Развод на новый год (СИ) - Тэсс Лена

Соня не сделала ничего, ничего не написала, не дала знать, согласна ли с полученной суммой. Только на следующий день выложила новую фотографию - ювелирный салон с паллетами цепочек и браслетов. Соня любила золото и после каждого успешного дела я дарил ей что-то на память. Видимо, она продолжила свою традицию, только на этот раз купила украшение сама.

Хватит, моя девочка. Ты справилась, а я нет. Ты доказала, что можешь жить без меня, я понял, что существовать так больше невыносимо. И теперь можно нарушить свое слово.

Я позвонил ей из машины, мчась по трассе М-6.

Она ответила сразу, после второго гудка, но еще долго молчала в трубку, пока я не сказал:

- Я не могу без тебя.

- Это не мои проблемы.

Я сглотнул. Впервые за несколько месяцев я слышал ее голос, глухой и хриплый, будто все время, пока мы не говорили друг с другом, мы не говорили вовсе. И эти слова первое, что сказала Соня за три месяца разлуки.

- Сонь… - ладони вспотели и скользили по рулю, - я правда не могу. Можешь меня не прощать, можешь ненавидеть, но умоляю, делай это где-то рядом со мной, а не в гребанном Армавире!

- Как узнал, - шепчет моя жена.

Где-то на том конце телефона гомонят люди. Я напрягаю слух, чтобы не упустить ни единого слова, и злюсь от этих криков, звяканья посуды, музыки. Они мешают, они все мешают услышать самое важное! Тон, которым со мной говорит жена.

Он был не отстраненным и холодным как раньше, впервые в нем сквозило… сожаление?

- Это было не сложно. Я ведь уже приезжал к вам, помнишь? Живешь в квартире дедушки?

- Пока да, - уклончиво ответила Соня.

- Хорошо. Тебе хватит вечера, чтобы собрать вещи? Я буду у тебя часов через шесть, максимум семь.

Черт, я еле слышу, что она сказала в ответ. Там кричат, тут сигналят и идут на обгон, потому что с этим звонком я перестал следить за дорогой. Плетусь как дед на раздроченной Волге, пока за мной выстраивалась очередь из машин.

- Сонь… Я сделаю все так, как ты хочешь, только дай мне шанс. Не прощай, только дай шанс, чтобы я все исправил.

- Поздно, Титов.

- Что?

- Говорю, поздно.

- Соня, я не слышу, - зажав плечом телефон, я постарался заткнуть второе ухо. - У тебя очень шумно.

- Потому что я на свадьбе.

- Отлично, мои поздравления молодым. Ты сможешь выйти из ресторана на минутку?

- Вряд ли.

- Что? Почему? - проорал я в трубку, чувствуя, как ко всему этому стала пропадать связь. И без того тихий голос начал прерываться как сердечная кривая на датчике.

- Это моя свадьба, Максим. Я вышла замуж.

Именно в этот момент музыка в динамике заглохла и начал что-то голосить незнакомый мужик. Я только отдаленно слышал крики “Горько”.

- Не верю, - я тяжело сглотнул. - Ты не могла.

- И все же. Убедись сам.

После этих слов она отключилась, а я полез в приложение с ее фотодневником. Сердце колотится как в припадке, кровь стучит в висках, а по лбу стекают капли пота. Уже тогда я чувствовал, что все плохо.

Впервые я увидел Сонино лицо. На этой свадьбе она улыбалась. На нашей нет. Это платье было воздушным, кружевным, в отличие от тяжелого атласа, висевшего у нас в гардеробной. Этот букет не душил запахом медовых роз. Соня держала в руках охапку крохотных ромашек. Этот муж… был просто человеком. А я - нет.

Я листал галерею фото: снимок из ресторана, руки с кольцами, свидетельство о браке и контрольным выстрелом короткое видео, где какой-то смертник целует мою жену в губы. Она смотрит в камеру и заливисто смеется.

Следующий хлопок показался мне продолжением того видеоряда. То ли взорвалась бутылка шампанского, то ли бахнула петарда перед ЗАГСом, то ли груженая фура врезалась мне в лобовое стекло.

Мне повезло и боли не было. Только абсолютная темнота, лишенная даже синих теней на черном фоне. Ничего.

Врачи не знали, что случилось раньше: мозговое кровоизлияние вследствие аварии, или потеря управления на дороге из-за лопнувшей аневризмы у меня в голове.

