Мгновения вечности - Эндерин Ева

Чаще всего Пэм перебарщивала с контролем всех и вся, но иногда, как сейчас, забота Пэм все же оказывалась как нельзя кстати и пробуждала неожиданное тепло и чувство уюта.

– Как он общался с отцом?

– Подчеркнуто уважительно. Алан Блэквуд выдрессировал себе идеального породистого щенка.

Пэм не сказала этого, но Кейт прочла все между строк: «…идеального щенка, какими никогда не станем мы с Патриком».

– О каких щенках речь?

Боги. Его голос. Кейт каждый раз словно умирала и возрождалась заново, когда слышала его легкую хрипотцу.

– Патрик! – обрадовалась приходу брата Пэм и тут же вскочила с места, чтобы обнять мокрого насквозь Уэльса.

Да. Это был, мать его, тот самый свитер.

– Ты уверен, что записался на лыжи, а не на плавание? – запричитала Пэм. – Ты промок до нитки.

– Пару раз занесло на поворотах, повалялся в снегу.

Кейт как-то представляла, как они вместе лежат в сугробе и сладко целуются. Его лыжи были воткнуты где-то позади, и создавалось ощущение, что они лежат на огромной белой перине кровати с необычным изголовьем.

– А у нас тут интересная тема для разговора, – вернулась на диван Пэм, а Патрик, к несчастью, занял тот, что стоял напротив.

– Да? Уже обсудили обосранца Джима?

– Понять не могу, зачем ему понадобились чернила, – задумался Нейт.

– Неа, – улыбалась Пэм. – Тема этого вечера – Блэквуд.

– И его кровавый фонтан из носа? – снова попытался угадать Патрик, но у него не вышло.

– Он захотел подружиться с нашей Кейти, – сладко протянула Уэльс.

Впервые с того момента, как Патрик зашел в гостиную, его глаза нашли ее. Какой же он красивый… Ей моментально становилось неловко, когда она замечала, как его почти черные радужки идеально сливались со зрачками.

– Зачем? – немного отстраненно уточнил он.

– Вот и мы пытаемся выяснить. Твоя версия?

– Без понятия, – вздохнул Патрик. – Может, у него какие-то проблемы с учебой. Я не слежу.

Каждый раз было больно. Кейт знала, как он к ней относится, но это не означало, что она когда-нибудь к этому привыкнет. Кайрос прекрасно учился, и их двоих учителя нередко выделяли на разных курсах после контрольных, так что дело было точно не в знаниях. Неужели Уэльс не мог даже предположить, что она годится для чего-то, кроме эссе?

– Он второй на курсе после Кейт, – озвучил ее мысли Нейт. – Я знаю, потому что иду сразу за ним.

– Полегче, умники, в комнате становится душно, – хихикнула Пэм, не обращая внимания на напряжение, повисшее между ними.

– Было кое-что еще, – решила добавить Кейт. – Он позвал меня поболеть за него на завтрашнем заплыве курсов.

– Кому нужны эти пловцы, – тут же завелся Патрик. – Винтерсбрук – зимняя крепость. Кощунством было создавать этот бассейн, не то что им пользоваться.

Рейнхарт читала об истории замка, и на цокольном этаже в главном корпусе по левую часть каменных стен всегда оставались помещения под нужды времени. Там в разные эпохи находилась большая конюшня, оружейная, склад припасов и даже монетная комната. Основатели Винтерсбрука и его спонсоры никак не порочили историческую память, прорыв там небольшой современный бассейн.

– Я пойду, – вздернула подбородок Кейт. – Мне интересно, и мы почти никогда туда не ходим.

Нейт тоже плавал – вместо того чтобы кататься на лыжах, – но из-за ненависти Патрика к этому виду спорта они совсем не посещали сами соревнования. Эшер не настаивал на поддержке, а Уэльс закипал, как чайник, от одного только слова «бассейн». В итоге они приняли решение идти по пути наименьшего сопротивления.

– Ты тоже завтра участвуешь? – вдруг спросила у Нейта Пэм.

Тот как-то странно моргнул, но, кажется, никто, кроме Кейт, этого не заметил.

– Да, я плыву вместе с Кайросом на время.

– Тогда решено, – загорелась Пэм. – Хотя бы посмотрим на подтянутых парней. Мне это не повредит, секса хочется ужасно.

