В разводе. Бывшие любимые (СИ) - Грин Анна Кэтрин

А в унисон этому шлёпку раздался мат.

— Твою мать. Стрижницкий охренел! — взвилась в этот же момент Вика и села в постели, сонно проморгалась и уставилась на меня агрессивным злым взглядом.

— Ну ты же меня любишь. Ну, подумаешь, шлёпнул.

— Ты охренел, что ли? Я бы ещё поняла, если бы ты меня шлёпнул, когда мы уже были в процессе. А так ты дураком сделать можешь, — зарычала на меня Вика и дёрнула на себя одеяло, словно бы отгораживаясь от меня.

— Ну а что тебе не понравилось?— Ощутил какой-то неприятный болючий укол в самую совесть.

— Стрижницкий, ты нормальный, нет, посреди ночи разбудить меня и шлёпнуть по заднице. Ладно бы ты просто меня похлопал по жопе, но ты меня шлёпнул. Ты, блин, шлёпнул. Так, что все этажи после нас это прекрасно слышали.

Я поморщился.

— Что ты нагнетаешь? Ну, хотелось мне какой-то перчинки добавить в постель!

— Перчинки? Давай я схожу соли тебе на член насыплю, та же самая перчинка. — Едко выдала Вика, я поморщился.

— Что вот у тебя за язык, не язык, а жало. — Произнёс я слегка нервно и смущённо.

Может быть, действительно, я как-то не так начал. Может быть, действительно надо было как-то иначе. Как-то ну, больше разогреть.

— Иди сюда, иди сюда, моя змейка, — проворковал я, стараясь притянуть к себе жену, перехватил её за бедра потянул на себя.

— Знаешь что, Олег, иди ты к черту со своими экспериментами. Мудя все седые, а все туда же, какие, к чёртовой матери, эксперименты ты, блин, впахиваешь на работе, как проклятый. Я, блин, постоянно плюхаюсь с этими кофейнями. Последнее, о чем я думаю, это об экспериментах. Вот серьёзно!

— Иди сюда, — прорычал я, притягивая к себе Вику, пальцы тут же запутались в пушистых волнистых волосах. Я постарался жену склонить к себе, повалить на себя, но она упёрла руки по обе стороны у меня от лица и только гневно сверкала глазами.

— Какие, твою мать, эксперименты?

Я снова потянулся ладонью к её сорочке, задирая наверх, прошёлся по коже бедра и увидел, как Вика зажмурилась.

— В смысле тебе совсем не по кайфу.

— Откуда я знаю, по кайфу мне или нет, на протяжении всей нашей жизни ты никогда такого блядства не делал, но сейчас вдруг что-то решил, откуда я знаю, по кайфу мне это или нет.

— Ну а как же минет?

— А что, минет, ты держишь мои волосы? Все отлично.

Я нахмурился была какая-то нестыковка во всем этом безобразии. Нет, мне казалось, что во время орального секса я достаточно прямолинеен, потому что тогда мозг отключается и включаются исключительно инстинкты, а когда видишь сексуальную жену перед собой тут как бы последнее, о чем можно думать, это о том, что как-то надо аккуратнее, как-то надо не мешать.

— Ну, ты даже попробовать не хочешь? — задал закономерный вопрос я и вздохнул.

— Да причём тут попробовать? Ты просто время нашёл какое.

— Ну хорошо, давай мы найдём какое-то другое время, удобное для тебя.

— Уф, Олег, не трахай мозг, — произнесла Вика и перекинула через меня ногу, оседлала, сползла чуть ниже уровня моего паха. И потянула вниз мои штаны.

Какой нахрен у меня стояк, у меня после этого разбора полётов уже нафиг ни на что не стояло.

Вика вздохнула, пошире расставила ноги и медленно опустилась на мой член.

Горячее тугое тепло окутало со всех сторон.

Я прикрыл глаза и, запрокинув голову, тяжело выдохнул.

Все шло по одному сценарию, у нас уже так было. У нас не было того, чтобы я мог шлёпнуть, прикрикнуть. Или сделать то, что я хотел на самом деле, а оказывается, хотел я сейчас элементарно схватить жену за волосы, резко дёрнуть в сторону, прижать её к постели. Подоткнуть под живот подушку и со всей силы ударить по заднице, чтобы до красна, чтобы когда я вошёл она сходила с ума от смеси возбуждения и подчинения.

