Селянин (СИ) - "Altupi"

К утру Кирилл решился. И крепко уснул до звонка будильника. Машка тоже проснулась, они оделись, позавтракали и поехали в институт к первой паре. Учёба — единственное, что не вписывалось в развесёлый распорядок. Для правдоподобности Калякин прогуливал пары, но выбирал только бесполезные и не влияющие на общий ход обучения. Учёба, пусть ненавистная, была весомым козырем в оправданиях перед Егором.

Рассвет только-только зачинался, на бурой траве белела изморось. Шли последние унылые дни октября, настроение катилось к нулю.

Отсидев первую пару, Кирилл нашёл Машку в аудитории на втором этаже. В свои планы её не посвящал и не собирался.

— Дай мобилу позвонить, — попросил он.

— А своя что?

— Зарядить забыл, — соврал Кирилл. Машкины одногруппники принимали их за влюблённую пару. Ничего, скоро они вдоволь натешутся, обсуждая брошенку.

Машка закрыла вкладки и протянула смартфон. Кирилл схватил его, как уникальный могущественный артефакт. Сейчас в этом дешёвом девайсе действительно сосредоточилось его будущее. Ладони вспотели.

— На следующей перемене верну, — сообщил Кирилл и быстро вышел из кабинета, забился под лестницу, где никто не мог помешать. Для того, что он собирался сделать, ему требовалось уединение, посторонние слушатели могли помешать, сбить с настроя. Да и не хотел Кирилл ни с кем делиться сокровенным. Темное узкое помещение подходило ему.

Зайдя в браузер, Калякин ввел название банка и город. Поисковик выдал ему двести тысяч результатов с точными адресами, реквизитами и контактами. Телефоном заведующей.

Палец дрожал, промахивался по цифрам кода и номера. Наконец раздались гудки.

— Банк, — ответил на том конце провода - действительно провода, ведь Кирилл звонил на стационарный телефон - собранный женский голос.

— Привет, Ларис. Это Кирилл. Калякин, — добавил он, не дожидаясь, когда после немой, непонимающей паузы последует такой вопрос. Сердце против воли застучало, выпрыгивая из груди, бросило в жар, рот пересох.

Ватная дрожь

Теперь до Лариски дошло, кто по служебному телефону называет её без положенных должности реверансов и отчества.

— Кирилл, — протянула банкирша, и уже по вложенному в имя презрению можно было понять, какого она невысокого мнения о звонящем. В тоне была и другая информация, полезная и обидная: Лариска в курсе его предательства и осуждает. Наверно, она даже не без злорадности втирала Егору: «Я же тебе говорила! Твой Кирилл гад, я это сразу разглядела! Ты его защищал, ты меня не слушал!» А потом, возможно, утешила его в своих многокилограммовых объятиях.

Кирилл подавил возникшие за секунду образы занимающихся сексом Егора и Ларисы, заткнул желание нагрубить и бросить трубку. Лариса сейчас выступала единственным доступным связующим звеном между ним и любимым человеком, а у него самого руки ходили ходуном. Он волновался, как человек, впервые прыгающий с парашютом, боялся узнать ответы. Зуб на зуб не попадал. Стена, к которой Кирилл прислонился, холодила спину через рубаху. Нет, не обязательно, что Лариске пожаловался Егор. Скорее всего, она сама догадалась, не увидев его в числе провожающих, но Егору в любом случае в эти последние две недели было плохо.

— Ла… Ларис… — выдавил Калякин. Речевой аппарат будто заклинило. Ухо, к которому прижимал смартфон, вспотело.

— Отыскался? — зло перебила его банкирша. Чего она так взъелась? Она ведь радоваться должна, что соперник свалил за горизонт! Егору действительно было так хреново?

Кирилл сел на кафельный пол. Провёл по лицу ладонью. Паузы между фразами слишком затягивались, хватило бы денег на звонок.

— Ларис, — снова выдавил Кирилл, — как Егор? — Сердце застучало о грудную клетку, в ушах возник ватный шум.

— Да уж не твоими молитвами, — огрызнулась Лариса. Сука драная, по-человечески ответить не может?! Но агрессия сейчас была не рациональна, да на неё не имелось и сил. Только на жалкие вопросы.

— Ты с ним общаешься… сейчас?

— Кирилл, забудь про него. Не рви ему душу. Не нужен ты ему. А он тебе тем более. Наигрался и хватит.

