Селянин (СИ) - "Altupi"

Не представляя, как это исправить, Кирилл взял его за руки, дёрнул к себе и поцеловал, обнимая всего. В поцелуе Егор пришёл в норму, ожил, принялся активничать, вести. Надо было его отвлечь, не акцентировать на его замешательстве, вообще не подавать виду, что заметил смятение. Кирилл знал, что Егор тоже всегда старается не задеть его чувства, причём гораздо чаще.

— Мы в начале большого пути, — прошептал он, обнимая ещё крепче, прижимая всем телом. Стояк налился тут как тут, упёрся в живот Рахманову. От желания близости мурашки побежали по спине и рукам. Трудно было сдерживаться, ведь в кои-то веки они остались одни.

— Это долгий путь, — прошептал Егор. — Долгий.

— Так давай начнём его с перекуса? Ты, наверно, голодный? В больнице тебя не покормят… — Калякин потянул селянина в ближайшую дверь, за которой находилась кухня. — Я вовсе не повар, готовить нихера не умею, но я купил курочку-гриль, пожарил сосиски с яичницей. Знаю, не ахти-что, но пахло тут вкусно. А сейчас… ничем не пахнет, — с сожалением констатировал он. — Садись.

— Я не хочу есть, — сказал Егор, рассматривая просторную кухню с моднющим угловым гарнитуром, где все изгибы были плавными, скруглёнными, а красно-желтые цвета отлично сочетались с кафельным «фартуком», где вместо газовой плиты стояла удобная варочная поверхность с накрытой крышкой тефлоновой сковородой, где имелось много встроенной техники, серебристо сверкающая вытяжка. Обедать предполагалось за барной стойкой — там в фольгированном пакете сейчас лежала курица — сидя на стульях с высокими ножками. Ещё оригинальные жалюзи на окне, светлый ламинат, точечные светильники. Егор не завидовал: к чему завидовать, если у тебя такого никогда не будет? А Кирилл на секунду помечтал, чтобы его дворец немедля превратился в лачугу.

— Не хочешь? — Кирилл даже растерялся, так за день настроился поухаживать за своим парнем! — Хоть кусочек!

— Не. Лучше покажи, где туалет. — Егор виновато улыбнулся.

— А! — Калякин понимающе кивнул. Был рад услужить. Выскочил обратно в прихожую. — Туалет здесь. А вот ванная. — Он стал открывать двери. — Все полотенца чистые. Шампунь, пена для бритья… Короче, всем пользуйся, я для тебя приготовил.

Егор неловко поблагодарил и скрылся в туалете. Кирилл, чтобы чем-нибудь занять себя, пошёл проверить остальные две комнаты, включил музыку с компьютера в гостиной, кондиционер, поправил покрывало на кровати. Волновался — боялся, что Егор откажет, ссылаясь на нужду возвращаться в больницу. Ждал его, прислонившись к дверному косяку.

Егор вышел из ванной минут через пять. Волосы по краям лица слегка намокли, на рубашке темнели несколько мелких влажных точек.

— Иди, я покажу тебе спальню, — позвал Кирилл и ушёл в комнату. Руки самую малость дрожали. Егор пришёл и встал с правого бока, молча оглядывал интерьер. Тоже очень непохожий на спальни в его доме. Прежде всего, размерами. Здесь было двадцать квадратных метров, места было предостаточно. Центральную часть комнаты занимала кровать с зеркальным изголовьем, её покрывал мягкий ворсистый бело-синий плед. Окно закрывали шторы в тон — тюлевая и ночные с ламбрекеном. Одну стену занимали шкафы-купе, тоже с зеркалами, на другой висел плоский телевизор с громадной диагональю. В углу стоял велотренажёр. Ковра на ламинатном полу не было.

— Постельное бельё я сегодня чистое постелил, даже погладил. Свет включается вот здесь. Шкафом вот этим пользуйся, — Кирилл по ходу рассказа показывал, — а то… во второй я свои вещи запихал. Обычно у меня тут бардак, на велосипед всё вешаю горой… Так что, если будешь этот шкаф открывать, ты поаккуратнее, а то может на тебя всё барахло свалиться. И не надо тут порядок поддерживать. Тут вечный хаос, это я перед твоим приходом убрался. — Кирилл не собирался во всём этом признаваться, но вот признался, само собой получилось. Он, краснея, развёл руками.