Глава 27

Олег

До развода

— Ну что, как дела, друг?— Спросил нервно Влад, когда я взял трубку.

— Нормально…

Прошло чуть больше нескольких недель с последней встречи как раз в его богадельне. А хотя какая богадельня, скорее себе цирк уродцев, но что-то определённое в этом было, что-то, что заставляло подниматься какие-то глубинные фантазии. Либо те самые фантазии, о которых самому себе никогда не признаешься.

— Зачем позвонил? — я тут же взял быка за рога.

— Слушай, ну я тебя позвать хотел. У нас через неделю новое перфоманс шоу.

Я закатил глаза.

— Влад, я женатый мужик. Мне вот только до твоих перфоманс шоу дело есть, да?

— Ну, слушай, раз ты такой женатый мужик, раз ты такой охренеть какой правильный, то может быть, тебе с твоей женой до моих перфоманс шоу будет дело.

Вике до этого однозначно дела не будет никакого.

Я это прекрасно понимал, я даже знал примерно, с каким лицом она мне скажет, что я старый дурак и вообще, куда меня черти несут. А черти, по её мнению, меня бы понесли в гиену огненную. Однозначно, да, я любил свою жену, но иногда она становилась просто невыносимой, и я понимал, что, скорее всего, это где-то мой недосмотр, потому что как бы не было по-дурацки, но брак меняет. Я из пацана, который вечно был на мутках, на каком-то адреналине, стал серьёзным бизнесменом, отцом большой семьи охренеть какой большой семьи. Я научился быть мужем, другом, любовником, соратником.

Господи, я даже научился быть отцом!

Отцом быть самое сложное, если честно, и одно дело, когда родился Денис. Я прекрасно знал, что это мальчик, и особо каких-то затыков с его воспитанием никогда не было. Ну то есть это мальчик, делаешь все тоже, что и привык, только объясняешь.

Когда родилась Вероника, начался какой-то треш.

У меня в памяти всплывали картинки того, как Вика лежала в больнице с воспалением лёгких, а мне надо было Веронику собирать на детский утренник. А Вероника ещё такая противная вот с самого детства была. Вот Денис какой-то мягкий такой, типа, а ботинок грязный, да плевать.

А Вероника нет, она мне сначала весь мозг выдолбила, что мы не то платье одеваем, а когда все-таки мы его одели, оказалось, что мама приготовила другое перед тем как лечь в больницу. Но отдельного трешака стоило то, что я нихрена не умел завязывать банты. Мне казалось, что очень легко и просто собрать какой-то пучок ей на голове, а сверху наклепать бант, но нет, это же была Вероника, которая сидела потом и петухи замазывала и затягивала тонкой расчёской.

И плакала.

А потом, когда Вика вернулась из больницы, она весь мозг ей проела о том, что папа меня плохо собрал.

С девочками было сложнее, с девочками было тяжелее, и только когда Стеша родилась, я, уже имея багаж каких-то знаний и опыта, мог хоть как-то реагировать адекватно на ребёнка-девочку.

Со Стешей уже все было проще, потому что второй раз. Да, перед ней у нас был, ну, дерьмовый опыт. Выкидыш, разбитая в хлам Вика. И я думал, что она не решится больше на ребёнка. Вот в принципе, но Стеша появилась как результат того, что все-таки мы безумно друг друга любили. И вот, видимо, она стала той квинтэссенцией любви, потому что Стеше было плевать, как у неё заплетены волосы, Стеша очень была тактильным ребёнком, нежным. Её вот вообще не касалось ничего с внешнего мира. Главное бы только её любили. Она была прям очень сильной эмоциональной вампиршей.

Папочка меня должен любить, только меня.

Старшие дети, конечно, из-за большой разницы в возрасте на это смотрели как, ну, блин, вообще, конечно мелкая, противная, самая избалованная зараза, но мне, если честно, даже было по кайфу в какой-то момент, потому что я не испытывал того стресса, который был с Вероникой, и я не повторял тех действий, которые были с Денисом. Поэтому я научился быть отцом, и мне нахрен это ничего не упёрлось.

— Слушай, вот что ты хочешь на самом деле не так много. Приходи реально с женой. В чем проблема? Если я не ошибаюсь, если я помню, жена у тебя не какая-то замученная калоша, а вполне себе успешная бизнес леди, мне кажется, ей понравится. Чисто с эстетической точки зрения ей этоочень зайдёт.