Селянин (СИ) - "Altupi"

Он даже институтскую библиотеку два раза посещал, чтобы попозже прийти домой.

Кирилл снова посмотрел в зеркало. Нет, он не стал бледной тенью самого себя. И постарается не стать ею в дальнейшем. Пошёл обратный отсчёт. Егор улетел, и значит, с каждым днём его возвращение ближе. Переждёт, перетерпит, попляшет под чужую дудку. Три-четыре месяца. Потом операция будет сделана, реабилитация пройдена, деньги перечислены и… всё, пошли на хуй!

Вымолит у Егора прощение, объяснит, как есть, ни слова не соврёт. И с хорошей успеваемостью по предметам это сделать будет проще. Привести зачётку, как доказательство любви.

Только этой мыслью Кирилл заставил себя выйти из ванной комнаты и продолжить сборы на занятия. Он и не заметил, как окончательно продрог.

Едва с рюкзаком на плече Калякин вышел в подъезд и вставил ключ в замочную скважину, в кармане джинсов зазвонил мобильный. Кирилл вытащил его, посмотрел на фото звонящего и молча приставил к уху.

— Кирилл! — Мать никогда не умела произносить его имя мягко, с любовью. Имя словно выкрикивал баклан.

Он не ответил. Повернул ключ и поскакал вниз по лестнице, поздно вспомнив про лифт. К лучшему: быстрый бег, однообразные движения ногами — раз-два, раз-два — успокаивали.

Мать не ждала ответа. По телефону он её давно уже только слушал. Да и не только по телефону.

— Кирилл, ты проснулся? Скоро восемь утра. Первой парой у тебя сегодня мировая экономика.

Кирилл доскакал до первого этажа, вылетел в дверь. Она, закрываясь, громко хлопнула — пневматический доводчик сломался. Звук получился ужасным.

— Что это? — уловила мать.

Молчание. Кирилл шёл к машине, оставленной под кустами пожелтевшей сирени. Природа увядала, особенно набрала темпы с приходом холодов.

В трубку полились и другие уличные звуки. Мать улавливала их, как радиолокационная станция ПВО.

— Ты из дома вышел? Хорошо. За рулём будь внимателен, не спеши. К первой паре успеешь. После уроков приезжай на обед, я пиццу испеку. Сегодня у…

Кирилл убрал телефон в карман, снял машину с сигнализации, открыл центральный замок, бросил на заднее сиденье рюкзак. Вот вроде мать не совсем конченая стерва, печётся о его безопасности и сытости, только зачем бездушно это делает? Похоже, словно с куклой играется — накормить, напоить, в игрушечную кроватку спать уложить. Задумывалась ли она когда-нибудь, какой человек её сын, что у него в голове, что в сердце? Задумывалась, конечно! Когда пилила за пьянки, прогулы, непотребный образ жизни. Когда с пеной у рта предупреждала, чтобы он тщательнее выбирал девок, не трахался с алчными шлюхами и не дай боже спьяну не заделал какой-нибудь тупой сучке ребёнка. Насчёт последнего Кирилл был с ней согласен, хоть всегда томно вздыхал при этих вдалбливаниях и закатывал глаза, ни одну сучку он не любил и не собирался в девятнадцать-двадцать лет вешать на шею пэмээсную бабу и с утра до ночи орущую личинку.

Но с Егором другая ситуация! Другая — не оттого, что у Егора не бывает месячных и он не может залететь, другая — потому что он любит Егора! Любит впервые! По-настоящему! Неужели мать с отцом этого не видят?

«Возможно они этого боятся?» — шепнул внутренний голос. Калякин поморщился: да чего там бояться? Радоваться надо!

Вся ситуация была сложной. Хоть думай над ней каждый день, хоть не думай. Тем более, когда ты не силён в этом, не можешь охватить всю картину разом, сплести причинно-следственные связи.

Осенний холод пробирал до костей. Кирилл осмотрел почти безлюдный уныло-жёлтый двор и поторопил себя: если он действительно любит Егора, пора двигать в институт и там учиться, учиться и ещё раз учиться.

На первую пару он уже опоздал. Доехав до своего корпуса, посидел в машине, наблюдая за такими же заспанными раздолбаями, плетущимися ко второй, затем прошёлся к курилке, посмотрел, кто ошивается там. С несколькими пацанами поздоровался. Они машинально кивали в ответ, а за спиной шушукались. Пидору никто не подавал руки. Кирилл мысленно слал их на хуй. Не верил, что во всём вузе больше нет ни одного голубого. Вот в институте Егора был, даже на его курсе.

