- А папа знает?
Качаю головой.
- Нет. И не должен узнать. Я тебе доверяю.
- Я не скажу, но... ты уверена, что он…
- У папы другая женщина, ты ведь в курсе этого? Я не хочу.
Не хочу, чтобы он вернулся из жалости.
Не хочу, чтобы он оказался таким козлом, который не вернётся из жалости.
Ничего от него не хочу.
- И Лизе, пожалуйста, тоже не рассказывай.
- Ну, ма-ам!
- Настя, я прошу! Я не хочу пожалеть о том, что тебе призналась.
-И... как ты лечишься?
Тут я вспоминаю про клинику. Они должны были мне написать. Или еще рано?
Продолжаю рассказ, говорю об операции, клинике, докторе.
Настя тут же хватает телефон и лезет в интернет.
- Ого! Он такой... симпатичный!
Да, доктор молодой, ему лет тридцать пять, и он хорош собой, почти как новый глава Роскосмоса. (Гуглите — не пожалеете! Хотя жене его не завидую).
- Мам, тут пишут, что он прям бомба, лучше, чем в Израиле.
- Разумеется, лучше. У нас в стране вообще много хорошего и ты, как дочь своего отца должна это знать.
- Мам, ну хватит!
Кажется, моя малышка немного отошла от шока.
Пицца очень вкусная. И салат удался. Ну а рулет…
- Мам, а я бы сказала папе. Везде бы раструбила! Пусть бы сидел около тебя и всё.
- Может я не хочу, чтобы он сидел около меня?
- Почему?
- Ну... может потому, что не хочу навязываться?
- Мам, это не так называется!
- Дочь, я себя не на помойке нашла, знаешь? Если твой отец предпочитает знаменитых чемпионок — чем я могу ему помешать? И вообще... Он поступил подло. Со мной. С вами. Это так называется, понимаешь? Подлость. И если он сделал так один раз, где гарантия, что не сделает второй? И потом... мы с ним разговаривали. Буквально вчера.
- И что?
Он своей вины не чувствует Ему хорошо. И мне без него тоже, очень.
Снова звонят в дверь, подрываюсь, удивляясь — кто это мог бы быть? Только бы не Лиза и не Валя! И не Доронин. О, господи, и не его «мадам тройной аксель».
Может, и не ходить к двери? Типа меня нет.
- Мам, откроешь?
Приходится идти.
Бегу в прихожую, спотыкаясь о кед.
Или кеду? Да... к чёрту! Просто о брошенный «конверс»
К счастью, там не дочь, не муж, не любовница мужа.
Там букет.
Роскошный.
Нежные розовые пионы. Раскрытые. Одуряюще пахнущие — голова точно разболится, но это не главное.
Главная интрига — кто прислал. Хотя уверена, что сюрприза не будет.
«Рыжий, держись, всё будет хорошо. Наслаждайся жизнью. И помни, что я твой».
Что ж... я помню.
Мне не дают забыть.
32.
- Ого…
Дочь очень точно выражает и мои мысли тоже.
- Это не от папы, да?
Вздыхаю. И что тут скажешь?
Качаю головой.
- Не от папы.
- Ну вы…
- Что?
- Ну вы даёте.
Она не осуждает? Кажется нет.
Для меня это важно. Понимаю, что я к осуждению отнеслась бы спокойно сейчас, это не мои проблемы. Попыталась бы объяснить свою позицию. И даже если бы дочь всё равно не поняла — пожала бы плечами.
Это моя жизнь.
Моя.
Перед кем я должна отчитываться?
И всё равно то, что дочь скорее просто удивлена и изнемогает от любопытства, а не разочарована во мне и обижена, меня радует. Даёт силы.
- Пойдём дальше пить чай.
- И ты расскажешь?
- И я расскажу. Только цветы в вазу поставлю.
- Они охрененные.
- Именно.
- Эх…
- Что?
- А мне Даниэль тоже дарил пионы.
- Даниэль? — тут уже я торможу. Что за Даниэль? Почему я не знаю? Она вроде дружила с Антоном? Антон мне не очень нравился, но я держала мнение при себе.
А про Даниэля впервые слышу.
- Он новенький, мам, я тебе не рассказывала. Он... пару месяцев назад пришёл к нам в класс. Они раньше жили в Сирии, потом в Эмиратах. У него родители русские, просто работали там, кажется в какой-то нефтяной компании нашей.
