Селянин (СИ) - "Altupi"

Мишаня степенно вылез из машины, как только её остановил. Скрытый кузовом, он поправил прилипшую к телу рубашку и бросил короткий взгляд на заросшую американским клёном улицу. Ирусик, которая находилась ближе к ним, сначала через стекло рассмотрела встречающих парней, потом открыла дверцу и дождалась, когда муж обогнёт капот и подойдёт к ней, только потом спрыгнула лакированными туфлями в придорожную пыль.

Одеты оба были не по случаю. Неизвестно, как они представляли себе деревню, но разрядились как для европейской столицы. Мишаня, к счастью, хотя бы галстук не повязал. А на Ирочке было приталенное платье с разводами сине-зелёно-жёлтой гаммы и рукавами в три четверти, бусы-цепочки, перстни-кольца-браслетики и золотые часы. Светлые волосы до плеч вились крупными пружинистыми локонами. Кирилл был уверен, что его мать ахала бы от восторга при виде наряда одной из первых дам области, ему же эта тощая молодящаяся мамзель с бесстыжими любопытными глазами категорически не нравилась.

Мамоновы не двигались. Ирочка пялилась то на одного парня, то на другого, будто на манекены в магазине или мраморные изваяния, не сознающие, что их досконально изучают под микроскопом, а может, тут больше подходило сравнение с рабами на невольничьем рынке — лишь живым товаром для богатых господ. Мишаня удостоил сына лишь краем взгляда. Отвернул голову и, пожёвывая губами, рыбьими глазами взирал на давно некрашеную хату с деревянными рамами в резных наличниках, ворохом желтой листвы, веточек и прочего мусора в стыках листов железа на крыше, на слегка покосившийся и тоже некрашеный забор из древних досок, неровно стоявшие ворота и двор за ним, копошащихся кур, для которых ничего неординарного сейчас не происходило, на потихоньку ржавеющий мотоцикл, которому место в музее, на заросли вишника без вишен, на брошеный дом на противоположной стороне улицы, просвечивающий через кустарник. Взирал свысока, как выскочки смотрят на смиренных неудачников, попирая и растаптывая их, чтобы по их головам подняться ещё на несколько ступенек лестницы. До Кирилла вдруг дошло, что для Мишани этот сельский пейзаж не новый, что он уже был здесь и всё видел. Ещё бы — здесь жила его невеста, отсюда он забирал её в город, сюда приезжал к тёще! Может быть, он даже застал времена, когда заброшенный дом был вполне жилым и даже был шапочно знаком с его обитателями. А теперь он злорадствует, что ни тесть с тёщей, ни бывшая жена, ни его родные дети не выбрались из пресловутой деревенской нищеты, а лишь глубже погрузились в неё. Презирал их за это, считал грязью. Сволочь!

Кирилл сжал кулаки и резко повернулся к Егору, забыв, что сам призывал его к смирению. Тот молчал, как всегда опустив глаза куда-то на уровень коленей. Ждал. Терпел. Калякин успокоился.

Никто так и не поздоровался.

Мишаня наконец повернул голову к сыну и на его лице отразились… конечно же, не любовь, гордость или сочувствие! О нет! Он смотрел на него, как на очередное пустое место, пришедшее просить милостыню в приёмные часы. Тоже разглядывал, как экспонат, ведь видел в последний раз ещё восьмилетнего ребёнка, а теперь перед ним был молодой мужчина. Вымазанный в угле, как кочегар.

Ирусик, проследив взгляд мужа, вцепилась в Егора с новой силой. До этого она просто не знала, кто из парней урождённый Рахманов, вот это да! Кирилл мысленно рассмеялся, представляя, какую потеху устроил бы, выбери потаскушка его.

— А он не похож на тебя, — тихо подытожила свои наблюдения Ирочка, прерывая молчание, которое не соблюдали только шастающие под ногами куры.

— Да, — сухо кивнул Мишаня, одним коротеньким словом умудряясь обозвать Егора нагулянным ублюдком. Егор, скорее всего, уловил этот лживый смысл, но снова смолчал, даже не дёрнулся в желании разбить морду. Только челюсти сомкнул сильнее. Кирилл собрался заступиться, вылить яду в отместку, но в этот момент, как насмешка судьбы над Мишаней, послышался торопливый бег по ступеням веранды, и в воротах возник Андрей. Сильно походивший на папашу. Он растерянно затормозил, не рискуя без разрешения брата высовываться со двора, а в него уже впились два взгляда.

