если бы я не знала его лучше, могла бы подумать, что он ждет, пока я полностью подготовлюсь, чтобы начать лекцию.

Он отвернулся, как только я сняла колпачок с ручки.

— Начнем с основных элементов таблицы Менделеева. Если вы еще не выучили её, советую покинуть мой класс.

Я всегда делала записи медленно и предпочитала ноутбук ручке. Однако на занятиях профессора Максвелла этот вариант был недоступен. Я строчила так быстро, как только могла, и посреди самой напряженной лекции в моей жизни чернила в ручке закончились. Я схватила другую – и поняла, что она тоже на исходе.

Серьезно?

Я всегда носила с собой запасные ручки, но Амели передвинула наши сумки на пол, чтобы освободить место на столе. Прежде чем я успела сползти со стула и найти свою, Мэтт бросил на меня пытливый взгляд.

— Что случилось? — прошептал он.

Я молча потрясла ручкой в воздухе.

Он ободряюще улыбнулся.

— Держи, у меня есть запасная, — тихо проговорил он, протягивая гелевую ручку.

Взгляд профессора Максвелла упал на нас как раз в тот момент, когда я тянулась за ней.

— Я Вас утомил, мистер Дойл? — спросил он, резко прерывая лекцию.

Я выпрямилась, а Мэтт замотал головой.

— К-конечно нет, профессор.

Я хотела вмешаться и объяснить, но уже знала, что не смогу говорить, когда на меня смотрят десятки глаз.

Мэтт заметил мою дилемму и ответил:

— У Розы закончились чернила, я просто дал ей ручку.

Профессор Максвелл выглядел спокойным, но это было то спокойствие, что предвещает бурю.

— Поскольку у Розы кончились чернила, на сегодня мы закончим.

Мое лицо залилось краской, когда однокурсники устремили на меня осуждающие взгляды. Черт. Они были в ярости, что я сорвала им уникальную лекцию.

— Роза, предлагаю тебе вернуть ручку, раз записывать больше нечего, — произнес профессор Максвелл безразличным тоном.

Сначала я решила, что он шутит, пока не заметила, что его взгляд не отрывается от меня, ожидая подчинения. С дрожащими пальцами, под всеобщим вниманием, я протянула ручку обратно. Профессор Максвелл не сказал больше ни слова, пока обмен не был завершен.

— Завершите вчерашние задания, — туманно распорядился он вышел из лаборатории, его низкий голос заставил мой желудок сжаться.