Сирена и Оракул (СИ) - Горожанкин Владимир

Она не спала. Лежала на боку, подперев голову рукой, и смотрела на меня. В ее глазах не было ни тени вчерашней животной ярости или сегодняшней утренней сонливости. Только чистое, внимательное любопытство хищника, изучающего свою добычу. Или… свою собственность.

— Проснулся, спящая красавица? — ее голос был низким, с легкой хрипотцой, но уже привычно насмешливым. — А я уж думала, придется реанимировать. Выглядишь помятым.

Я попытался сесть, но она легко толкнула меня обратно на подушки. Ее рука легла мне на грудь, пальцы лениво обводили вчерашние царапины.

— Куда торопишься? — она придвинулась ближе, ее тело излучало тепло и знакомый, будоражащий аромат — ты ведь теперь мой, малыш Арти, забыл? Ты сам так сказал. А значит, твое время — мое время. И сейчас я хочу…еще немного поиграть со своей новой игрушкой.

Ее губы изогнулись в улыбке, не предвещавшей ничего хорошего для моего и без того измученного тела. Я мог бы возразить, мог бы попытаться вернуть себе хотя бы видимость контроля, но…зачем? Протест казался бессмысленным, даже фальшивым. Что-то во мне сломалось или, наоборот, встало на место прошлой ночью. Та часть меня, которая ужасалась и сопротивлялась, теперь молчала, замененная странным, покорным фатализмом и… да, не без удовольствия. Я чувствовал ее власть, ее желание снова подчинить, и это вызывало ответный, темный отклик.

— Все, что пожелает госпожа, — прошептал я, и усмешка на ее губах стала шире, хищнее.

Она не заставила себя ждать. Ее ласки были уже не грубыми, как в машине, но не менее властными и требовательными. Она исследовала мое тело с методичностью и знанием дела, точно зная, куда нажать, где приласкать, чтобы вызвать нужную ей реакцию. Она снова довела меня до полного изнеможения, выжимая без остатка, пока я не лежал, едва способный дышать, чувствуя себя абсолютно опустошенным и, как ни странно, умиротворенным. Она же, напротив, казалась лишь слегка раскрасневшейся, полной энергии, словно утренняя зарядка для нее была чем-то само собой разумеющимся.

Завтрак был быстрым и молчаливым. Кофе, тосты. Обыденность происходящего резко контрастировала с тем, что творилось между нами час назад и прошлой ночью. Мы почти не разговаривали, обмениваясь лишь короткими фразами по поводу предстоящего дня. Затем так же молча доехали до редакции. Граница между личным и рабочим была стерта для меня, но для нее, казалось, она все еще существовала — непроницаемая стена, которую она возводила и рушила по своему усмотрению.

В ее кабинете — ее святая святых, где обычно царил творческий беспорядок, — мы разложили имеющиеся материалы по делу «Феникса». Обрывки информации, добытые мной, данные от ее информаторов, финансовые отчеты, которые она каким-то образом раздобыла. Мы пытались сложить пазл, найти слабое звено, зацепку, которая позволила бы раскрутить весь клубок.

— Хендерсон вчера подтвердил участие Финча и Прайс, — говорила Сирена, задумчиво постукивая ручкой по столу. — и подставную фирму, оформленную на племянницу. Но это все еще косвенные улики. Нам нужен кто-то изнутри. Кто-то, кто непосредственно работал с грязными деньгами. Кто-то вроде нашего старого знакомого, Уолтера Дэвиса. Главного бухгалтера одного из самых сомнительных проектов «Феникса».

Именно в этот момент в дверь вежливо постучали, и она тут же приоткрылась. На пороге стоял Джордж Хендерсон, главный редактор. Полноватый мужчина лет пятидесяти с лишним, с вечно усталым лицом, залысинами и мешками под глазами — типичный газетчик, съеденный своей работой. Но во взгляде его умных глаз читались и опыт, и определенная проницательность.

— Сирена, Артур, — кивнул он нам. С Сиреной он общался со странной смесью панибратства старого коллеги и уважения к ее таланту и опасной репутации.

— Джордж, старина, какими судьбами? — Сирена откинулась в кресле, ее тон был легким, почти беззаботным — неужели соскучился по моей очаровательной компании?

— Я бы рад, Сирена, но новости не самые приятные, — Хендерсон тяжело вздохнул и прошел в кабинет, прикрыв за собой дверь. — те файлы, что ты мне переслала ночью…по Уолтеру Дэвису.

