Развод на новый год (СИ) - Тэсс Лена

Четыре раза я переживала этот кошмар, лежала в палатах разных больниц - частных и государственных. Видела десятки лиц врачей, медсестер, санитарок. Таких же несчастных женщин как я сама. У каждой была своя история. Их анализы, диагнозы, неверность или преданность мужей, обвинения и слезы. Бесконечные потоки слез. Целые озера, если собрать все вместе.

Я не знала, что Люба была одной из них… Из нас.

Когда за Максом закрылась дверь к своему удивлению первое, что я испытала было не отчаяние из-за того, что он узнал про Степу, не страх за наше будущее и не мысли о том, что будет дальше. Я не могла перестать думать о Любе и том, что с ней случилось. Никогда не желала никому пережить нечто подобное. Даже ей. Особенно ей.

Где-то в глубине души - и в этом так паршиво признаваться - я завидовала Фроловой. Все это время кроме осуждения, ненависти и боли меня съедала и угнетала не человеческая зависть. Она! Именно она, а не я смогла дать Максу самое желанное и неповторимое, единственное чего мы так хотели. Хотели мы, а получили они, так думала я.

Получается, что зависть моя была напрасной. Совершенно бессмысленной и неуместной?

Перекручивая в голове тяжелые мысли, словно выжимая мокрую одежду после стирки, упустила момент когда ко мне подошел Степа и обнял со спины.

- Мам, мы все еще едем на дачу или уже приехали?

Положив свои холодные пальцы на запястья сына я покачала головой.

- Приехали, распрягай. Уже поздно, Степашка, будем ужинать и готовится ко сну.

Я не видела, но поняла, что он кивнул. Степа не стал задавать вопросов про Макса и спорить. Иногда он становился невыносимым зазнайкой, но порой казался более взрослым и мудрым, чем я сама.

После ужина я позвонила Лилии с просьбой встретиться завтра в первой половине дня. Она ответила почти сразу, что будет ждать меня в гостинице и совершенно не переживала о том, что я могла бы ей сказать. Её голос звучал тихо, даже немного отстраненно, словно разговаривая со мной она думала о чем-то более важном.

Но что может быть важнее полного разгрома, который мы потерпели в суде? И который допустила я сама.

За последние годы, и это стоило признать, Макс не только не растерял свою сноровку въедливого и дотошного юриста, способного любого противника довести до белого каления парой фраз и убийственным аргументом, но и отточил свои навыки. Он изменился. Его работа изменилась. И теперь, вместо того, чтобы нападать с первой секунды, он спокойно выжидал, будто берег силы для финального удара, чтобы отправить противника в нокаут.

Все стало другим, кроме одного. Я все еще чувствовала, что не дотягиваю. Я не могла поспеть за ним, за ходом его мыслей и ясностью, с которой он видел картинку, опираясь на разные точки зрения, на мельчайшие детали в документах. Как он сопоставлял факты и обстоятельства, как выстраивал линию защиты и точечные атаки, вгоняющие юриста напротив в глубочайшую депрессию.

Все это я видела десятки раз со стороны и впервые испытала на себе. И разозлилась. Но моя злость была обусловлена не ненавистью к нему, а целью обогнать и стать лучше. И совсем немного желанием треснуть его по слишком самодовольной роже.

Утром провела время со Степой. Он снова не пошел в сад, потому что я решила перестраховаться перед встречей с Исмаиловой. Я не могла игнорировать предупреждения Макса и внутреннее ощущение, что так будет спокойнее.

В одиннадцать вышла из дома. Снег под ногами подтаял и был похож на чачу, которая противно чванькала и разлеталась во все стороны мокрыми грязными клочьями. Добравшись до машины позвонила Лилии.

- Я выезжаю к вам.

- Я жду. Номер триста двадцать один, поднимайтесь сразу.

Я зачем-то кивнула и повесила трубку. До гостиницы добралась быстро. Обычный трехзвездочный городской отель. Возможно, что для жены будущего депутата даже эти расходы - непосильная ноша, но скорее всего за все платил Тигран.

