Селянин (СИ) - "Altupi"

Одобрительно усмехаясь, Кирилл лёг. Устроился посередине кровати, под голову удобнее подмял обе подушки. Машка тут же взгромоздилась сверху, переливчато засмеялась, поёрзала на самом паху.

— Аккуратней: яйцо отдавила! — шикнул Кирилл, кладя ладони ей на талию. Гладенькое девичье тело было тёплым и тонким, невесомым. Груди с большими твёрдыми торчащими сосками висели прямо над губами — потянись, схвати и пососи. Промежность оставляла на лобке влажные следы обильной женской смазки. Если бы член стоял, Машка без усилий бы на него насадилась. Она и хотела этого — дыхание стало глубоким, губы приоткрылись, бедра плавно раскачивались, словно бы толстая игрушка уже скользила в ней. А Кирилл не хотел. То есть секса он хотел, но только при условии, что на месте Машки находится Егор.

Кровать поскрипывала. Со стороны прихожей было тихо. Кирилл мандражировал. Конечно, он мог бросить эту сложную затею с проучиванием родителей, усыплением их бдительности и просто переждать оставшийся месяц, но он боялся, что, не видя исправления его ориентации, они поставят новые препоны на пути к Егору. К тому же, порой на него начали накатывать приступы паники — что с каждым днем меньше шансов на прощение, что Егор зачерствел, забыл, выкинул из сердца. Поэтому необходимо было убедить церберов, что им нечего опасаться, тогда в самый ответственный момент они опоздают и не помешают. Пусть на это уйдёт больше времени, чем хотелось бы, но игра стоила свеч.

— Маш, тсс! — приложил палец к губам Кирилл, и девушка умолкла, прекратила тереться о член. Они заговорщически улыбнулись друг другу, и Кирилл, чуть поднял голову, закричал: — Мы сегодня, наверно, у вас ночевать останемся! — Крикнул громко, но недостаточно, чтобы его могли расслышать. Расчёт был на то, что мать с отцом вместе или кто-то один подслушивают, например, сидя в гостиной с выключенным телевизором. Они услышат что-то явно обращённое к ним и получат повод войти в комнату за уточнением. А вломиться в комнату и собственными глазами убедиться, что они правильно истолковали доносящиеся оттуда звуки, им несомненно было невтерпеж.

— А если они не придут? — прошептала, низко наклонившись, Машка. Её волосы защекотали Кириллу лицо и ключицы.

— Тогда повторим попытку. Давай, не отвлекайся теперь. — Калякин согнул ноги и снова положил ладони на бёдра Машки. Она сразу начала раскачиваться, имитируя половой акт, упиралась руками в его плечи. Сиськи тряслись, отвлекали. От трения член начал наливаться. Да где же эти инспекторы?!

Хоть и, кусая губы, ждал, от резкого короткого стука в дверь Кирилл вздрогнул. Ручка повернулась, и в образовавшуюся щель пролезла материна голова.

— Что ты сказал, Кирилл?

— Блять! — тут же взвизгнула Машка и кубарем скатилась за Кирилла, потянула на себя одеяло вместе с покрывалом, которое не очень-то вытаскивалось, придавленное лежащим на нём телом.

— Мам, ну блять! — в унисон заорал Кирилл, метнувшийся и схвативший покрывало с другой стороны. Он не разгибал ног, чтобы не спалить своё вялое хозяйство. Наконец, прикрыл его.

Мать опустила глаза и мгновенно скрылась за дверью. Всё что ей надо было видеть, она видела, больше в спальне делать было нечего.

— А стучаться не учили? — крикнул вдогонку Кирилл, хотя мать стучала, просто как-то надо было обозначить своё недовольство.

— Пиздец, — забираясь обратно, прокомментировала Машка. Она налила себе ещё коньяка, залпом выпила и легла рядом с Кириллом. Они смотрели телевизор, смеялись, а, когда свет во всей квартире потух, разыграли ещё одну сцену с громкими стонами, смехом, Машкиными криками «О, Боже! Как хорошо!» и бурным оргазмом. Этому сексу, должно быть, аплодировали даже соседи. Родители вынесли его с железобетонным спокойствием. Утром Кирилл подкинул в мусорное ведро презерватив — они с Машкой наплевали в него вместо спермы.

94

Звонок в дверь застал Кирилла на унитазе. Часы в смартфоне, который он держал в руках, показывали двадцать минут одиннадцатого ночи.

— Маш, открой!

