Порочная королева (ЛП) - Торн Айви

Я прижимаю урну, завёрнутую в куртку, к груди одной рукой, пока Джексон заводит мотоцикл. Другой рукой я обнимаю его за талию. Мы мчимся по шоссе, и я прижимаю щёку к его спине, желая запомнить этот вечер.

Это самое правильное чувство, которое я испытывала за долгое время. Кажется, что всё наконец-то встало на свои места. Мир больше не кажется таким ужасным, как это иногда бывало в последние месяцы.

Я знаю, что горе будет накатывать волнами, и так будет не всегда. Я снова буду чувствовать, что тону в нём, и снова выплыву на поверхность. Но сегодня вечером я могу дышать. Я могу снова думать, снова делать свой собственный выбор и делать его правильно.

И это делает всё остальное гораздо более возможным.

14

АФИНА

Джексон притормаживает, когда мы проезжаем мимо развалин загородного клуба, которые теперь обнесены жёлтой лентой. Он бросает взгляд на здание, и я знаю, что ему, как и всем остальным, любопытно, что же там произошло. Мне интересно, поделится ли он своими мыслями, когда мы остановимся. Однако к тому времени, как мы паркуем мотоцикл у входа на пляж, ближайший к тому месту, куда я хочу пойти, его внимание сосредоточено на том, как мы туда доберёмся.

Здесь, у воды, становится холоднее, и ветер треплет мои волосы, когда мы идём по пляжу. Я крепко держусь за урну, пока мы идём, и тело Джексона слегка заслоняет меня от ветра. Мы огибаем скалы, пока не достигаем небольшого участка пляжа, который имел так много значения для нас с мамой.

Всё выглядит точно так, как я запомнила, когда мы были здесь в последний раз, точно так, как я видела это во сне. Джексон останавливается рядом со мной, глядя на подёрнутую рябью чёрную воду, а затем на меня.

— Здесь? — Спрашивает он глубоким и тихим голосом, и я киваю, внезапно ощущая, как перехватывает горло, и не могу говорить. Мне так жаль, что я не вернулась сюда с ней раньше, в последний раз мы были здесь вместе ещё до смерти моего отца. Я бы хотела, чтобы мы вернулись сюда, как это было в прошлый раз, но время загадывать желания прошло. Сейчас я ничего не могу изменить.

— Вот и всё, — говорю я, снимая куртку с урны и кладя руку на крышку. Ветер усиливается, и я знаю, что как только я начну, пепел развеется в одно мгновение. Я хочу сделать всё правильно, запомнить этот момент, и протягиваю урну, глядя на Джексона. — Подержишь минутку?

Его глаза расширяются, но он просто кивает, берёт урну из моих рук и крепко сжимает её, как что-то драгоценное, что боится уронить. Я наклоняюсь, расшнуровывая ботинки, и слышу, как Джексон издаёт тревожный звук позади меня.

— Афина, что ты делаешь? Ты не можешь зайти в воду, она очень холодная. Ты заболеешь...

— Это не самое страшное, что произошло бы со мной за последние несколько недель, — отвечаю я, продолжая расшнуровывать ботинки. Я понимаю, что это не самая лучшая идея, но мне так хочется ощутить воду на своих ногах, как это было в моём сне. Я хочу испытать всё.

Песок холодит пальцы ног, когда я забираю у него урну и делаю шаг навстречу волнам, набегающим на берег. Я задыхаюсь, когда вода касается моих босых ног, холод словно высасывает из меня весь воздух, но я продолжаю идти вперёд, пока вода не обволакивает мои икры, и я закрываю глаза.

— Афина! Афина!

Я почти слышу, как моя мать зовёт меня так же, как она звала меня во сне. Я пытаюсь воскресить в памяти, как она подняла меня ребёнком, на руки и крепко прижала к себе. Защищая меня. Оберегая меня.

Больше всего на свете я хотела бы вернуться в то время, когда я была уверена, что всё будет по-прежнему.

Я медленно снимаю крышку с урны и отбрасываю её в сторону. Мне всё равно, что с ней будет, я не возьму её с собой. Для меня важно только то, что внутри.

Я наклоняю урну, позволяя пеплу стекать по моим пальцам, как это было с могильной землёй не так давно. Ветер подхватывает его, когда он высыпается мне на ладонь, и разносит по воде. Я чувствую, как к горлу подступают горячие и густые слёзы, которые текут по щекам.

