Два часа проходят в агонии собственных мыслей, чувств и ощущений. Но как только пилот сажает самолет, я одна из первых вскакиваю со своего места. Никогда не любила тех, кому неймется, лучше дождаться, но сегодня иной случай.
Извиняюсь перед пассажирами, включая телефон и пытаюсь увидеть насколько быстро получится покинуть борт самолета.
Уходит десять минут, за которыми я читаю сообщения Евы: одно с адресом; второе с тем, что ничего еще не известно; третье, что она уже больше не может находиться одна.
После третьего буквально выбегаю из здания аэропорта и тут же сажусь в первое такси, называю адрес. Ладони потеют, а сердце сходит с ума, будто чувствуя, что еще одна половинка сейчас борется за свою жизнь.
Несмотря на то, что на носу развод, и все вытекающее, будет глупо отрицать, что я любила своего мужа. Отчаянно сильно. И даже за этот период не разлюбила, однако, все остальное, оно накладывает свой след на эту любовь. И бывает так, что только ее недостаточно. А после предательства эта любовь проходит свою трансформацию. И какой она останется и останется ли вообще зависит лишь от этой трансформации.
Прошу таксиста как можно скорее добраться до больницы. А когда он тормозит у дверей даю себе ровно одну секунду, чтобы собраться с духом, и предстать перед дочерью сильной и уверенной.
Двери раздвигаются автоматически, а я озираясь по сторонам, пытаюсь понять, куда мне идти. Вижу небольшую стойку регистратуры и сразу же двигаюсь к ней.
— Зарудный, — озвучиваю, глядя на девушку встревоженным взглядом.
Она слегка вздергивает брови, а затем не глядя в журнал говорит.
— Реанимация, второй этаж. Там зал ожидания…
Поднимаюсь по лестнице, чтобы не ждать лифт, а когда, наконец, оказываюсь в холле вижу свою дочь. Правда, стоит она напротив женщины, которую несмотря на то, что я ни разу не видела, я узнаю мгновенно.
Глава 28. Марта
Больницы всегда пахнут одинаково — стерильностью, лекарствами, страхом. Здесь воздух словно пропитан чужим ожиданием, болью, несказанными словами.
Я прохожу по длинному коридору, чувствуя, как пальцы сжимаются в кулак. Всё внутри меня напряжено до предела, но внешне я спокойна. Я не позволю себе проявить слабость.
Вижу её сразу.
Ольга стоит рядом с Евой.
Она кажется чуть ниже, чем я себе представляла, чуть проще, чем ожидала. В её облике нет той демонстративной ухоженности, которой я почему-то от неё ждала. Аккуратное пальто, волосы собраны в хвост, минимум косметики. Она выглядит так, будто просто вышла по делам, не желая привлекать к себе внимания.
Но я знаю, кто она. Она тоже замечает меня. В эту секунду время будто замедляется.
Мы смотрим друг на друга, и я чувствую, как между нами натягивается невидимая нить.
И в этот момент ко мне бросается Ева.
— Мам!
Голос дрожит, в глазах паника, руки ледяные. Она прижимается ко мне так крепко, как не делала уже много лет.
— Мам, он не очнулся… Он… Он там… — всхлипы срываются с её губ, она уже не сдерживается.
Я держу её крепко, крепче, чем когда-либо.
— Я здесь, — говорю тихо, поглаживая её по спине. — Всё будет хорошо.
Она дрожит, как осиновый лист.
Слышу, как Ольга чуть отводит взгляд в сторону, будто позволяя нам этот момент.
Через несколько секунд Ева глубоко вдыхает, судорожно вытирает глаза.
— Мне… мне нужно воды. Сейчас приду, ладно?
Я киваю. Она быстро разворачивается и уходит в сторону автоматов с напитками.
И вот теперь мы остаёмся вдвоём. Жена и любовница.
Мы молчим. Я впервые смотрю на женщину, которая разрушила мой брак.
Хотя… разрушила ли? Может, он разрушился ещё до неё?
Ольга прячет руки за спину, но голову держит прямо:
— Марта.
Она произносит моё имя спокойно, даже с какой-то осторожностью.
— Ольга, — отвечаю я ровно.
