Селянин (СИ) - "Altupi"

— Андрюх, — прервал свои мысли Кирилл, — что ты всё про скотину и про скотину? Это же скотина, хер с ней! А ты как? Где ты будешь? Прости, я обещал взять тебя к себе, но сегодня предки мне пригрозили…

— А, ничего! В приют для несовершеннолетних поеду, там школа рядом.

Лица пацана Кирилл не видел, но голос прозвучал так бодро и искренне, что он содрогнулся. Не ожидал столько… нет, не радости — радости в ответе всё же не было, — но столько решительности и смирения. Вдруг он зря надрывается над поиском вариантов, и пацану на самом деле понравится в казенном учреждении?

— А ты туда хочешь? — уточнил Калякин, и Рахманов-младший замялся, звякнул мелодичным звонком.

— Ну, не очень, конечно… Но мы с Егором давно обговаривали, ещё до тебя… когда мечтали. Так и думали: Егор поедет с мамкой как старший, а я перекантуюсь в приюте, от меня же не убудет. Меня там давно ждут. Теперь вот дождутся. — Он весело, со смешком фыркнул.

— В смысле — ждут? Вы уже договорились?

— Нет, балда! Мы же дату не знали! Егор приедет и договорится. Я о том, что отдел опеки давно хочет меня в приют отправить. Помнишь, приходили и предлагали?

— Помню. — Кирилл прислонился к багажнику, предварительно смахнув с него дорожную пыль ладонью. Всмотрелся в вертящийся, подвижный силуэт человека-велосипеда, иногда поблескивающий оранжевыми катафотами, нажимающий на педали, стремящийся уехать. Спросил: — Андрюх, а если бы тебя взял к себе кто-нибудь из знакомых? Здесь, в деревне, чтобы далеко от дома не уезжать, ты бы остался?

Андрей перестал нетерпеливо окучивать велосипед.

— Это ты про кого? Про бабу Липу, что ли?

— Да хоть про неё, какая разница? Ты бы захотел остаться вместо приюта?

— Ну… Наверно… да. Наверно, да. Мне в приют вообще-то не очень хочется. Но меня никто не возьмёт. Кроме тебя. А тебе не разрешают.

Мальчик был реалистом. Его розовые очки разбились когда-то давно, вместе с болезнью матери, вместе с вероломством отца. Кирилл решил и свои снять ненадолго, не обнадёживать пацана раньше времени.

— Я ничего не обещаю, Андрюх. Просто попробую один вариант.

— Пробуй. А я покатаюсь, ладно? Велик вообще классный!

— Ага, уйду ненадолго, дверь не закрывай.

— Хорошо! — пообещал Андрей и сейчас же закрутил педали прочь.

— И куртку надень, а то комары искусают! — крикнул Кирилл вдогонку. — И не разбейся в темноте!

— Да нормально, не темно! — донеслось с околицы. Калякин сокрушённо покачал головой: мелочь пузатая, всё ей нипочём! Темноты не видит! Да на улице хоть глаз коли! Долго молчавший внутренний голос тут же ляпнул, что кто-то слишком печётся о чужом пацане, но Кирилл указал ему на ситуацию под другим углом — у него наконец-то появился младший брат, о котором хочется заботиться, учить его всяким полезным штукам, лайфхакам. Кирилл сравнивал себя с Егором и верил, что у него получается быть старшим братом, ну хоть капельку. Хоть капельку быть тем, на кого равняются, к кому прислушиваются, кем пугают обидчиков: «А вот я брату расскажу, он вам покажет!»

Кирилл сходил в туалет, проверил скотину, переносил молоко с верстака в холодильник, съел бутерброд с варёной колбасой и, посмотрев на себя в зеркало, причесавшись, пошёл пытать счастья для Андрея. Выходя на веранду, остановился, подумал и взял с собой трёхлитровую банку молока — всё равно его девать некуда, а разговор как-то затевать надо.

На улице стало ещё прохладнее и темнее, погасла часть окон в избёнках — бабки, экономя электричество, ложились спать. Фонарей в этой деревне местными властями не предусматривалось — те тоже экономили бюджет, мотивируя, что молодежи нет, по ночам шастать некому. Рахманов-младший катался где-то далеко, возле церкви — наверно, именно на него в той стороне лаяли собаки. Кирилл прошёл полторы сотни метров, но так его и не увидел. Зато увидел, что банкирша ещё не спит — на первом этаже розоватым светятся два широких окна. Он прошел мимо «Опеля», открыл калитку, пересёк двор и, поднявшись на веранду, забарабанил в дверь — решил не повторять прошлых ошибок, не вламываться, как вор.

