Селянин (СИ) - "Altupi"

— Извини, Кир. — Егор положил ладонь ему на плечо. Интонация говорила, как он сильно сожалеет. Его жест, тепло его кожи всё прощали и давали сил смириться с обстоятельствами.

Кирилл сглотнул комок горечи, накрыл его ладонь своей, незаметно её пожимая, и повернулся — снимая его руку, но не отпуская. Пальцы сами стремились переплестись, но, блять! — даже по этому невинному действию их заклеймят пидорасами. Хотя, кому какое дело?! Кирилл отпустил свои желания на волю, и пальцы тут же переплелись. Егор крепче сжал их.

— Ничего, — улыбнувшись через силу, сказал Кирилл, — не извиняйся. У нас вся жизнь впереди, что ей один день?

— Я люблю тебя, — вместо ответа прошептал Егор. Его необыкновенные чёрные глаза смотрели с нежностью, затягивали в свой омут, из которого не хотелось выбираться.

— И я люблю тебя, — одними губами повторил Кирилл и обнял его, по-братски. — Поздравляю. Рад за вас. Собирался ещё маму Галю поздравить, но… — Он нехотя выпустил Егора.

— Но мне пора уходить. Довезёшь?

— Конечно!

Они оба развернулись и направились к выходу с территории больницы — воротам в нижней части металлическим, в верхней сваренным из прутьев с заостренными пиками на конце. На кирпичном заборе, к которому крепились ворота, местами облетела побелка, обнажив кладку. Унылое это было место, пропитанное болезнью и горем. О радости выздоровления, продолжении жизни спокойно думалось только за его стенами.

— Как мама? — спросил Кирилл, когда они вышли на солнечную парковку и двинулись к машине. Разномастные корпуса, проглядывающие сквозь листву старых деревьев, будто остались в кошмарном параллельном мире.

— Нормально.

— Готова повидать заграницу?

— Боится. — Егор, как обычно, был краток. Кирилл уже привык такому общению, к тому же молчун сегодня и так много всего наговорил, так что сетовать было не на что. Они подошли к машине с разных сторон, Калякин разблокировал двери.

— Поехали. Адрес помнишь?

— Да. Это в областной администрации.

— А, точно, — чувствуя неловкость, кивнул Кирилл и вперился в Егора взглядом. Тот сделал вид, что не заметил и сел в машину. Ну да, администрация большая, вероятность встречи с отцом крайне мала. Кирилл выбросил эти мысли из головы и уместился за рулём.

С парковки выехали в молчании. Егор разглядывал город — не очень зелёный, немного пыльный, средне красивый и вряд ли уютный. Обычный город.

— Через два дня выписывают, — обронил Рахманов.

— Первого сентября? — подсчитал Кирилл. Блять, через два дня уже первое сентября!

— Да.

Калякин приуныл.

— Егор… Мне… Мне первого сентября в институт надо переться.

— Я помню, — примирительно улыбнулся Егор.

— Я не смогу тебе помочь с отъездом… наверное. Если только после обеда. Во сколько выписка?

— Не знаю. Не беспокойся, я сам справлюсь. Ты мне уже сильно помог.

— Чем хоть? — хмыкнул Кирилл, свернул в левый ряд к светофору.

— Всем, — сказал Егор и замолчал, будто тяжело было развивать тему. Но, когда сигнал сменился на зелёный, и транспортный поток двинулся, расшифровал, отвернувшись к боковому окну. — Ты сделал всё за меня. Если бы не ты, я бы так и сидел в деревне, страдал над своей проблемой. — Он протяжно выдохнул, мотнул головой. — Я только и умею, что страдать и быть гордым. Если бы не ты…

— Брось, Егор! — перебил Калякин. Он почувствовал себя не в своей тарелке от охватившей любимого парня рефлексии. — Я ничего не сделал! Ну абсолютно! Это ты всё сделал! Ты всего добился! Если бы не ты, я бы всё лето тусил в клубах и просаживал родительское бабло на алкоголь! Ты заставил меня быть другим! Ты поверил в меня! Единственный во всём мире! Я даже бросил курить!

Егор повернулся к нему, во взгляде всё ещё читалось самоуничижение. Кирилл снял руку с руля и, отвлекшись от дороги, нашёл его ладонь.

— Егор, — сказал он, глядя в глаза, чтобы быть убедительнее, — всё, чем я смог помочь тебе, включая деньги на лечение, я сделал только после того, как ты изменил меня. Да. Так что мы квиты. И давай сменим тему. Андрюха как в школу будет добираться первого числа?