Я всматриваюсь в неё. Нет в ней никакого торжества, никакой самодовольной усмешки. Только усталость, которую она старается скрыть за сдержанным выражением лица.
Она медленно опускает руки в карманы пальто.
— Как долетели?
Я моргаю, не ожидая такого простого, бытового вопроса.
— Нормально, — отвечаю машинально.
Пауза.
— Он был очень уставшим последнее время, — говорит она, опустив взгляд в пол, словно не выдерживая зрительного контакта. — Я замечала… Но кто мог подумать, что всё зайдёт так далеко.
Я сжимаю пальцы на ремешке сумки.
— Гордей никогда не жаловался, — мой голос остаётся ровным, но внутри всё сжимается. — Он такой человек.
— Да… — она кивает медленно.
Мы обе понимаем, что сейчас не время для откровенного разговора. Но и молчать невозможно.
— Как долго он уже здесь? — спрашиваю я.
— С момента, как Ева вам позвонила.
— Ева всё это время в больнице?
— Да. Я не оставляла её одну.
Отчего-то ревность слегка поднимается в груди. Это моя дочь. Моя семья. Но рядом в самую страшную минуту была не я.
Я перевожу взгляд на неё, но ничего не говорю.
Ольга выдерживает мой взгляд. Не знаю, что еще говорить. Да и надо ли…
Ситуацию спасает врач, который выходит из палаты мужа.
Он осматривает нас обеих и спрашивает:
— Родственники Гордея Зарудного?
Мы обе делаем шаг вперёд. На мгновение наши плечи оказываются почти рядом.
Но врач смотрит на меня, словно интуитивно считывает, кто здесь реально семья. Ольга чуть напрягается, и я замечаю, как её пальцы на секунду сжимаются в кулаки.
Но она ничего не говорит. И я делаю еще шаг вперёд.
В этот момент она тихо произносит:
— Я останусь здесь. Буду ждать новостей.
Оборачиваюсь. Сдаваться эта женщина не станет. Не в ее характере.
Ольга смотрит на меня спокойно. В её взгляде нет вызова. Но и покорности в нём тоже нет.
Я медленно киваю. И следую за врачом.
Глава 29. Марта
— Супруга? — врач спрашивает, будто уже зная ответ.
Молча киваю, стараясь быть собранной, чтобы мне не пришлось сейчас услышать.
— У Гордея Михайловича случился инсульт, — озвучивает он мрачно: — Мы стараемся стабилизировать его, ввели тромболитики. — киваю, опуская взгляд, он никогда не следил за своим здоровьем: — Но вы должны понимать последствия могут быть самыми разными. И пусть это не тяжелая форма, когнитивные, двигательные и речевые функции могут быть нарушены, — хмурю лоб, пытаясь сдержать ненужные сейчас слезы, а врач продолжает: — Нужно будет пересмотреть образ жизни на период реабилитации… Холестерин, нагрузки как физические, так и эмоциональные, кровообращение должно быть стабильным, без ярких всплесков, — озвучивает он, а я снова болванчиком киваю.
— Когда он придет в себя? — осторожно спрашиваю и вижу, как врач тянет мне салфетки: — И можно ли нам с дочерью.. .
— Сейчас он стабилен, но нужно еще немного времени, чтобы можно было приступить к восстановлению. Зайти вы безусловно можете, но ненадолго. И, послушайте, эмоционально — это тяжело. Особенно мужчине с таким положением, поэтому вам нужно приложить усилия и беречь его, поддерживать, тогда он быстро встанет на ноги.
Смотрю на врача пустым взглядом, потому что не представляю, как это возможно в нашей ситуации. И нет, я бесспорно буду вселять в него веру…но будет ли это необходимым или достаточным…
— Спасибо вам, — наконец, отмираю, заперев эти мысли и оставив их на потом: — Можно ли нам выделить палату? И я готова подписать все документы, договор и обеспечение конфиденциальности, в связи с положением мужа, — намекаю на то, что эта процедура нам необходима.
Как минимум, обычно у чиновников свои проверенные врачи, а здесь это случилось не в Москве, где его бы ставил на ноги наш человек.
Врач с пониманием дела кивает и достает все необходимое, я же снова мыслями возвращаюсь к тому, что вся эта лавина сошла именно в тот момент, когда ты меньше всего был к этому готов.