Патрик тут же заткнул уши и начал громко напевать несуществующую мелодию, время от времени повторяя: «Я ничего не слышу, я ничего не слышу».

Уэльс закатила глаза на ребячество брата, а Патрик рассмеялся и в итоге вскочил с дивана:

– Я в душ. Любителям лягушатника добрых снов желать не буду.

– Мы обойдемся, – парировала Пэм.

– Ты идешь, брат? – обернулся на Нейта Патрик.

– Посижу еще пять минут, – чрезмерно тихо ответил Эшер.

– Ты какой-то красный. Заболел, что ли?

– Нет, – сказал Нейт и для верности помотал головой: – Все отлично.

Только ничего не было отлично. Лицо Эшера и правда покрылось румянцем, а края ушей вообще стали практически бордовыми. Что его смутило? Он не хотел, чтобы за него болели?

Директор Диккенс гордился этим местом, что, по правде говоря, было неудивительно. До Кейт доходили разные слухи по поводу цены бассейна в Винтерсбруке, и, согласно одному из таких предположений, та достигала нескольких миллионов евро. Конечно, для родителей, чьи дети плавали в этом восьмом чуде света, подобные суммы были не более чем каплей в море, но согласитесь, когда у вас в месяц на семью в лучшем случае есть несколько тысяч евро, суммы с шестью нулями автоматически вызывают испуганный трепет.

– Не понимаю, почему мы не ходили сюда раньше! Тут просто отпадно!

Пэм довольно нагло пробиралась среди уже сидящих на местах студентов, игнорируя их недовольные взгляды. Ей нужно было добраться до самой середины трибун, чтобы наблюдать за пловцами с лучшей точки. Вряд ли Пэм будет горячо болеть за Нейта, но Кейт не стала спорить, потому что обещала Кайросу быть здесь. Если они будут сидеть на таких заметных местах, он точно убедится в том, что она выполнила его просьбу.

«Люди из южного Лондона тоже умеют держать слово. Выкусите, мистер Блэквуд».

– Боже мой, я будто на настоящей Олимпиаде! Класс!

После очередной восторженной реплики Пэм оттолкнула куда-то в сторону студента-младшекурсника и тем самым выбила для них два сиденья.

Кейт приходились не по душе ее методы, но Уэльс правда была не так ужасна, как любила себя показывать. Когда они только познакомились, Пэм, в отличие от других сокурсников, не пыталась ее откровенно высмеять. Уэльс была интересна жизнь простого смертного, она расспрашивала Рейнхарт о родителях, об их стоматологической карьере. В Пэм всегда играло детское любопытство, сколько Кейт ее знала. Но что самое важное, она никогда не пользовалась своими деньгами или именем, чтобы чего-то достичь. Ее наглость была вызвана исключительно заботой, да, докучающей, да, по которой плакали сеансы с психологом, но забота – это не плохое чувство само по себе. Оно исходит от света, а не от тьмы.

Хотите верьте, хотите нет, но даже сейчас Пэм хотела сесть именно здесь, потому что они впервые присутствовали на соревнованиях их друга, и где-то внутри Уэльс отчаянно желала, чтобы Нейт выиграл, чтобы он знал, что они пришли пораньше, заняли лучшие места и ничего не пропустили.

В реальности они опоздали и еле успели к началу, но для Эшера Уэльс по-прежнему оставалась заботливой подругой, и ей было важно только это – и ничего другое.

– Тут правда здорово, – поддержала ее Кейт.

Ее оценка, конечно, была далека от правды. Здесь было шумно, душно и влажно, а за большими окнами в резных рамах виднелось солнце и манящий своей прохладой белый снег.

Бассейн внизу был среднего размера, поэтому на трибунах в пять рядов могли уместиться лишь около двухсот пятидесяти человек. В академии же училось студентов триста, плюс немаленький штат преподавателей. Все это прозрачно намекало на то, что главным спортом в Винтерсбруке по-прежнему оставались лыжи (будь они неладны): во время соревнований в горах трибуны стояли чуть ли не на протяжении всей дистанции, и поверьте, туда влезло бы три таких академии, с оглядкой на родителей всех учеников и их близких друзей.

– Гвен смогла уговорить Диккенса? – спросила у нее Пэм, без перерыва высматривая, не вышел ли кто-нибудь из раздевалки.