— Лариса! — Кирилл постучал громче, что костяшки пальцев заболели, второй рукой плотнее прижал банку к боку. Прислушался, прикидывая, а не стоит ли лучше постучать в окно.

— Кто? — донеслось из-за двери, робкое, но уверенное.

— Кирилл Калякин. Открой, я тебе молока принёс.

Дверь немедленно открылась, за ней в ярком электрическом сиянии стояла настороженная Лариса. Она была в просторных домашних штанах и длинной футболке, которые топорщились на её лишних килограммах, в мягких цветастых тапочках, волосы на макушке были стянуты в небрежный пучок и торчали то тут, то там.

— Молоко, — напомнил Кирилл и протянул банку. — Нам некуда девать.

Лариса нахмурилась, будто не понимала. Заторможено протянула руки, приняла презент. Молчала. Не доверяла.

— Можно войти? — попросил Кирилл, кивая ей за плечо. — Разговор есть.

Лариса пронизала его взглядом.

— Очень важный, — надавил Калякин. Он нервничал. Сунул руки в карманы, качнулся с пятки на носок. И замер, ожидая её решения. Собирался быть вежливым и очень настойчивым.

— Ночь на дворе, — банкирша зыркнула вдаль, поверх забора на погружённую во мрак улицу. — До утра не может подождать?

— Вообще никак. Сейчас надо обговорить. Не бойся, я не ругаться и уж тем более не приставать. Просто дело к тебе есть на сто рублей. Может, больше.

— Ну, входи. — Лариса отошла с дороги, и Кирилл проскочил мимо неё в прихожую. Здесь ничего не изменилось, а он продрог и был искусан комарами.

— На кухню? — Оттуда пахло чем-то влажно-сладким. Кирилл прошёл без приглашения, огляделся, увидел большую, накрытую прозрачной крышкой кастрюлю на плите и сел за стоявший посередине стол. Когда-то здесь его поили коньяком. И обвиняли в изнасиловании, н-да. Но сейчас он был не настроен вспоминать прошлое.

Лариса поставила молоко в холодильник и опёрлась спиной о шкаф-пенал, ладони подложила под спину.

— Егор с Галиной через две недели уезжают за границу на операцию, — сказал Кирилл, пристально следя за её реакцией. Банкирша сначала не подала признаков никаких эмоций, выслушала безразлично, однако, поняв, что от неё ждут ответа, всё-таки пошевелилась:

— Рада за них, но я здесь при чём?

— Андрей остаётся один.

— И что?

— Что-что… Не понимаешь? — Кирилл с каждым словом раздражался. — Возьми его к себе.

— К себе? — Банкирша недовольно поёрзала возле шкафа. Калякин подскочил на стуле и всплеснул руками.

— Блять, Ларис, ну ты тупая! Да, возьми Андрюху к себе! В этот грёбанный двухэтажный особняк! Вам что, места не хватит? — высказавшись, он вдохнул, совладал с психом. — Я бы его к себе взял, но родаки против. Ультиматум поставили, пиздец по всем статьям, обложили. Короче, Андрюхе светит интернат для несовершеннолетних… какой тут у вас поблизости есть.

— Это хороший интернат. Я там была, благотворительную помощь от банка оказывала.

— Да блять! Хороший? То есть ты ребёнка вот просто так туда поселишь?

— Ну, а что?

— Ты же баба! У тебя огромный дом! — Кирилл вскочил и сделал круг около стола, остановился перед Ларисой. Кулаки так и сжимались вцепиться в её футболку, контролировать их было трудно. — Ты же говорила, что любишь Егора! Ты от него ребёнка хотела!

Она побледнела, опустила руки.

— Кто тебе сказал?

— Ваши местные сороки наплели!.. Любишь Егора? Странная у тебя любовь-то, оказывается, Ларисочка! Брату его помочь не хочешь! Брату! Единственному родному брату! Или тебе только Егор нужен, молодой-красивый, чтобы перед подчинёнными да коллегами хвастаться? Секс нужен? Егор мастер в постели! А мать его ты куда бы дела? Ты, вообще, когда Галину в последний раз видела? Не пришла накрасить её, когда я просил! Вот я его люблю и поэтому помогаю, но не могу я взять Андрюху к себе! Мог бы, тебя бы хрен попросил! Помоги, докажи, что любишь! Зачем пацану в приют?