Сломленная голубка (ЛП) - Мари Кайла

Я несу ее вниз, осторожно укладываю на матрас, укрываю одеялами и возвращаюсь наверх ждать Коула.

Я сижу на крыльце, кипя от злости. Холодного зимнего воздуха недостаточно, чтобы остудить меня. Я буду сидеть здесь, пока этот засранец не появится.

Два часа спустя Коул, наконец, возвращается. Он выходит из своего грузовика и направляется к нам.

— Как дела, братишка? — радостно спрашивает он.

Я ничего не говорю. Я встаю, подхожу к нему и бью кулаком прямо в его самодовольное лицо.

— О, к черту Кэл! Что за черт! Ты пытаешься сломать мне гребаный нос? — кричит он, держась за кровоточащий нос.

— Я сломаю тебе не только гребаный нос, если ты еще раз так с ней поступишь! — Я хватаю его за рубашку и кричу ему в лицо.

— Эта сука снова пыталась убить меня! Из твоего гребаного пистолета. Маленькая сучка действительно нажала на курок. Это второй гребаный раз, когда она пыталась убить меня. Я должен был преподать ей гребаный урок, — кричит он в ответ.

Черт. Мой пистолет. Должно быть, она увидела его в один из разов, когда была в моей комнате.

— Мне насрать, Коул. С тем отвратительным дерьмом, которое ты с ней творишь, ты, блядь, это заслужил.

— Знаешь, не думаю, что мне нравится то, что здесь происходит, Каллум. Почему ты так нежен с ней, а? У тебя есть чувства к шлюхе? — он усмехается.

— Нет. — Я лгу. — Любой гребаный человек в здравом уме не согласился бы с этим дерьмом. И теперь ты сжигаешь ее? Как папа когда-то поступал с нами. Как ты можешь так поступать? Как ты можешь делать что-либо из этого? В чем дело на самом деле, Коул? Это какая-то извращенная форма вытесненной агрессии? Ты не можешь противостоять папе, поэтому вместо этого выпускаешь своих демонов на невинную девушку? — Я сильно толкаю его в ответ, чуть не заставляя упасть на задницу. — Она не заслуживает этого, Коул! Черт! Я тоже не заслуживаю такой жизни! Этому нужно положить конец. — Я стремительно ухожу от него и слышу, как он садится обратно в свой грузовик и уезжает.

В течение следующих нескольких дней Коул держится на расстоянии и не спускается к Лане, за что я ему благодарен, и я продолжаю обрабатывать ожоги Ланы дважды в день, чтобы избежать возможного заражения. У меня должна быть какая-то степень по лечению сигаретных ожогов, учитывая, сколько раз мне приходилось лечить свои собственные.

— Буду честен, они выглядят не очень, но становятся лучше. Твое тело выполняет свою работу и лечит их. К сожалению, останутся шрамы, — говорю я, осторожно втирая алоэ вера в последний ожог.

— Коул сказал, что твой отец сделал то же самое с тобой, — тихо говорит она, осторожно надевая фланель обратно.

— Да, — просто заявляю я.

— Я не понимаю, как кто-то мог так поступить с ребенком, со своим собственным ребенком.

— Я не понимаю, как кто-то мог с кем-то так поступить, — говорю я с отвращением. — Честно говоря, через некоторое время я к этому привык.

— Это ужасно. Он так часто это делал? — спрашивает она.

Я встаю. Глаза Ланы следят за мной и наблюдают, как я натягиваю рубашку через голову. Мы оба мгновение смотрим друг на друга, прежде чем я сажусь перед ней в одних серых спортивных штанах и носках.

— Вот эти. — Я немного отклоняюсь назад и указываю на группу круглых шрамов у себя на животе. Затем я продолжаю показывать на различные участки своего тела, которые покрыты шрамами, напоминающими о жестоком обращении. Повыше на животе, груди, руках и один на ключице. В отличие от Коула, у меня нет никаких татуировок, только эти чертовы шрамы. Я подумывал о том, чтобы покрыть их чернилами, как Коул сделал со своими.

Пальцы Ланы протягиваются и касаются одной из отметин на моей груди. От прикосновения ее пальцев к моей обнаженной коже тепло разливается под моей плотью и по всему телу. Я смотрю на нее и замечаю, что ее глаза наполняются слезами, грозящими вот-вот пролиться.