Азарова что-то пробурчала, но по паркету раздалось шлёпанье её босых ног. Мелодия тем временем повторилась. Потом щёлкнули замки, и входная дверь металлически лязгнула, открываясь.

— Здрасте, — буркнула Машка.

— Где Кирилл? — спросила без приветствия мать. Кирилл напрягся. Не от страха или тревоги, а от волнения: он ждал контрольного визита уже почти две недели. Родители не поверили в его окончательную обратную переориентацию, тотальная слежка продолжилась, приходилось действовать очень аккуратно, продумывать каждое телодвижение. В соцсети сыпались тонны фотографий счастливой парочки — в постели, за завтраком, за ужином, в институте, в парке, в машине, во дворе, в клубе. Машка переехала в квартиру, постила цитатки про любовь и ссылки на свадебные салоны. Но пыль в глаза оставалась пылью, пока господа Калякины не теряли бдительности. Пока официально не признали голубизну излеченной.

— Кирилл в туалете, — зевнула Машка. — Вы входить будете? Мы вообще-то спать собирались. Предупреждать о приходе надо.

Вместо ответа послышался стук каблуков материных сапог по паркету прихожей.

Кирилл отложил смартфон на бачок унитаза, вытерся, надел трусы и вышел из туалета, гадая, почему самые важные моменты его жизни в последние полгода связаны с дерьмом.

Мать стояла перед зеркалом, на ней было бежевое полупальто с меховым воротником и зимние сапоги. Шапку она не носила и зимой, когда ездила на машине, а для двадцать седьмого октября погода была относительно тёплой. Свет от лампы падал ей на вечно надменное лицо, создавая безобразные тени. Машка в алом пеньюаре, под которым не было нижнего белья, недовольно повела плечом, мол, твоя мамаша, ты и разбирайся, и ушла в спальню, закрыла дверь.

— Вот он я, чего ты опять хочешь? — Кирилл тоже не счёл необходимым рассыпаться в любезностях, вывалил заранее заготовленный текст. — Чего ты, правда, сюда ходишь? Проверяешь? Так иди, свечку держи! Или, хочешь, на видео буду снимать и в сеть выкладывать, чтобы все поняли, что я не пидорас? Я — с Машкой! Отстань от меня! Денег лучше переведи, а то закончились: бабы — дорогое удовольствие.

Мать не дрогнула, она была сделана из титанового сплава. Смерила Кирилла превосходящим взглядом.

— Так с тем парнем покончено?

— Как видишь! Машка может подтвердить!

Ответ мать не устроил.

— Кирилл! — требовательно процедила она.

— Да! — зло выкрикнул он. — Покончено! Я — с Машкой! — И добавил тихо и сокрушённо, потирая пальцами лоб. — Машка вообще, походу, залетела. Не знаем ещё, что делать…

У матери глаза на лоб полезли, рука машинально прислонилась к левой половине груди.

— Беременна?!

— Ну да. Задержка, две полоски, всё такое…

— Но Кирилл… — Елена Петровна впала в шок и ступор, голос стал грудным, низким.

— Ладно, ма, иди. Мы сами разберёмся. — Калякин изобразил крайнюю озабоченность человека, который и не хочет вешать на себя обузу в столько раннем возрасте, но вполне склонен дать малышу родиться.

— Но Кирилл!..

— Иди, мам, иди. — Кирилл открыл дверь. — И теперь звони, когда захочешь меня проверить: у меня тут почти семья.

На идеальном лбу Елены Петровны пролегли глубокие морщины. Она подвинулась к выходу, на пороге обернулась.

— Не принимай скоропалительных решений. Посоветуйся с нами, прежде чем что-то предпринять.

— Разберёмся, ма. Иди. — Кирилл буквально вытолкнул её за дверь, закрыл на все замки, потом пошёл в ванную и долго мыл руки, смотрел на себя в зеркало. Он отказался от Егора. Отказался, что обещал себе никогда не делать. Но так было необходимо. Уж это маленькое предательство Рахманов ему простит. Если простит предательство большое.

95

Следующей ночью Кирилл спал плохо, обдумывал все «за» и «против». Его снова накрыл приступ паники, который решил исход его мучений. Ему казалось, что если потянет ещё немного, то лишится навсегда Егора. Этот страх притуплял осторожность, которой руководствовался целых два месяца. В конце концов, срок лечения подходит к завершению, остаётся две-три недели, деньги, по идее, будут переведены со дня на день. Надо пользоваться тем, что у предков в ближайшее время голова будет болеть о залёте гулящей девки от их распрекрасного сыночка.