Яблочный пирог и любовь - Сахра Зейнеп

Шрек передо мной зарычал, как злая собака. Когда его огромная лапа выхватила флакон из моей руки, будто собираясь его проглотить, я не подала виду, что мне не по себе. Он развернулся, и я тут же захлопнула дверь, а потом громко выдохнула.

Если я смогла противостоять злому великану, то вынесу и эти несколько ночей.

Ободряя себя, я снова побежала в ванную. Эмир снова терял сознание, его рвало, а я лишь гладила его по спине. Но мы пережили ту ночь. И следующие тоже…

Эмир уже почти две недели не принимал «Эдем». По ночам его трясло до самого утра, я сидела рядом, пытаясь успокоить его и привести в чувство. Иногда мы обманывали его мозг самыми крепкими напитками, чтобы хоть немного заглушить ломку.

Первая неделя оказалась ужасной. Приступы были настолько сильными, что в какой-то момент я даже хотела достать спрятанные в стене таблетки и запихнуть их ему в глотку. Но Эмир был сильнее. Когда тремор немного стихал, он просил меня читать ему строки из «Ромео и Джульетты», чтобы продержаться. Я гладила его по волосам и, запинаясь, делала, как он просит. Мы еще раз использовали препарат, который я принесла из больницы, но на этот раз я ввела только треть дозы. И это помогло Эмиру немного поспать.

Вторая неделя прошла легче. Приступы стали реже и слабее. Они обострялись только в те часы, когда он обычно принимал «Эдем», но мы уже знали чего ждать и были готовы. Я вытирала пот с его лба, а Эмир изо всех сил напрягал мышцы, чтобы перетерпеть. К концу приступа он просто выдыхался и засыпал даже без укола. А я, ожидая, пока он проснется, продолжала гладить его волосы.

Очередным утром, когда я мысленно посылала в адрес Акына, доведшего Эмира до такого состояния, самые грубые ругательства, голова на моих коленях пошевелилась. Уставшие голубые глаза приоткрылись, их взгляд искал меня. Эмиру стало лучше. Он сбросил несколько килограммов. Мне было грустно из-за этого, он же, наоборот, ухмылялся, заявляя, что теперь-то он в отличной пляжной форме. Я понимала, что он просто пытается меня успокоить.

Его взгляд встретился с моим, и Эмир улыбнулся – наполовину смущенно, наполовину умиротворенно.

– Я снова измучил тебя, Джульетта? – спросил он сонным голосом.

Я улыбнулась и пожала плечами:

– Не больше, чем себя.

Он с трудом приподнялся. Недовольно огляделся. Увидев на столе стопку открытых учебников, поморщился.

– Мы отстаем от программы. Если так пойдет, тебе придется пересдавать несколько предметов.

Я потрепала его по волосам, затем встала с кресла и потянулась – ноги затекли.

– Не переживай. Ты же сам дал мне тактику, как выкрутиться, еще до того, как бросил «Эдем». – Я подмигнула ему и подошла к учебникам.

Семестр подходил к концу, началась сессия. И мы, пользуясь любой свободной минутой между приступами Эмира, зарывались в книги. В последние дни к нашей учебной группе присоединялись Су и Дамла, но, как только у Эмира начинали дрожать руки, они исчезали, будто по сигналу тревоги. Я объяснила девчонкам ситуацию без лишних подробностей. Су, которая сама проходила через похожее, отнеслась с пониманием. Она принимала «Эдем» всего неделю, и даже ей было тяжело бросить. А Эмир сидел на нем почти три года. По сравнению с Су ему было в разы сложнее, но самое страшное мы уже пережили. Теперь ему было значительно лучше.

Пока я училась, он ел суп, который приготовила Сафие-абла. Она уже полностью привыкла к моему присутствию в доме и даже спрашивала, не нужно ли мне что-нибудь. Поскольку ночью Эмиру становилось хуже, я лишь иногда бегала в общагу за сменой одежды и сразу возвращалась. Поэтому он обустроил для меня комнату на втором этаже. Даже постелил там цветное покрывало, решив, что оно мне понравится. Мне было немного неловко, но Эмир был очень доволен собой. Иногда я замечала, как они с Сафие-аблой многозначительно переглядываются. И в такие моменты испытывала еще бо́льшую неловкость.