Калякин стиснул губы. Досчитал до десяти, примеривая счёт к ударам сердца.

— Андрей живёт у тебя?

Лариса помолчала и затем вздохнула. В трубке послышался её шумный выдох, сопровождающийся протяжным «ох». Так вздыхают, когда вынужденно приходится менять о собеседнике заранее составленное негативное мнение. Наверно, она предвидела поток нецензурной лексики со скрежетом зубов на свои фразы, но не дождалась их, взамен брани получила заботливо-неэгоистичный вопрос. Кирилл вовсе не хотел показывать себя перед ней смиренным мальчиком, но раз такова была цена за сведения, он готов был её заплатить.

— Да, — снизошла Лариска. Одно единственное слово, но уже крошечная брешь в её мстительном отфутболивании. Кирилл тут же задал следующий вопрос, руки уже не так крупно дрожали.

— Галине операцию сделали?

— Да.

— Успешно?

Послышалось сопение, и брешь закрылась.

— Кирилл, послушай… — Лариса вновь стала деловой и неприступной.

— Мне надо знать! — закричал Кирилл. Под лестницу всунулась чья-то лопоухая стриженная голова, и он, бешено вращая глазами, вскинул руку с отогнутым средним пальцем. Голова стремительно скрылась.

— Кирилл, у Рахмановых всё хорошо, — холодно сказала банкирша, — А без тебя будет ещё лучше.

— Ларис! Мне надо знать! Когда они прилетают?

Ответа не было. Характерных потрескиваний проводной линии тоже. Кирилл рванул трубку от уха и уставился на дисплей: на нём были иконки рабочего стола — разговор окончен! Сука Лариса! Кинула!

Калякин набрал номер ещё три раза. В первый там взяли и сразу повесили трубку, во второй и третий раз на экране появилось сообщение, что абонент занят. Вероятно, Лариска просто сняла трубку с аппарата и кинула рядом, чтобы он не донимал её звонками.

Дать бы ей по ебалу за это!

Кирилл положил вытянутые руки на колени, прислонился затылком к холодной крашенной синей краской стене. Закуток под лестницей показался склепом. Пахло здесь гадко, и свет сюда почти не проникал, отопительных батарей не было, а пыль на полу за давностью влажной уборки сбивалась в комья, лежала на советском коричневом кафеле мохнатой коркой. Теперь и его джинсы будут не чище. Похую. У Егора всё хорошо, но любит ли Егор до сих пор его? Блядская ревнивая банкирша, херова защитница чужой чести, о чём её, конечно, не просили, так ничего и не сказала!

Винить Егора не в чем, даже если он перетерпел и заглушил любовь, и нельзя рассераться «А чьими стараниями у него всё хорошо? Кто организовал ему заграницу?» Аргументировать «Мне было также херово, как и тебе, может быть, даже хуёвее» — не по-мужски, как блеяние маменькиного сынка. Лариску Кирилл тоже понимал, хотя это понимание ему было противоестественно и до блевоты противно, но, что ни говори, сам заслужил презрения. Однако, соглашаться, что Егору лучше без него — нет, увольте! Лариска не знала их жизни, а Кирилл отлично помнил, каким селянин был с ним счастливым, с какой нежностью смотрел ему в глаза и сжимал ладонь, как страстно брал его в постели, и они лежали потом разморённые и просто смотрели друг на друга, улыбаясь. В нём и только в нём Егор нашел человека, с которым, интуитивно чувствуя поддержку, делился сокровенными переживаниями. Неправда, что им лучше порознь. Порознь — совсем пиздец.

По лестнице ходили чаще и чаще, поодиночке, а теперь целыми группами. Кирилл встал, не видя смысла сидеть дольше, и так не явился на пару по мировой экономике. Похлопал по заднице, стряхивая пыль, по икрам. Разгибаясь во весь рост, стукнулся головой об уклон бетонного лестничного пролёта. На черепе взорвалась маленькая атомная бомба, и боль ударной волной разошлась во все стороны.

— Блять, — прошипел Кирилл и, нагнув голову, вышел из закутка. Настроения не было. После разговора с Лариской не полегчало, а стало хуже. Тоска по Егору разрослась и пустила корни в каждую нервную клетку, хоть ложись и помирай или бери билет на самолёт и лети к нему.