— Да? Что с ними? — Сирена чуть напряглась.

— Они…неполные. Старые ведомости по зарплате есть, пара внутренних приказов о его назначениях — тоже. Но самое главное — его приказ об увольнении…точнее, его копия. Очень нечеткая. И причина указана максимально расплывчато — что-то вроде «по соглашению сторон в связи с реорганизацией». Звучит как чушь. А оригинала нет, все бумаги из архива пропали. Понимаешь, Сирена? Без оригинала этой бумаги, без четкой причины увольнения, да еще и такой скорой, нам никто не поверит, что его убрали не просто так. Это выглядит как обычная текучка кадров.

Сирена нахмурилась, но быстро взяла себя в руки.

— Черт с ней, с бумажкой! — отмахнулась она. — У нас есть сам Дэвис. Я его уже раз прижала, заставила слить кое-какую информацию. Думаю, он будет рад сотрудничеству и сейчас, особенно если правильно надавить. Он трус. Если надо, я прижму его еще раз, и он выложит все как на духу, со всеми оригиналами и подробностями.

Хендерсон посмотрел на нее с явным сочувствием, что было совсем на него не похоже.

— Боюсь, это будет затруднительно, Сирена, — сказал он тихо. — Уолтер Дэвис пропал. Вчера вечером не вернулся домой с работы. Телефон отключен. Квартира пуста. Жена заявила в полицию сегодня утром. Он исчез. Испарился.

Воздух в кабинете мгновенно похолодел. Уверенная усмешка сползла с лица Сирены.

— Пропал? — переспросила она ледяным тоном.

— Да. И это очень нехорошо, — Хендерсон потер переносицу — я буду держать тебя в курсе, если что-то узнаю. Но…будь осторожна, Сирена. Пожалуйста. Не наломай дров. Такое чувство, что мы наступили на что-то очень серьезное, и оно начало огрызаться.

В его голосе прозвучала не просто обеспокоенность, а почти просьба, и какая-то глубинная тревога, будто он знал или догадывался о чем-то большем, чем говорил. Он еще раз посмотрел на Сирену долгим, тяжелым взглядом и вышел.

Как только дверь за ним закрылась, Сирена резко вскочила. Ее лицо исказила гримаса холодной, неконтролируемой ярости, которую я видел у нее впервые. Она не кричала, не била кулаком по столу. Она просто замерла посреди кабинета, ее пальцы сжались в кулаки так, что побелели костяшки, а глаза превратились в две щелки, мечущие молнии. Вся ее обычная язвительность, цинизм, контроль — все слетело, обнажив чистую, концентрированную злость.

— Пропал… — прошипела она сквозь зубы — они его убрали. Суки! Они его убрали!

И я понял, что игра действительно стала смертельно опасной. И мы только что потеряли ключевую фигуру.

Ярость на ее лице была пугающей, но знакомой — это была та же холодная, концентрированная злоба, которую я уже видел, когда она говорила о «Фениксе» или своих врагах. Но потом что-то изменилось. Ярость начала уступать место чему-то другому, более глубокому и тревожному. Она несколько раз прошлась по кабинету — не своей обычной уверенной походкой хищницы, а резкими, нервными шагами загнанного зверя. Ее взгляд метался по комнате, словно ища выход или невидимого врага. Она провела рукой по волосам, но жест был не кокетливым или усталым, а каким-то растерянным, почти отчаянным.

Именно в этот момент я увидел ее по-настоящему. Не Сирену — безжалостную акулу пера, не Сирену — властную любовницу, а просто женщину, столкнувшуюся с чем-то, что выбило у нее почву из-под ног. Впервые я видел ее не просто злой или раздраженной, а по-настоящему встревоженной. Почти напуганной. Это слово казалось неуместным рядом с ней, но сейчас в ее глазах, в напряженной линии плеч, в сбитом дыхании читалась именно эта эмоция. Она выглядела почти загнанной.

И тут она резко остановилась и посмотрела на меня. Ее взгляд был колючим, обвиняющим.

— Это ты! — выплюнула она, и слова ударили меня, как пощечина. — Ты слишком много болтал, Морган! Наверняка наследил где-то, когда копался в их грязном белье! Они поняли, что мы подобрались слишком близко, и убрали его! Из-за твоей неосторожности! Из-за твоей чертовой наивности!