Заходя в лобби я репетировала свою речь. Слово за словом: четко, ясно, кратко, чтобы Лилия не смогла найти аргументов и не стала меня отговаривать. Решение было принято и лишние истерики мне ни к чему. Я признавала, что погорячилась в своей браваде. Испытала кайф, азарт и всплеск адреналина от мизерной возможности поставить Любу на место. Но как только вкус победы растворился в воздухе и осел на легких горьким пеплом, картина стала проясняться.

Мне было сложно поверить, что Исмаилов мог опуститься до физической расправы надо мной. Но вот угрозы, внушение страха мне и сыну - вполне возможны. Он не был благородным самаритянином в бизнесе, уничтожал конкурентов, шел по головам, встречался и расставался с разными женщинами, которые конечно предпочитали молчать о связи с состоятельным взрослым мужчиной. И уж точно Тигран не станет заботиться о чувствах провинциального юриста, матери-одиночки. Он может и пальцем не тронуть нас со Степой, но точно способен превратить нашу жизнь в ад.

В гостинице был лифт, но на нем висела табличка “Техобслуживание”. Лестница располагалась правее.

Номер 321 находился по левой стороне в конце коридора и к моему удивлению дверь была приоткрыта. Я хотела постучать по ней, но услышала как Лилия с кем-то говорит. Вообще-то было сразу понятно, что с сыном. И я не смогла удержаться - подслушала, по-воровски приоткрыв дверь внутрь комнаты чуть шире и застыв на пороге.

- Я знаю, - её голос был тихим и нежным. - Я тоже очень скучаю и постараюсь поскорее вернуться. Да, мы обязательно сходим в кино и на каток, я же обещала, сынок. Нет, папа не будет злиться, он разрешит. Я обещаю. Да, я обещаю, что так и будет.

Она не повышала голос, не срывалась на низкие ноты. В этом умиротворенном тоне было столько… боли. Кажется Лилия понимала, что не сдержит ни одного из данных сыну обещаний и смирилась с этим.

Возможно, мне стоило прийти чуть позже, чтобы не слышать этот разговор.

Возможно, отказаться от этого дела с самого начала.

Возможно, уже собирать вещи и бежать куда подальше от демонов прошлого и ошибок настоящего.

Но я тоже мать, и просто не смогу предать свои принципы. Если Лилия не верит собственным словам, мне придётся помочь ей их сдержать.

***

Из документов, полученных мною перед судом я узнала, что сына Исмаиловых звали Давид. Давид Тигранович. Он был старше моего Степы чуть больше чем на год, а значит уже пошел в школу. В хорошую частную начальную школу в Москве.

И пока родители скрестили шпаги в зале суда провинциального городка он остался на попечение няни и тетки - сестры своего отца.

- Как ваш сын?

- Скучает.

- Злится?

- И довольно сильно. Кто бы мог подумать, что семилетки такие сообразительные и чувствительные?

Я улыбнулась, потому что понимала и знала. Степе сейчас чуть больше пяти и иногда мне хочется закрыться в ванне и не смотреть в его любопытные, требовательные, жадные до знаний и ответов глаза. Синие и чистые. Пока еще полностью лишенные хитрости и корысти.

Дети словно лакмусовые бумажки показывают сколько сил, знаний и мудрости в них заложили родители. Показывают наши промахи и пробелы. Очень много пробелов. Вот только их не избежать и так сложно сократить до минимума.

- Давид очень спокойный мальчик и ему не нравится сестра Тиграна. Она грубая и громкая, совсем не похожа на меня… - Лилия зависла, подбирая нужное слово. Говорила она по прежнему медленно и тихо: - Гаянэ никогда не одобряла выбор своего брата, а я была так влюблена в этого неотесанного южанина. Помните - говорила, он был совсем другим, но кажется в прошлой жизни.

Я помнила. И убедилась в том, что не стоит сейчас отпускать руку Лилии и передавать дело другому юристу. Оно уже похоронено стараниями Титова. Осталось понять возможны ли переговоры и равноценный мирный договор между сторонами. Или стоит нарваться на еще одну громкую битву.

- Лилия, почему ваш муж настаивает на полной опеке над сыном?

- Потому что Давид его единственный сын, - просто ответила она. Но я чувствовала - что-то упускает. Деталь. Одну очень значительную и важную деталь.