— Кир, я здесь буду только спать… Спасибо за помощь, — Егор посмотрел на него с такой любовью, что Кириллу стали не важны и миллиарды благодарностей в платиновом эквиваленте. Он, как загипнотизированный, подошёл к Егору, а тот одновременно шагнул навстречу, и их губы слились в страстном поцелуе. Ноги сами собой потопали ближе к кровати. Член снова мгновенно встал. Теперь Кирилл ощущал и каменный стояк Егора, тыкающийся ему в бедро, пах, живот. Думать о чём-то ином стало невозможно, похоть застилала разум. Даже руки, расстёгивающие молнию на джинсах, стаскивающие футболку, действовали отдельно от мыслей. Или, наоборот, в унисон мыслям, занятым округлыми плечами раздевающегося Егора, безволосой плоской грудью с маленькими сосками. Не так часто он видел его обнажённым при свете дня, точно не в интимной обстановке, когда член истекает смазкой в предвкушении сладкого соития. Заниматься любовью днём — это божественно!

— Кир, я хочу тебя…

Уже от этих слов, сказанных с томным придыханием, Калякин чуть не кончил. Видел, кожей чувствовал, что Егор не кривит душой, что это не секс ради секса. И показателем был не налитый кровью ствол, налитый под завязку, что не торчал свечкой, а опустился вниз под собственной тяжестью. Показателем была одежда, которую обычно бережно обращающийся с вещами Рахманов небрежно кинул на руль велотренажёра.

— Я хочу тебя ещё сильнее, — хрипло произнёс Кирилл, не отрывая взгляда от совершенной фигуры своего любимого. Его рук, ног и… члена. — На хуй слова, Егор! — Калякин сел на кровать, перебрался к подушкам, лёг. Егор тут же очутился над ним, приник к шее губами. На одну руку он опирался, вторая поползла по боку к бедру, огладила окружность ягодицы, прошлась по промежности, яичкам. Ласка была нежной, хозяйской.

— Блять, — сглотнул Кирилл, — я забыл смазку и гондоны. — Он лежал, закрыв глаза, боялся дышать, каждым сантиметром кожи ловил желанное прикосновение пальцев. Хотел, чтобы это не кончалось. Чуть-чуть подавался навстречу.

— Я тебе доверяю, — сказал Егор и вдруг поднялся на коленях, немного продвинулся выше, к бёдрам. Матрас заиграл под его неуклюжими шажками. Кирилл открыл глаза и приподнял голову. Совершенно не обращая на него внимания, Егор облизал два пальца — указательный и средний — и направил их себе между ног. Мошонка с небольшим пушком отросших чёрных волосков, сдвинутая кистью, приподнялась, член качнулся. Кирилл забыл, как дышать, предвидя, что сейчас последует, но Рахманов не погрузил пальцы в себя, а лишь мазнул анальное отверстие, покачивая задом, немного помассировал его, растирая слюну. Потом он так же обильно — и сексуально! — смочил пальцы другой руки и нанёс слюну на головку члена Кирилла и не стал растирать. А, слегка присев, взял член в руку, поставил перпендикулярно и опустился на него. Головка упёрлась в мягкие ткани, направляемая рукой, нашла верный угол и начала погружаться внутрь. Егор опускался на член! Разрешал трахнуть себя! Нет, он определённо настаивал на этом! Очень-очень очевидно настаивал.

Головка погружалась всё глубже и глубже. Тугая кишка обхватывала её, сжимала со всех сторон. Ощущения от медленного скольжения по почти сухой узкой плоти были дискомфортными, но потрясающими. Потрясающими! Кирилл готов был кричать, чтобы не сойти с ума от сладости. И закричал, вспомнив, что посторонних нет. Не громко. Лишь застонал, заскулил, выбрасывая наружу скопившийся в лёгких воздух. Пальцы вцепились в худые бёдра Егора, толкнули ещё на себя.

— Егор… — сухими губами взмолился он. — О, боже! Как хорошо!..

Рахманов не ответил. Снял руки с бёдер и переплёл его и свои пальцы. Используя их, как опору, медленно поднялся с члена, оставив в себе только головку, и опустился вновь. Движения повторились, стали ритмичными. Медленными, почти одинаковыми. Одинаково сладостными и желанными — ещё, ещё, ещё, ещё! Проход разработался, приобрёл податливую эластичность, слизистая внутри нагрелась от трения. Кирилл вскидывал бёдра, чтобы ещё глубже вгрызаться внутрь, ещё яростнее скользить в упругой тесноте, доводить себя до умопомрачения — столько кайфа нельзя вытерпеть и остаться в здравом рассудке. Пальцы на ногах поджимались. Глаза зажмурились, чтобы не вылезти из орбит, когда наслаждение пронизывало нервы, губы беспрерывно выдыхали стоны.