Еще больше их удивляло, как в той мясорубке у меня получилось выжить.

Они не знали как. Я не понимал зачем.

***

Пробуждение было тяжелым. Я никогда не любил вставать по утрам, едва открывал веки и долго лежал под одеялом, изображая из себя овощ, который не в состоянии поднять даже руку.

На этот раз ничего изображать не пришлось. Я с трудом разлепил глаза, солнце залило белую комнату, отчего мне пришлось сощуриться. Я хотел прикрыть ладонью лицо, но с ужасом понял, что у меня не получится пошевелить даже пальцем.

Я чувствовал тело, но оно было не моим. Что-то чужое и твердое лежало на неудобной кровати, и мозг убеждал, что это полено теперь я.

Голова болела так, будто накануне я пережил гильотину.

Во рту сухо и тяжело дышать. А еще моргать, говорить, думать.

Едва собравшись с силами, я огляделся и увидел Соню. Моя жена полулежала на больничной кушетке возле двери. Русые волосы, немного темнее ее обычного цвета, рассыпались по лицу, не давая мне разглядеть знакомые черты.

Я сглотнул. Соня была беременна. Моя жена беременна моим ребенком! Это невероятно, но не невозможно, по крайней мере так говорили врачи. Дыхание участилось, кровь застучала в висках так громко, будто кто-то был в барабан.

- Сонечка, - позвал я.

Она потянулась, откинула с лица прядь и ахнула, увидев меня.

- Макс, ты очнулся!

Кинулась к кровати, наклонилась и провела ладонью по моему лбу. Сонины руки всегда были горячими. Во сне она накрывала своими ладошками мою грудь, даря такое ценное тепло, телесное и душевное. Сейчас же меня трогало что-то холодное… неприятное. По крайней мере так казалось. Или у меня просто начался жар.

- Я сейчас позову Егора! Я сейчас!

Брата я так и не дождался. Меня вырубило за несколько секунд и единственная мысль, успевшая прийти в голову была до омерзения логичной:

“Это не Соня, дебил. Это Люба”.

Когда я очнулся во второй раз, на кушетке уже сидел Егор. Солнце больше не светило в окно, а судя по теням на лице брата, спал я долго. До ночи. Осталось понять, какого дня, этого или уже следующего.

- Пить, - слова давались мне с трудом.

Егор дернулся во сне, а потом резко, как по команде открыл глаза и уставился на меня.

- Пить хочу, - повторил я.

- Ага, сейчас… - Брат неловко осмотрелся… - Слушай, старик, я сейчас сбегаю, там в коридоре кулер стоит, только ты не вырубайся, ладно? И не умирай, что ли, хорошо?

Я кивнул. Медленно, будто на шее висела гиря. Голова болела так же сильно, только боль была не такой острой. Она отступала и накатывала снова, как волна.

Через несколько секунд мне ко рту поднесли стакан.

- Старик, ты нас всех до усрачки напугал, - прошептал Егор.

Он осторожно держал стакан, не давая мне захлебнуться. Вода медленно стекала мне в глотку, по капле в минуту. Я бы выпил все одним глотком, но сил на это не было.

- Ну, хватит, врач сказал, что много нельзя.

Егор убрал от меня заветную жидкость. Я возмущенно потянул рукой за стаканчиком и только тогда понял, что снова могу шевелить конечностями. Медленно, через боль, все еще не чувствуя, что это тело мое, я снова стал им управлять.

Мы с братом вдвоем уставились на посиневшие толстые, как сосиски, пальцы. Я попытался простучать ими по кровати, по очереди - от мизинца до большого. Не вышло.

- Ну, пианистом тебе теперь не стать, - заметил Егор, - да и машину ты вряд ли сможешь водить.

Поймав мой тяжелый взгляд, брат добавил:

- Зато не будешь ссаться в штаны. Врачи обещали, что ты снова вернешься в мир больших мальчиков и поднятных стульчаков.

- Соня, - не логично, невпопад ответил я.

- Что Соня?

- Соня вышла замуж.

- Пиздец, - прохрипел Егор, и добавил совсем тихо: - вот это вы учудили. Самое время сказать: а я же говорил! Но не буду. Отдыхай.

Потом я снова заснул.

На третий раз меня кормили с ложечки чем-то перетерым. Ничего не говорили, и не отвечали на мои вопросы, только загадочно смотрели друг на друга. Егор на Любу, Люба на врача, все вместе на меня.