Развод на новый год (СИ) - Тэсс Лена

Поход в туалет я осилил через неделю. На восьмой день мог прошелся вдоль стены без опоры. Тогда же узнал обстоятельства аварии. Больше всех досталось мне, остальные отделались переломами или сотрясением. Это радовало.

Егор посчитал меня достаточно окрепшим, чтобы обсудить детали моего состояния.

- Тебя здесь не оперировали, старик. Капали всякой дрянью, но это максимум, что они могли сделать. Если бы ты решил сдохнуть где-нибудь в пределах МКАДа, то уже бы скакал конем, а так - извини. Транспортировать тебя в таком состоянии тоже нельзя.

- Как транспортировать, - прохрипел я.

- На медицинском вертолете, - поймав мой перепуганный взгляд, Егор прорычал: - ты дебил или что?! Ты чуть в аварии не сдох, а простого самолета боишься!

- Они усыпят меня, надеюсь?

- Угу, как соседского шпица.

Брат знал, что я до одури боюсь летать и бесился. Мой тупой страх сильно портил нам жизнь - ни зимовок на Бали, ни спонтанных выходных в Стамбуле, который он так любил. Я передвигался по миру исключительно на машине, пока Соня не отправила меня к неврологу. Тот выписал рецепт на барбитураты, которые я должен принимать дважды до полета в ночь и в третий раз за шесть часов до рейса. Таким образом к моменту взлета я спал крепко и спокойно.

А сейчас…

- Сейчас ты и без колес спишь, - парировал Егор. - Тем более в Бурденко тебя повезут на реанимобиле, как принцесску. Люба всю Москву подняла, чтобы тебя прооперировали в любой день открытой датой. Мы не знали, когда ты придешь в себя и просто ждали.

Я кивнул. Не то соглашаясь, не то благодаря.

- Хорошая девка, присмотрелся бы ты к ней, что ли…как узнала, что с тобой, примчалась ко мне. И тут дежурила на равных, хотя я ее в отель отправлял. Она ж беременна как-никак.

Я снова кивнул.

- Кстати, это… - Егор почесал затылок, и отвел от меня взгляд - я как все случилось, Соне твоей позвонил. Она короче номер сменила, понял?

- Она молодец.

- Угу. Я новый номер пробил, но набирать пока не стал…

- И не надо. Соня вышла замуж.

- Ага. Значит не показалось. Ты к ней тогда ехал?

- За…

- Чего, - переспросил брат, а на его лице отразилось полное непонимание.

- За ней я ехал. Чуть-чуть не хватило. Она вышла замуж за этого…

Я напряг голову, чтобы вспомнить имя ее одноклассника, но так и не смог. Не то Коля, не то Толя. Про себя я всегда называл его гондоном. Весь одиннадцатый класс меня бесило, как Соня срывалась в интернет-кафе, чтобы пообщаться с этим пришибленным дружком. У нее самой тогда не было компьютера, а моим пользоваться она не хотела. И я как дебил сидел рядом, пока она набирала ему письмо. Но это было ерундой, по сравнению с неделей, когда Толя/Коля приехал в Москву поступать в театральный. Вежливый, правильный мальчик, сын маминой подруги и полная скотина, не сводившая с Сони своих телячьих глаз.

Я чуть не заорал в голос, когда узнал, что тот провалил первый же экзамен, и едет обратно в свои ебеня. Когда мы с Соней и ее мамой провожали Толю/Колю на вокзал, я был уверен, что в последний раз вижу эту лощеную рожу. И совсем не ожидал встретиться вот так. На свадьбе своей жены, где жених это он, а я так, даже не гость.

- Вышла и вышла, ты один тоже не заветришься. Давай, я ей письмо напишу и все расскажу?

- Не надо. Соня дала понять, что больше не хочет видеть меня в своей жизни. Ничего не надо, и не пытайся с ней связаться или узнать о ней.

- Да понял, понял.

Егор засунул ладони в карманы широких джинс.

- Уничтожайте себя как хотите, только второй раз тебе вряд ли повезет, Макс, - мудрого совета от старшего брата-раздолбая как раз и не хватало.

Я равнодушно пожал плечами. Вышло криво. Тело все еще не слушалось меня, а я его не торопил, наслаждаясь каждой секундой бодрствования. Сейчас я спал все реже и не так крепко, как вначале. Сквозь сон я слышал шаги, голоса, обращенную ко мне речь.