— Мне жаль, что ты прошел через это, — печально говорит она.

— Я бы снова пережил все эти ожоги, если бы это означало избавление тебя от твоих, — яростно говорю я.

Лана встречается со мной взглядом, затем медленно убирает руку обратно на колени и смотрит вниз, нервно теребя пальцы.

— Я дам тебе немного отдохнуть. Спокойной ночи, Лана, — говорю я, хватая рубашку и удаляясь наверх на ночь.

Глава 15

Каллум

Сегодня ночь в канун Рождетства, и Коул уходит из дома, чтобы пойти выпить с коллегами, с которыми он подружился. Если бы они только знали...

Я оставляю открытыми жалюзи на окне, чтобы мне были видны фары, едущие по подъездной дорожке, а затем вызываю Лану. У меня горит камин, играет рождественская музыка, и я приготовил нам горячее какао. Все это так на меня не похоже, но при этом кажется естественным и вкусным. Я хочу сделать все это для нее хотя бы для того, чтобы увидеть ее редкую красивую улыбку.

— Уменя для тебя кое-что есть, — говорю я Лане.

— Что? Ты так много сделал, что мне не нужен подарок.

— Я и близко не сделал достаточно. И я не позволю Рождеству пройти без того, чтобы ты не развернула подарок. — Я достаю маленькую коробочку, завернутую в голубую с серебром бумагу с крошечным белым бантиком, и протягиваю ей. Она кладет ее к себе на колени и на мгновение замирает, прежде чем открыть. Она еще раз смотрит на меня, затем медленно отодвигает бумагу и открывает коробку. Ее глаза расширяются, и она подносит руку ко рту.

— О, Каллум, это… это прекрасно. Мне это нравится. — Она достает его из коробки и держит в руках. Маленький голубь свисает с цепочки из чистого серебра, украшенной бриллиантами по бокам головы и живота. Я смотрю, как из ее глаз скатывается слеза. Она быстро вытирает ее.

Я знаю, что мои чувства к ней опасны, но я не могу остановиться, не больше, чем кто-то может помешать сиянию звезд. Я хочу сказать ей. Я хочу поделиться всеми словами, которые у меня есть, которые предназначены для нее, только для нее. Я начинаю говорить, и она резко встает и начинает расхаживать по гостиной.

— Я сделал что-то не так? — Нервно спрашиваю я.

— Нет. Просто, — Она глубоко вздыхает, — Ты как будто пытаешься собрать меня воедино с помощью скотча. Это не продлится. Это ненадолго. Я здесь долго не протяну. Я не могу продолжать притворяться. Ты пытаешься жить в этом выдуманном мире и вести себя как дома, как будто я на самом деле не твоя пленница, как будто ты не мой похититель, как будто твой больной брат не насилует меня каждую ночь и не мучает новыми отвратительными способами. Мы больше не можем притворяться, Каллум. От этого только больнее. Это ненастоящее, — плачет она.

Я чувствую, что воздух полностью покинул мои легкие. Я погружаюсь в тишину, просто глядя на нее.

— Мне жаль. — Я встаю, но не смотрю ей в глаза. — И, черт возьми, Лана, я знаю. Я не пытаюсь притворяться, что происходящего на самом деле не происходит. Я прекрасно понимаю. Непрекращающееся чувство вины, которое я испытываю, не позволяет мне забыть, что это такое. Я просто хотел подарить тебе хоть какое-то счастье. Я хотел быть тем, кто сделает тебя счастливой, — говорю я, все еще глядя в сторону.

— Я не могу быть по-настоящему счастлива здесь, Каллум, — тихо говорит она. — Ты должен это знать. Никакая доброта, подарки или забота не сделают меня по-настоящему счастливой. Может ли заключенный когда-нибудь по-настоящему почувствовать счастье? У меня отняли мой мир, мое тело и любую радость, которая у меня была. Я потеряла все. Если ты хочешь помочь мне хотя бы начать снова обретать счастье, пожалуйста, отпусти меня. В противном случае я покончу с этим сама. Я серьезно. Я больше не могу так поступать, я не могу так жить, я не буду.

Мои глаза встречаются с ее.

— Не говори так. Пожалуйста, Лана, не говори так, — умоляю я.

— Каллум, я все равно умираю внутри каждый день. Разве ты этого не видишь?