Поцелуй с тенью - Аллен Навесса

Ровно до тех пор, пока я не опустила взгляд и не заметила, что к этому видео был прикреплен текст – впервые за все время. Подпись гласила: «Когда она на тебя злится».

Да ну, к черту! Надеюсь, этот говнюк говорил не обо мне!

Я снова нажала на воспроизведение, видео продлилось еще несколько секунд, а потом вернулось на начало. У меня подозрительно сузились глаза, когда я вслушалась в слова песни о сожалении и раскаянии за свои прошлые поступки. Это он так хочет извиниться? Ему нужно что-то сильно серьезнее этого!

Я пробежалась по комментариям. Люди просто с катушек слетели.

«Кто тебя так ранил???»

«Дай мне имя и адрес, и я позабочусь об этом».

«Нет. Я отказываюсь верить, что кто-то может на него злиться».

«Леди, выезжаем на рассвете».

«Я вам говорю, я бы простила этому мужчине буквально все».

– Ха, – говорю я невеселым тоном. – Сейчас ты так говоришь, но подожди, когда он убьет меня и придет за тобой.

Я подняла голову и с облегчением обнаружила, что все еще одна в комнате. Надо перестать так много разговаривать с самой собой.

Я снова опустила взгляд и прочла еще несколько комментариев, защищавших его несуществующую честь. В какой-то момент злость окончательно взяла надо мной верх, и я написала:

«Когда у нее на это есть все причины, ты хотел сказать?»

Едва я успела нажать на отправку, мой телефон завибрировал. Он уже увидел и лайкнул мой комментарий. Ох, черт. Он никогда не лайкает комментарии. Интересно, кто-то заметил?

Тут же всплыло новое уведомление: «человек. без. лица подписался на вас».

Я чуть телефон не уронила. Нет, он этого не сделал!

Телефон снова тренькнул. Кто-то – не он – ответил на мой комментарий.

«ЭМ, МЭ-ЭМ, ОН ЛАЙКНУЛ ВАШ КОММЕНТАРИЙ???»

Кто-то еще написал:

«ОМГ, ОНА ЕДИНСТВЕННАЯ, НА КОГО ОН ПОДПИСАЛСЯ».

Я отшатнулась от телефона, когда на меня начали сыпаться сообщения. Что я натворила? И что он натворил, так меня выделив?

Мой телефон начал пищать с такой скоростью, что это стало походить на вступление танцевального трека.

«Прости его, ты, монстр!»

«Какой он в реальной жизни?»

«Ты с ним встречаешься?»

«Так вот что значит на стену лезть от ревности».

«Каково это – стать самой ненавистной женщиной интернета?»

«Если ты его не хочешь, я заберу».

Я быстро вышла из приложения и отключила в нем звук в настройках. Нет. Не буду я сейчас разбираться с этим океаном дерьма. Впереди еще половина смены, а сегодня все уже складывалось достаточно паршиво. К нам в больницу одновременно поступили и жертва изнасилования, и насильник. Его поймали прямо в процессе. Когда семья женщины выяснила, что он здесь, мы потратили целую кучу времени, чтобы уговорить их не убивать его на месте.

Не то что я могу их в чем-то винить.

Хорошо, что не я была медсестрой при этой женщине, потому что, несмотря на годы обучения и этические соглашения, которые я подписала, у меня бы возник соблазн шепнуть мужу номер палаты насильника. Только мысль о тюрьме могла остановить меня, но с учетом того, что я узнала о себе за последние двадцать четыре часа, я не была уверена, что даже этого достаточно.

Может, я была похожа на Безликого больше, чем считала? То я рассуждаю, стоит ли стать сообщницей в убийстве, то решаю восстановить справедливость линчеванием, не сообщая о моем новоприобретенном сталкере полиции. Кажется, я ступила на очень темную дорожку. Возможно, настало время взять несколько недель отпуска и прочистить голову? Я даже больничных не брала уже сколько… Два года? Нет, не может быть.

Я нахмурилась, припоминая. Черт меня подери, действительно. Последний раз я пропустила смену благодаря острому пищевому отравлению после еды из локальной кулинарии, которая с тех пор успела закрыться, что неудивительно.

