Или у нее какая-то болезнь, о которой она мне не рассказывает (что кажется маловероятным, потому что она в таком прекрасном настроении), или случилось немыслимое: она влюбилась.
– Мы больше не знаем никаких холостых мужчин, – говорит Элисса. – Как-то так получилось, что все наши друзья теперь родители.
– Сет просил передать привет, – с озорным видом сообщает Роб.
– Сет? – переспрашивает моя мама.
– Рубинштейн, – поясняет Деззи.
– Сет Рубинштейн? – повторяет моя мама с таким видом, будто Деззи сказала что-то ужасное. – Эти имя и фамилию я давно не слышала. Кем он стал?
Сет ей никогда не нравился. Мы встречались в худшие годы после ее развода, и она считала, что у нас складываются слишком серьезные отношения для таких молодых людей. Он меня или обрюхатит, или разобьет мне сердце. Она испытала облегчение, когда я порвала с ним до того, как он успел сделать то или другое.
– Он живет в Чикаго, – сообщает Деззи. – Моллс не упоминала, что мы видели его на вечере встречи выпускников?
Мама сурово смотрит на меня.
– Не упоминала.
– Они очень мило поболтали. Долго болтали, – сообщает Элисса. – Да, Молли?
– Что, правда? – взвизгивает мама, потому что Элисса злодейка, а моя мама совсем неглупая женщина.
– Нет, – вру я. – Просто обменялись новостями. И учти: он работает адвокатом по бракоразводным процессам.
Мама прищуривается так сильно, что ее глаза превращаются в щелочки.
– Не может быть!
– Еще как может. Он партнер в какой-то крупной фирме.
– Понятно. Я была права, что никогда ему не доверяла, – объявляет мама. – Подумать только: он выбрал эту специальность после того, как видел, что случилось с тобой.
Я не спорю: согласна, что это несколько странный выбор жизненного пути после того, как я была ходячим примером травмированного разводом ребенка, причем на протяжении четырех лет. Но как бы там ни было, карьера Сета – не мое дело. Даже несмотря на то, что после нашей встречи я думала о нем такое количество раз, что это вызывает тревогу.
Очень маленькая часть меня испытывала искушение отправить ему письмо по электронной почте.
Спросить, будет ли он здесь в этом месяце. Но я не хочу, чтобы у него складывалось ложное впечатление о траектории развития наших отношений. Заключили мы пари или не заключили, его утверждение, что мы снова будем спать вместе, подразумевает, что, по его мнению, та ночь могла перерасти в нечто большее, чем короткий легкий романчик. Он посчитал ту ночь значимой сюжетной точкой в романтической истории, которая пойдет по восходящей.
Но это было не так.
Я не завожу любовных отношений с хорошими людьми. Я не создана для этого.
И мне не хочется снова причинять ему боль.
Элисса зевает, извиняется за это и снова зевает.
– Думаю, что это знак: нам пора расходиться, – говорит Райленд.
Все встают, потом полчаса обнимаются, затем идут последние реплики, рождественские пожелания, шутки, которые понятны только присутствующим, снова объятия. После того как все уходят, мама целует меня, желает спокойной ночи и отправляется наверх в свою спальню.
Я иду в кухню и проверяю свой телефон, который поставила там на зарядку, пока мы катались на катере.
Пропущенный звонок и два сообщения в чате от моего отца.
Папа:
Привет, лапочка.
(Он знает, что я ненавижу, когда меня называют лапочкой.)
Папа:
Не могу завтра, давай перенесем на другой раз. Позвони мне.
Предполагалось, что я приеду к нему домой к одиннадцати на поздний завтрак с ним и его (четвертой) женой Селестой. Отменить празднование Рождества – это что-то запредельное, даже для него.
Хотя не могу сказать, что меня это удивляет. Он относится к тем родителям, которым нужно звонить самой (в отличие от моей мамы, которая с радостью звонила бы мне по пять раз в день, если бы считала, что я отвечу), и тем людям, для которых ничего не значит не выполнить обещание и продинамить планы, которые строились очень давно. Кстати, он так и к браку относится. Он был таким с моих подростковых лет, и в большинстве случаев я не воспринимаю его поведение как что-то личное.
Но отшить меня в день рождения Господа нашего Иисуса Христа – это что-то новое.
Я ему не перезваниваю, потому что, если перезвоню, он услышит смятение и огорчение в моем голосе. Вместо этого я отправляю ему сообщение:
Молли:
В чем дело?
Я вижу, что он прямо сейчас что-то печатает. Наверное, это можно считать комплиментом. Обычно ему требуется несколько дней, чтобы ответить.
Папа:
Селеста больна, и я тоже не очень хорошо себя чувствую. Не могу встретиться завтра.
Папа:
Давай вместо этого попробуем пропустить 26-го по стаканчику.
Попробуем пропустить по стаканчику? Я – его единственная дочь!
Молли:
Я уезжаю 26-го.
Молли:
У меня самолет в 8 утра.
Папа:
Хорошо. Я буду в Лос-Анджелесе в следующем месяце. У меня назначены встречи. Приглашу тебя на ужин.
Как мило.
Часть меня хочет ему позвонить и наорать на него, чтобы он хотя бы притворился, что расстроен. Но если он узнает, что я разозлилась, он просто займет оборонительную позицию. Это разозлит меня еще сильнее, я начну плакать и ненавидеть себя за то, что плачу, а он скажет мне, что я веду себя как маленький ребенок, и я повешу трубку.
Конечно, это если рассуждать умозрительно.
Поэтому я просто печатаю: «ОК».
Папа:
С Рождеством!
Я не отвечаю. Внезапно меня охватывает беспокойство. Ничто не вызывает у меня такой бурной реакции, как отношение отца, когда он от меня отмахивается.
Я задумываюсь, не разбудить ли маму, чтобы она мне посочувствовала и сказала, какая он неисправимая сволочь (это ее любимая тема, если не считать цены на недвижимость), но тогда я не засну всю ночь и буду размышлять.
Не хочу про него думать. Хочу, чтобы кто-то обнял меня и помог забыть.
«Черт побери!» – думаю я.
Я открываю электронную почту и ищу адрес Сета.
От: [email protected]
Кому: [email protected]
Дата: понедельник, 24 декабря 2018 года, 21:02
Тема: привет
Ты в городе?
Глава 12. Сет
Я не в городе. Я в Нашвилле, в доме брата с членами нашей семьи.
Но я испытываю очень большое искушение выскользнуть из дома украдкой, зафрахтовать самолет и полететь во Флориду, просто ради удовольствия – а этим удовольствием будет положительный ответ на письмо Молли Маркс.
Мой брат Дейв заходит в небольшой обособленный кабинет, где я обосновался и пытаюсь собрать трехколесный велосипед моему племяннику.
– Помощь нужна? – спрашивает Дейв, скептически осматривая море болтов и винтов, а также валяющиеся в беспорядке блестящие красные металлические части велосипеда. Все это разбросано вокруг меня.
– Может, будет лучше выбросить все это и выписать ему чек, – говорю я. – Как ты думаешь? Пятьсот долларов?
– Ему три года.
– Хорошо. Посмотри, может, у тебя получится привинтить колесо вот этой металлической штукой вон туда.
– Шестигранным ключом?
Дейв – инженер-механик. Он болезненно воспринимает мое незнание названий простейших инструментов, не говоря про неумение ими пользоваться.
Через несколько минут, только мельком взглянув на прилагающуюся к деталям совершенно непонятную схему, которая считается инструкцией, он собирает маленький красный велосипед, прикручивает к нему руль с кисточками и все остальное.