Кирилл остановился.

Как это он раньше об этом не подумал?

Слишком был занят сегодняшними страданиями и забыл про прошлые муки.

Виталик. Теперь этот пидористический уёбок приехал из своей вшивой деревни и ходит на учёбу! О! Как Кирилл мечтал ему накостылять!

Да! Да! Это идея!

Кирилл злорадно улыбнулся и зашагал к входным дверям. Хоть что-то хорошее наметилось в скучном промозглом дне. Допрыгался ботан, скоро придёт расплата за шрамы на сердце Егора, за панцирь, в который оно одето, за то, что к сердцу этому пришлось пробиваться с титаническими усилиями, за недоверие, навсегда поселившееся в израненной душе селянина. За то, что был первым у Егора. За то, что Егор его любил. За всё.

В большом гулком холле было теплее. Вахтёрша растолковывала какому-то салабону, что звонок с первой пары дадут через десять минут. Пристроившись на стуле за колонной, Калякин расстегнул куртку и влез в интернет, на официальном сайте правительственного вуза нашёл расписание пятого курса юрфака. Групп было четыре, в какой из них учился Егор, он не знал, однако, по счастью, пары у всех юристов заканчивались одновременно — в четырнадцать двадцать, а у самого Кирилла — на десять минут раньше. Ясное дело, ждать конца четвёртой пары, чтобы лететь потом сломя голову, он не будет, уйдёт раньше. Кому нужна экономика зарубежных стран, если в своей по швам трещит?

Разрывая барабанные перепонки, прозвенел звонок, в ту же секунду холл наводнился людьми и голосами. Кирилл, закинув на плечо тощий рюкзак, отправился искать аудиторию. Встретил ребят из своей группы, но поздоровались только два затюканных ботана, которые всегда остерегались с ним ссориться. Насрать на всех.

В толпе прогульщиков он протиснулся в открытую створку двойной двери, молча поднялся к предпоследним столам, сел. Его будто не замечали. Совсем игнорировать не могли, задирать не смели, но вокруг обязательно образовывался вакуум, одногруппники рассасывались перед ним, как перед неприкасаемым. По хую. Все они ущербные. Калеки, с ампутированной толерантностью. Не умеющие любить и сострадать эгоисты. Пираньи. Позор поколения. Зеркало современного общества. Кириллу было их жалко. Влюбившись в Егора, он прозрел.

Прозрел, но вот как одолеть «Налоги и налоговую систему» не понял. Скучнейшая пара.

87

Институт государственного управления и права находился почти в центре города, занимал всего одно шестиэтажное здание, выстроенное буквой «Г». Дворовой территории из-за очень дорогой и дефицитной земли в этом востребованном районе он почти не имел. Три клумбы, беседка, замысловатый мраморный памятник букве закона, маленькая парковка — вот, пожалуй, и всё. С размерами парковки явно вышла промашка, потому что учились здесь люди небедные, да и преподаватели жили не только на зарплату, однако их «Инфинити», «Мерседесы» и «Порше» были брошены на обочинах и в дворах ближайших жилых домов. Кирилл тоже едва нашёл клочок земли, чтобы припарковаться.

Плана действий у него не было. Фамилии Виталика он не знал. Обладал о нём весьма скудной информацией. Лицо с фотографии отпечаталось в памяти, но с момента съёмки прошло больше трёх лет, сучок мог сильно измениться — отрастить бороду, например, или облысеть. Впрочем, на той фотографии Виталик был в зимней шапке. Надеясь, что язык до Киева доведёт, Кирилл зашёл в распахнутые ворота института. На его часах было четырнадцать ноль-ноль.

На порожках у центрального входа в серо-бордовое внушительное здание, вдоль стен, вокруг скульптуры, на дорожках кучковались студенты. Хоть правительственный вуз, хоть задрипанная пэтэушка — эта братия везде была одинакова в нежелании пылиться на лекциях. Кирилл прошёлся вперёд-назад, всматриваясь в лица парней постарше, но похожего на фотографию не нашёл. Приятели у него отсюда были, но именно, что приятели — бухали пару раз вместе, здоровались раз в пятилетку, называли по кликухам, телефонов и контактов друг друга не имели.