Два чертовых года работы медсестрой в травматологии без отпусков. Ох. Да уж, надо это исправить. Неудивительно, что у меня в голове последнее время такой хаос.

Ну, еще за это можно было благодарить Безликого. Может, он наблюдал за мной даже сейчас, через больничные камеры безопасности? Наверное, нет, но на всякий случай я показала средний палец одному из огоньков в углу комнаты отдыха.

Телефон просигналил о сообщении.

Я достала его, увидела незнакомый номер и одно-единственное слово:

«Грубо».

Я чуть не поперхнулась. Он взломал больничные камеры. Насколько человек должен быть хорош, чтобы это провернуть? И насколько он должен быть одержим, чтобы зайти так далеко?

И почему, ради всего святого, я из-за этого чувствую себя особенной, а не испуганной до чертиков?

Мне не стоило отвечать. Правда не стоило, но я не смогла удержаться и напечатала:

«Ты смотришь на меня прямо сейчас?»

«Мо-ожет быть», – ответил он и добавил подмигивающий эмодзи.

Я стиснула зубы, пытаясь игнорировать тот факт, что в рамках нашего общения он пока что казался скорее милым, чем стремным.

«Ты нарушаешь столько законов», – написала я в ответ.

«Ты не знаешь и половины того, что я планирую», – ответил он.

«Слушай, ты… УФ, я даже не знаю, как тебя называть!»

«Может быть, ‘бу’? – предложил он. – Ну, знаешь, из-за…»

После текста шли три эмодзи с привидениями, напоминавшими его маску.

Черт возьми, я не собиралась улыбаться! Не в этот момент, когда он за мной наблюдал. Достаточно плохо то, что он заставил меня смеяться вчера. Это все папа с его мрачным юмором, который передался мне. Желание посмеяться всегда нападало на меня в самые что ни на есть худшие моменты.

«Я не буду называть тебя ‘бу’, – написала я. – Остановлюсь на ‘говнюке’, с твоего позволения. А тебе больше совсем нечем заняться, кроме как шпионить за мной на работе?»

«Не особо, – признался он. – Бессонница на этой неделе не отпускает».

Я сморгнула, на секунду почувствовав к нему жалость, но потом пришла в себя. Он заслужил бессонницу за свое поведение.

«Я видел твой комментарий под моим видео, – добавил он. – Кажется, все остальные тоже. Ты сейчас реально популярна».

Тут он тоже прикрепил смеющийся эмодзи, видимо, чтобы спровоцировать меня.

Я открыла приложение и поморщилась. Мне ответили уже более сотни человек, и все они жаждали крови.

«Я виню в этом тебя», – заявила ему я.

«Ты сама оставила комментарий, Эли».

«О нет. Ты не повесишь это на меня. Я приняла дурацкое решение, оставив его, но только из-за твоего вмешательства его заметили. Ты прекрасно знал, что случится, если ты его лайкнешь и подпишешься на меня».

«Я не сожалею о том, что публично заявил на тебя свои права».

Заявил на меня права?

О господи. Нет, вагина, не надо так содрогаться. Черт возьми. И вы, яичники, – нет!

Понимая, что за мной все еще наблюдают, я не пошевелила ни одним мускулом, с трудом поборов импульс застенчиво опустить глаза. Его заявление подействовало удивительно успокаивающим образом. Теперь существовал цифровой след, связывавший меня с ним, так что даже если он все-таки убьет меня, найдутся сотни тысяч свидетелей, которые укажут на него и заявят: «Это сделал ее парень». Фактически он никогда не был моим парнем, но они-то этого не знают. По всем внешним признакам он только что засвидетельствовал, что так и есть.

Может, таким способом он пытался показать, что не представляет угрозы?

Я покачала головой. Нет. Нет, это меня не смягчит. Он снимал меня. Он наблюдал за мной даже сейчас. Он мог соврать о том, что видел в ту ночь. Черт возьми, он мог меня записывать! Может быть, на порносайте злобных бывших уже висит видео, как я трахаю себя вибратором.

Я не знала этого человека и была бы идиоткой, поверив ему.

«Я все равно тебя не прощаю», – написала я.