Мгновения вечности - Эндерин Ева

– У меня были уроки каллиграфии в детстве, – поделился он.

Кайрос вдруг понял, что никогда никому не рассказывал об этом, потому что в его мире у всех подряд были учителя по каллиграфии.

– Как это было?

– Он бил меня тонкой палочкой по запястьям, когда завитки выходили за линию, – вздрогнул от воспоминаний Блэквуд.

– Это же садизм! – ужаснулась Кейт.

– Нет, вот преподавательница по этикету была садисткой. Однажды она так сильно на меня разозлилась, что я уже представил, как она запихивает одну из десертных ложек мне в задницу.

Только после того, как это сказал, Кайрос опомнился. Он разговаривал с девушкой, и употреблять слова вроде «задница» было не очень-то допустимо. Старая горгулья, которая прививала ему эти правила, должно быть, перевернулась сейчас в гробу, но вот Кейт рассмеялась.

Он взял и рассмешил Кэтрин Рейнхарт похабным словечком.

– Расскажи мне еще, – вдруг загорелась она.

Блэквуд не намерен был ее разочаровывать, поэтому стал судорожно вспоминать все забавные случаи из детства. Он вспомнил о том, как в шесть лет по доброте душевной выпустил из конного клуба несколько лошадей; как нарочно пролил вино на вредного коллегу отца, когда тот вместо футбольного мяча подарил ему золотой браслет; как отец учил его стрелять из старинного арбалета и попал сам себе в ногу. А Кейт неустанно его слушала, и лишь редко его истории перебивались смехом. С ней оказалось даже слишком комфортно: она не осуждала, не завидовала, не навязывала ничего своего. Это как если бы вы общались с копией себя, только другого пола, с грудью и обалденными кудрявыми волосами.

– Потрясающе, – с ноткой грусти вздохнула она. – Мне даже нечего рассказать в ответ. Единственное забавное, что помню, так это то, как мама запретила мне переедать сладкого, а я в протест съела его так много, что пришлось вызывать скорую.

В такие моменты было особенно тяжело притворяться, что он ничего о ней не знал.

– Так ты сладкоежка?

– Ужасная, – покраснела Кейт и опустила глаза на стол. – Мама до сих пор прячет шоколадные конфеты, когда я приезжаю домой.

– Не очень люблю сладкое, – признался Кайрос. – Мне больше нравится сочетание соленого и сладкого, как картошка фри с мороженым.

– Картошка фри с мороженым?! – шокированно отреагировала Кейт. – Ты что, извращенец?!

– Есть немного.

Они оба рассмеялись, но она вновь решила полюбопытствовать:

– А это? Твои инициалы?

Ее глаза устремились на рукав его рубашки, где изящно были вышиты синим первые буквы его имени и фамилии.

– Да. – Ему вдруг стало неловко, что Кейт обратила внимание на неприкрытый атрибут роскоши. – В моей семье всегда шили одежду на заказ. Отец говорил, что рубашка без инициалов – для простых офисных клерков.

– Кажется, ты его очень любил.

Видимо, его выдала грустная улыбка. Кайрос всеми силами пытался сохранять холодную голову и поменьше думать о том, что он остался без семьи. Но с Кейт его мозг чересчур расслаблялся, и все внутренние пружины постепенно ослабевали. Раньше он думал, что равновесие достигается контролем, но именно ее безмятежность убирала лишний шум в голове.

– Я не могу назвать его хорошим человеком, но он был моим отцом. – Блэквуд отложил ручку в сторону и свернул листок со списком слов четыре раза: – Вот, держи. И чтобы все выучила к следующему занятию.

Рейнхарт не купилась на резкую смену темы и накрыла его руку, в которой он сжимал листок, своей:

– Мы любим не за что-то конкретное. Не потому, что кто-то хороший или плохой. Мы любим просто потому, что не можем жить без любви.

Кайрос понял, что перестал дышать, только тогда, когда легкие сжались до размера спичечного коробка. Безумие, сколько в ней находилось нежности, после всей той боли, которую он заставил ее испытать.

Ему ужасно захотелось ее поцеловать, захотелось сгрести ее в объятия и никогда не отпускать. Она казалась слишком прекрасной для этого мира и особенно для него. Но Кайрос понимал, что не отдаст ее кому-то лучше себя. Он жадный, избалованный, эгоистичный мальчик, который всегда получал все самое лучшее. Это было плохо, это было плохо для них обоих, но Кейт нужна была ему, а он – ей.