Когда Сафие-абла поставила на стол сютлач [5], щедро посыпанный корицей, аромат заставил меня закрыть глаза. Этот запах ассоциировался у меня только с одним человеком. С Ахметом…

В эти две недели я навещала его при любой возможности. Он тоже поправился, но всякий раз, когда я приходила, вел себя так отстраненно, будто старался не замечать меня. После той ночи, когда в него стреляли, он будто возвел между нами стену и не хотел, чтобы я преодолевала ее. При посторонних он просто делал вид, что я не существую, а когда мы были наедине, молчал и на мои вопросы отвечал односложно. Я не знала причины, но каждый раз уходила из их дома с ощущением, что я там лишняя, и у меня щемило сердце.

А вот с Ясмин Ахмет становился совсем другим человеком. Не знаю, как он вел себя с ней наедине, но в компании смеялся даже над самыми плоскими ее шутками. Тем временем вся махалля [6] уже знала про историю с участком. А история о том, как Ахмет бросился под пулю ради Ясмин, передавалась из уст в уста. Если бы я не была там той ночью, то и сама поверила бы в эту легенду.

Этот момент все обрастал и обрастал романтическими подробностями. В одних версиях пуля летела в Ясмин, и Ахмет закрывал ее собой. В других бандит наставлял пистолет на Ясмин, Ахмет бросался на него, и в драке пистолет стрелял. Но какой бы ни была версия, Ахмет и Ясмин всегда оставались главными героями. Никто даже не упоминал, что той ночью там были я и Эмир. В этом кино мы превратились в ничего не значащих статистов.

Я встряхнула головой и открыла глаза. Сейчас главным был план. А Эмир сказал, что через пару недель мы приступим к его реализации. Когда он сел рядом, с растрепанными волосами и покрасневшими глазами, я не смогла сдержать улыбку, глядя на его симпатичное лицо. Но тут Эмир взялся за учебник, который я только что закрыла, и мои губы дрогнули от досады.

– Ты ведь не собираешься по второму кругу мучить меня биохимией, а? – спросила я с тоской.

Он посмотрел на обложку, смущенно почесал затылок:

– Мы уже закончили с ней, да?

С тех пор как Эмир бросил «Эдем», его память и концентрация были не те, что прежде, но я знала, что он восстановится. Чтобы он не расстраивался, я погладила его руку.

– Ты уверен, что твой новый мозг не подведет нас? – спросила я полушутя.

Он коснулся моих пальцев в ответ:

– Акына сможет переиграть даже идиот. Нам нужно лишь не дать ему заподозрить неладное. Так мы одним выстрелом убьем двух зайцев.

Я с любопытством посмотрела на Эмира. Меня до сих пор бесило, что он не раскрывает мне деталей плана. Он взял мою руку в свою и погладил:

– Не переживай: мы избавимся и от Кенана, и от Акына одновременно. Доверься мне… и оставшейся половине моего мозга.

Он подмигнул, и я рассмеялась, но не сдалась:

– Ты все еще не хочешь рассказывать мне детали плана?

Эмир задумался. Его взгляд скользнул по мне, будто он взвешивал что-то в уме.

– Вообще, я как раз сегодня собирался тебе сказать. Когда закончатся экзамены, тебе нужно будет пойти со мной в одно место. – Я нетерпеливо уставилась на него, и он с довольным видом продолжил: – Я повезу тебя на бал.

Я остолбенела. Потом фыркнула, решив, что он шутит.

– Без дураков. Серьезно. Я везу тебя на бал. Медицинский бал. Там будут мужчины при полном параде, в смокингах, женщины в роскошных платьях и перчатках. Ты обалдеешь.

Верилось с трудом, но он, похоже, говорил всерьез. Я покачала головой и высвободила руку из его ладони.

Когда я вернулась в общагу и рассказала Су и Дамле про бал, их визг дал мне понять, что это не шутка.

– Не могу поверить, Сахра! – воскликнула Дамла. – Он правда сказал, что берет тебя на медицинский бал?!

Я кивнула, все еще не понимая, отчего они так разволновались. Дамла села напротив меня и начала объяснять, как ребенку:

– Милая ты моя глупышка, смотри: медицинский бал – это очень серьезное мероприятие государственного уровня. Туда приходят ректоры, министр здравоохранения, шишки из Военно-медицинской академии, люди в форме с кучей звезд на погонах. Даже президент иногда приезжает!