— Я люблю тебя, мама, — шепчу я прерывающимся голосом, наблюдая, как всё, что осталось от неё, уплывает прочь, рассеиваясь по воде. — Прости, что я не смогла защитить тебя. Прости, что этого было недостаточно.

В любом случае, именно поэтому я и согласилась на всё это в первую очередь. Чтобы защитить её. Я не заботилась о себе. Но это всё, что у меня осталось. Только я и трое мужчин, которые решили стать моими союзниками. Я не могу жить ни для кого другого. И если я чему-то и научилась из всего этого, так это тому, что я не из тех девушек, которые просто ложатся и умирают.

— Ты назвала меня в честь богини, — шепчу я, наблюдая, как последний пепел всплывает и уносится прочь. — Я постараюсь оправдать своё имя.

А потом, когда внутри больше ничего не осталось, я выпустила урну из рук, и она с плеском упала в воду. Я смотрела на кажущуюся бесконечной полосу черных волн, и слёзы беззвучно катились по моему лицу. Я не плачу вслух, просто стою, опустив руки по швам, смотрю на воду и даю волю слезам, пока не слышу плеск ботинок по воде и не чувствую руку Джексон на своей спине.

— Ты не можешь оставаться здесь так долго, — мягко говорит он. — Ты действительно заболеешь.

— Она ушла, — шепчу я, слова выходят сдавленными и ломаными. — Она действительно ушла.

— У тебя всё ещё есть за что держаться, — шепчет Джексон, нежно касаясь губами моих волос, а его рука нежно обвивает мою талию. — Ты это знаешь. Я понимаю, что этого недостаточно, но не всё потеряно.

— Я знаю, — признаюсь я, поворачиваясь и прижимаясь лицом к его груди. — Я не думала, что это случится. Правда, не думала... — Мои плечи начинают дрожать. — Я не хочу думать о том, как она умерла...

— Не надо, — решительно отвечает Джексон, его голос звучит твёрдо, почти сурово. Он берет меня за плечи и немного отодвигает назад, чтобы я могла видеть его лицо. — Не позволяй себе этого, Афина. Поверь мне, ты не захочешь идти по этому пути. Ты пришла сюда, чтобы почтить её память, вспомнить всё хорошее, устроить ей мирные и достойные похороны. Оставь её в том месте, где вы обе были счастливы. Не оставляй здесь плохих воспоминаний. Только хорошие. — Он наклоняется вперёд, целует меня в лоб и сжимает мои плечи, возвращая меня к реальности своими руками. — Расскажи мне о твоих воспоминаниях о ней.

Так я и поступаю. Я позволяю Джексону вывести меня из воды на пляж и надеваю ботинки, чтобы ноги не замёрзли. Он усаживает меня на песок рядом с собой, и мы смотрим на воду, пока я рассказываю ему о том, что помню.

Я говорю ему о пикниках на пляже, которые мы устраивали вдвоём, о наших летних купаниях и прогулках в такую холодную погоду, как сегодня. Я вспоминаю о солнечном свете и соли, о её ванильных духах, о песочных замках и играх в крестики-нолики, которые мы рисовали на песке. А он просто слушает меня.

Никогда бы не подумала, что Джексон станет слушать детские истории о кексах и песочных замках, но он действительно внимает каждому моему слову. Когда я замолкаю, потому что мне больше нечего сказать, он протягивает руку и берёт меня за руку.

— Вот, — тихо произносит он. — Теперь они все здесь. Все эти воспоминания словно пепел на этом пляже. И если тебе будет не хватать её, и ты захочешь вспомнить, ты можешь вернуться сюда.

Я тихо киваю, прислоняясь к его плечу, чувствуя себя усталой и опустошённой.

— Ты хочешь поговорить о Натали? — Спрашиваю я, и на несколько мгновений воцаряется тишина.

— Не сейчас, — наконец отвечает он. — Может быть, в другой раз. Возможно, мне было бы полезно поделиться этим, если ты готова выслушать. Но не здесь. Не сейчас.

— Хорошо. — Я закрываю глаза, стараясь думать только о хорошем, а не о том, что причиняет боль. Не о том, что заставляет меня съёживаться и дрожать, и хочется кричать. Только о хорошем. Чтобы я никогда не возвращалась сюда и не думала ни о чём другом.