Он бы заставил ее жаждать его поцелуев, разбил вдребезги ее непорочность, показал, какой адреналин можно испытать, прикасаясь друг к другу. Они бы могли сделать это прямо на этом столе, слиться в единое целое, спихнув учебники на пол, наплевав на спящего библиотекаря; они бы подарили себе то, что никто больше дать не в силах.

Блэквуд умирал как хотел ее себе. И на фоне этого даже чудеса со временем казались ему незначительными трудностями.

Кто-то прокашлялся прямо за ними, и Кейт судорожно отняла руку.

– Не помешал?

Кайрос узнал голос Шарпа и потому даже не стал оборачиваться, – вместо этого он смотрел, как Рейнхарт поправляет очки, кудрявые прядки, записи – одним словом, все, до чего могла дотянуться.

– Мы как раз закончили, – пробормотала она, вскакивая с места как ошпаренная.

Что ее смутило? Сам Джерри или то, что он успел увидеть?

Их незначительный контакт понравился им обоим, но для мышки любой сыр казался приманкой в мышеловке, и самым поганым в их ситуации было то, что ею он и являлся. Кайрос соорудил для нее ловушку, и ему не было оправданий.

– Увидимся на следующей неделе? – спросил он у Кейт, пока она агрессивно запихивала остаток вещей в рюкзак.

– Да… Конечно… Пока…

Несколько тетрадей по-прежнему торчали из рюкзака и мешали молнии закрыться, но Рейнхарт была преисполнена желанием поскорее сбежать. Что она и сделала, лишь мимолетом взглянув на Шарпа.

– Ты внял моим советам? – улыбнулся Джерри, занимая место Кейт.

– Не понимаю, о чем речь.

Кайрос тоже начал собираться. Без Кейт ему нечего было делать в библиотеке в субботу поздно вечером, тем более его уже порядком заждался ван дер Берг.

– Ты правда притворяешься глупым? Она держала тебя за руку. Это очень похоже на сближение, о котором я говорил.

– Не все в этом мире происходит по твоей прихоти, – фыркнул Блэквуд.

– Простите. – Джерри развел руки в стороны. – Значит, милая Кейти решилась на это сама?

– Мы много времени проводим вместе. Я извинился перед ней. Вполне логично, что она захотела меня поддержать.

Встав со стула, Кайрос закинул сумку на плечо и отправился на выход из библиотеки. К несчастью, Джерри никогда не понимал намеков и тут же побежал за ним:

– Какой у тебя план?

– У меня нет плана, – прошипел Блэквуд и сдержанно кивнул библиотекарю за стойкой, которого успел разбудить шум.

– Ты просто развлечешься с ней перед выпуском? Парни ставили на то, что она еще девственница, так что…

Джерри не договорил, потому что Кайрос резко прижал его к ближайшей стене, подперев локтем его подбородок. Локоть надавливал Шарпу прямо на кадык, поэтому тот мог лишь нервно сглатывать.

– Мы не будем это обсуждать, Джерри, – дал понять ему Блэквуд. – Никто в общежитии больше не будет это обсуждать.

Шарп кивнул, и Кайрос ослабил хватку. Он надеялся, что Джерри донесет эту информацию до всех парней.

– Не знал, что она настолько тебе нравится, – сипло выдавил Джерри, поправляя расстегнутый воротник рубашки.

– Я еще не придумал, что буду делать с Кейт, – вздохнул он, игнорируя назойливый шепот в сознании, который породил Шарп.

– Ты последний из Блэквудов.

– Это не дает мне свободу.

Подобная фамилия была словно кандалы, которые надевали на особо опасных преступников. Когда цепь связывает многих, ее вес почти не чувствуется, но стоит остаться одному – и каждое звено тянет к земле, не давая сделать и шага. Деньги и власть – худшее бремя, которое когда-либо изобрело человечество.

– У тебя всегда есть выбор.

– Выбор – понятие растяжимое.

– Ты слишком много анализируешь, – не унимался Джерри. – Я знал твоего отца, видел, как он тебя воспитывал, но прошу, Кайрос, отпусти это все хотя бы на пару месяцев.