— А вот этот похож, — злорадно и достаточно громко процедил Кирилл, чтобы это было слышно не только Егору.

— Здрасьте, — сказал Андрей. Он был менее робок и затюкан, и смело разглядывал родственничков. Правда, его не поприветствовали в ответ, он был таким же пустым местом, как и Егор.

— Мы пойдём в дом? — невинным голоском спросила Ирочка у Мишани. Эта святоша будто нарочно притворялась слепой и никого не видела вокруг. Ей было до пизды, что рядом стоит хозяин дома, и разрешения надо спрашивать у него. Нет, она и здесь мнила себя главной! Кто она вообще такая, чтобы здесь командовать? Это не её территория! Но Егор, словно поняв намерения Кирилла кинуться поперёк дороги, неуловимым жестом, коротко взмахнув пальцами опущенной руки, призвал не вмешиваться и даже развернулся, давая папеньке с его кралей пройти. Кирилл, сопя от гнева, дал задний ход, тоже посторонился. Со всей желчью, что бурлила внутри, выплюнул им в затылки:

— А чего только вдвоём приехали? Чего детишек не привезли познакомиться? Им бы тут понравилось, погостили бы недельку.

Мамоновы ухом не повели, будто не ехидный вопрос, а где-то муха прожужжала. Чуть запнулся шаг и больше никакой реакции. Они пошли мимо мотоцикла, через стаю вечно голодных кудахчущих кур, по траве, по оставшейся на земле угольной крошке, мимо ворот и прижавшегося к столбу Андрея. Мишаня пёр уверенно и невозмутимо, как танк по оккупированному посёлку, не стеснялся, ни в чём себе не отказывал. Ирочка держала его под руку, смотрела, куда ставит ножки в модельных туфлях и воротила прелестный носик — ха-ха, везде был помёт: куры всё утро срали, старались к её приезду.

Егор веселья Кирилла не разделял, возможно, вообще его не замечал. Брови его сдвинулись к переносице, между ними пролегла морщинка тревоги и озабоченности. Он сразу же двинулся за обнаглевшими гостями, предоставляя остальным право действовать по своему усмотрению. Вряд ли он сейчас думал о чём-то, кроме матери. Она ждала одного Мишаню, а не с распрекрасной дочкой губернатора в качестве придатка.

Кирилл, конечно же, присоединился к ним, на бегу давая знак Андрюхе стоять, где стоит.

Проходя через веранду, тёмный, ведущий в прихожую коридорчик, Ирочка вела себя, как царица, снизошедшая до хижины самых жалких бедняков. Вертела головой, морщила носик и поджимала губки при взгляде на засиженные мухами советские ещё шторы, линялые бумажные обои с кое-где отодранными углами, грубо окрашенный в синюю краску колченогий стол, накрытый старой клеёнкой с истёршимся рисунком, верхнюю одежду на прибитой к стене вешалке, свисающую на проволоке лампочку Ильича. Муженёк её поджимал губы, но лицо оставалось бесстрастным с лёгким оттенком надменности. Он приехал в Островок не просто так, шёл к цели и хотел побыстрее со всем покончить. Калякин предполагал, что Мамонов сразу выставит Егору условия сделки, получит желаемое и отчалит, не тратя время на рассматривание хаты и первой жены, но похоже Ирочке приспичило поглазеть на бывшую соперницу, добить её своим охуенно аристократическим видом. Сука.

Егор и Кирилл следовали за ними на расстоянии. Мишаня и Ирочка в полном молчании через скрипучую дверь ступили в прихожую, безошибочно свернули в зал. Естественно, не разуваясь, и по херу, что только что гуляли по помёту. Окаймляющие дверной проём шторы зацепили обоих по макушкам.

В зале сохранялась наведённая с утра чистота. Простая и незатейливая деревенская чистота — устаревшая, но крепкая мягкая мебель, застеленная плюшевыми пледами из набора, ящик-телевизор, трельяж, письменный стол, цветы в горшках, дешёвая люстра с висюльками. Вполне нормально, если не придираться. Однако уголки тонких губ Ирочки злорадно приподнялись: королевна торжествовала, что конкуренты оказались в ещё большей жопе, чем она надеялась. От тюрьмы и от сумы не зарекаются, дура. Но рой, рой другому яму, тварь, сама в неё попадёшь.