- Ясно. И что Даниэль? Подарил тебе пионы?
- Да. Просто так. Ну... то есть...Нет... мы... типа встречаемся.
- Типа?
- Сначала ты расскажи! Откуда твои пионы! Потом я.
Улыбаюсь.
Почему-то мне так легко сейчас.
Легко, потому что моя дочь со мной. Она именно со мной. Моя. Не в протесте. Не в своей раковине. Не хмурится. Не обижается.
Она моя малышка. Любимая.
И Лиза тоже.
Несмотря ни на что.
Даже если Лизе сейчас ближе Славина, и папина связь для неё не является чем-то из ряда вон. Это не важно.
Она моя дочь. И я всегда приду к ней на помощь.
Навязываться не буду.
Ценное мнение своё высказывать — тоже.
Поняла, что это всегда лишнее.
Высказывать нужно только тогда, когда спрашивают.
По крайней мере я лично не очень люблю тех, кто подкатывает ко мне со своим ценным.
- Мам, так от кого цветы? Это новый мужчина?
- Не совсем новый.
- Ого? Как так-то? — дочь глаза снова округляет от удивления.
Что ж…
Начинаю рассказывать.
Школа. Одиннадцатый класс. Первая любовь. Выпускной. «Провожалки» с держанием за руку. Моё непонимание того, что между нами.
Дочка мечтательно вздыхает, слушает, голову кулачком подпирая.
- Мам, почему ты никогда не рассказывала, а?
Пожимаю плечами.
Почему? Сама не знаю. Может... может потому, что для меня это всё так некрасиво и драматично закончилось?
Надо ли знать об этом Насте? Наверное нет.
- А почему вы расстались? Ты в папу влюбилась?
Вздыхаю.
- Не совсем. Лёшка уехал, ему предложили поучиться за границей, а я…
- А ты осталась?
Даже сейчас, через столько лет, это болезненное воспоминание.
И у меня глаза на мокром месте. И тоска.
А что было бы, если бы он не уехал?
Не было бы вот этой славной девочки сейчас со мной. Она была бы. Но другая. А конкретно вот этой не было бы.
Может быть в этом и смысл? Судьба.
Как там говорят на востоке? Мактуб.
- Мам... ты его любила?
- Любила, да.
- А сейчас... сейчас любишь?
Сейчас всё слишком запутано.
Я не знаю.
Нет. Не люблю, наверное.
Но не потому, что Лёшка плохой, не потому, что недостоин.
Мне не до любви.
Вернее…
Я не могу никого любить, пока не научусь любить себя.
Вот что я поняла.
Когда я вспомню что значит любить саму себя, вот такую себя, с недостатками, с лишним весом, которого, к счастью, всё меньше, с морщинками, с дряблостью шеи, которая тоже, к счастью, не так заметна, с трудным характером, с максимализмом, с моей ироничностью, с возрастом, с болезнью, которая дико пугает — когда я вспомню, что значит любить себя, тогда я, надеюсь, захочу любить кого-то еще.
- Ну, теперь ты рассказывай.
- О чём, мам?
- О Даниэле? Какой красивое имя.
- Да? А мне не нравится. Девчачье.
- А по-моему совсем нет, наоборот такое... французское, что ли? Представляется такой красивый мальчик... утончённый.
- 0, мам! Это вообще не о нём, он... Подожди…
Настя краснеет, достаёт телефон, открывает галерею.
- Только не ругайся!
- Не буду.
- Обещаешь?
- Зуб даю.
- Ма-ам!
- Обещаю.
- Ну... вот…
Она протягивает телефон так, чтобы я видела экран, но в руки не даёт.
Ого... вот это... Даниэль…
- Какой у него рост?
- Метр девяносто.
- И плечи…
- Он занимался плаваньем и борьбой.
- Это видно, это хорошо. Красивый парень.
- Да?
- Да.
Он действительно симпатичный, даже очень. Но... не сладкой такой красотой, на которую падки девочки в юном возрасте. Сейчас девчонки помешаны на корейских дорамах, и корейских группах, в которых поют красивые, сладкие мальчики. Этот совсем не сладкий. Он... мужественный такой. Серьёзный. По-мужски серьёзный.
Они обнимаются. Этот бугай — ну да, он такой, держит мою крошку так, словно она его собственность.
Не знаю, как реагировать. Может, как мать я бы должна возмутиться — что еще за собственнические инстинкты? Но как женщина считываю, что именно это правильное.