— Пешком дойдёт, — нехотя, не отойдя от предыдущего разговора, ответил Егор. Он снова смотрел в боковое окно.

Кирилл был совершенно против того, чтобы малолетние пацаны ходили по нескольку километров через поля и леса пешком, однако осадил себя от комментариев: да, он слишком проникся симпатией к Андрею, беспокоится за него, но, во-первых, тому скоро тринадцать, не ребёнок, во-вторых, в данном случае он поделать ничего не может, а, в-третьих, было за что волноваться — Егор бы ни за что такой вариант похода в школу не допустил.

— А ты по возвращении чем займёшься, будешь скотину распродавать?

— Если купят. Что живым весом, что на бойню. Себе порежу. Перекупщики, может быть, возьмут. На свинину сейчас плохой спрос, дешево… Но не о деньгах сейчас речь — девать куда-то надо и срочно. Андрей в приюте поживёт, а скотина…

— В каком приюте? — взметнулся Кирилл и потерял контроль над управлением, чуть не въехал в зад попутной «Весте». — Блять! Нахуй! — Он снова уставился на дорогу и показал средний палец оравшему на него через два стекла водителю «Тииды», которого пришлось подрезать. Слов не слышал, а беззвучное открывание рта в купе с разгневанной рожей выглядело комично, но ситуация взбесила, как и привело в недоумение решение Егора. Селянин испугался столкновения, напрягся, вцепился в ручку на дверце.

— Зачем в приют, Егор? — цедя сквозь зубы, злясь незнамо на кого, переспросил Кирилл. — Я же говорил, что возьму его к себе! У меня поживёт!

— Кир, мы всё решили…

— Отправишь брата в приют? Егор, я тебя не узнаю! Это же интернат! Детский дом!

— Это вынужденная мера. Всего на несколько месяцев. Андрей всё понимает, потерпит. Не думай, что мне легко его оставлять.

Калякин вдруг понял: снова пресловутая рахмановская жертвенность. Теперь уже Андрей жертвует собой ради матери. Научился у брата, который без промедления бросил институт и сложил своё будущее на алтарь их немощной матери. Достойно уважения, только… Только бессмысленно — зачем?!

— Егор, — сказал он спокойнее, — почему ты отмёл моё предложение? Я могу заботиться об Андрюхе не хуже тебя. У меня квартира большая, будет или в зале жить, или мою комнату займёт. Похавать всегда что-нибудь найдём. Пусть живёт.

— А школа?

Вопрос поставил в тупик. Сука, о школе он и не подумал. То есть, он помнил, что Андрею надо ходить в школу, но вот о том, что школа окажется за сто с лишним километров — нет.

— Переведём его здесь в школу. Здесь хорошие школы. Лучше, чем в деревне.

Егор мотнул головой, будто Кирилл опять чего-то не догонял.

— Это сложно и надо заранее. А если разные программы? Реабилитационный центр как раз рядом с его школой, переводиться не придётся.

— Всё равно я не узнаю тебя, Егор. — Кириллу стало несколько обидно, он заговорил ещё спокойнее, хладнокровнее. — Причины, которые ты назвал — это не причины. Я предлагаю помощь, ты отказываешься, мне как это понимать?

Егор уже давно сидел с опущенной головой, рассматривал ладони с погрубевшей от работы кожей и, похоже, жалел о затеянном разговоре, вышедшем ещё хуже предыдущего. Не хотел отвечать или собирался с мыслями. Какой-то новый камень лежал у него на душе. Кирилл видел это и ощущал, как такой же камень ложится на его душу. До областной администрации оставался один светофор.

Егор поднял голову и, видимо, прочёл его мысли, заметил сменившееся настроение. Удосужился объяснить.

— Кир… Я уезжаю на очень долгое время… три-четыре месяца — это очень долго. Зачем тебе обуза на шею?

Кирилл открыл рот возразить, но Егор взглядом удержал его и продолжил:

— Сейчас ты хочешь помочь, я тебе верю и благодарю, но ты вернёшься на учёбу, к друзьям… Вдруг у тебя вернутся прежние интересы?.. Тебе же понадобится квартира, чтобы привести кого-нибудь? Андрей будет лишним. И… он доверчивый, привязался к тебе, верит в нашу с тобой пару, а если увидит тебя с кем-нибудь… ну, ты понимаешь?.. С другим парнем или девушкой…