Как в тот раз, когда брат и Люба, заспорили, выживу ли я после операции…

***

Я открыл глаза на слове “тело”. В контексте:

- Мы не будем перевозить это тело в в Боткино!

Спасибо Егору, я всегда знал, как сильно он меня любит.

- Пока Макс стабилен, мы должны его перевезти, ты же знаешь, что тут его не лечат, сейчас он восстанавливается не для того чтобы выйти своими ногами, а чтобы сделать операцию.

- Он в надежных руках.

- Кого? Сельского врача и священника, - кипятилась Люба. Я слышал ярость в ее голосе, и такую же, только приправленную нашим фирменным упрямством в голосе брата.

- Насколько все хреново, - еле выдавил из себя. Голос срывался на скрип, как от ржавых качелей.

Люба и Еор повернулись в мою сторону и дружно закрыли рты.

- Ну…

- Шансы довольно неплохие, Максим, - первой заговорила Фролова, мягче и нежнее чем минутой ранее. - Это сложная операция, потом нужно восстановление, тоже… сложное. Но там хотя бы есть специалисты.

Я молча перевел взгляд на брата и испытующе посмотрел в его лицо.

- Сколько?

- Пятьдесят на пятьдесят, - ответил он. И прежде чем я выдохнул, добавил: - и еще столько же, чтобы тебя доставили в Москву еще теплым. Итого один к четырем.

- Не густо.

- У тебя крупная байда в башке, старик, и на последнем КТ там увидели что-то нехорошее, - Егор развел руками, мол “Се Ля Ви”.

- То есть твои один к четырем можно заменить на один к восьми?

Егор спокойно пожал плечами, а Люба наоборот, стала мотать головой в стороны, словно хотела скинуть с себя это наваждение.

- Там очень хорошие врачи, - болванкой повторила она.

- Значит едем.

- Мааакс, - протянул Егор, но я поднял руку вверх, призывая его остановиться. Один к восьми или один к восьмидесяти - на самом деле было не важно. Я не цеплялся за жизнь, но и отступать просто так не хотел. Не попробовав. Не проверив.

Люба поспешно вытерла набежавшие на глаза слезы. Не помню, видел ли я до этого, как она плачет. Кажется, ни разу. Я опустил взгляд ниже, с отросшего каре на живот, круглый и упругий как мячик.

- Когда тебе рожать?

- Сейчас тридцатая неделя, - она положила обе руки сверху, и стало понятно, что этот жест сроднился с ней. Выглядел так естественно и так странно. Я никогда не задумывался о том, какой Люба станет мамой для нашей дочки. Всегда видел себя - отца, с ограниченным временем и ограниченной любовью для маленького человека, заслуживающего всей заботы и внимания, которое я ей только мог дать. А она защищала ее, маленькую и еще совсем неизвестную жизнь - от этого мира, от всех его проблем и несправедливости, от меня.

Люба станет хорошей мамой.

- Мне это ни о чем не говорит, прости, - по крайней мере честно.

Она шмыгнула носом и произнесла:

- В июле. Приблизительно в начале июля.

- А когда мне могут сделать операцию?

- В любой день, я же говорила. Если что, ради нас подвинут расписание.

Я постарался улыбнуться. Мне было до того плевать на свою жизнь, что я даже не запоминал информацию по диагнозу, лечению, операции. Врачи постоянно крутились вокруг и рассказывали что-то, но оно не задерживалось в голове. И вообще мой мозг стал походить на гигантское решето, из которого вываливались события, даты, статьи уголовного кодекса и лица людей. Страшней всего было забыть Соню. Лучше всего, было наконец ее забыть. Егор утверждал, что все наладится, что это процесс обратимый, вот только… зачем? Все и так хорошо.

- Значит поедем на операцию, - спокойно сообщил я и добавил тем же невозмутимым тоном: - Люба, организуй пожалуйста нам роспись, необходимо узаконить наши отношения до… твоих родов.

Я не сказал до своей смерти, хотя подразумевал именно это. Один к восьми хороший шанс для надежды, и никчемный, чтобы пускать на самотек юридические дела.

- Ты хочешь, чтобы мы поженились? - Сухо спросила Люба. Но я увидел как что-то злое блеснуло в ее глазах.

- Именно.

Егор уселся на кушетку и, обхватив лицо руками, прошептал: