Харчо мне подруженька сделает. Ну да, ну да. Харкнет в него в лучшем случае, в худшем – перца нахерачит так, что очко взорвётся.
Идея прийти сюда была всё же дурацкая. Охладиться – не вариант, ибо точно яйца отморожу. Лежать и пялиться на эту спящую бесстыжую мегеру – мазохизм чистой воды.
Появляется мысль сдать назад и прекратить этот детский сад, но тут же одергиваю себя. Это с нормальными бабами прокатит. Эта же не от мира сего. Так что ждём, когда Адольфовну торкнет, как и меня.
Каким-то чудом заставляю себя встать и натянуть джинсы. С какой вероятностью за полчаса моей прогулки эта упрямая ослица не проснётся и сгорит? С большой. Ну к черту. Накрываю её полотенцем и направляюсь к берегу. Не успеваю толком отойти, как меня кто-то зовёт.
– Костя?
Вроде понимаю, что лицо знакомое, а понять кто передо мной не могу. И тут меня осеняет.
– Только не говори, что ты меня не узнал.
– Узнал.
– Ну и как? Сильно постарела? – шутливо произносит Маша, хлопая меня по плечу.
– Отлично выглядишь, – и ведь не лукавлю. Больше тридцатки не дашь.
– Если не занят, пойдём, посидим? Мы тут с сестрой вдвоём. Но она такая дрыхля, что мне скучно, – мельком поворачиваюсь к своей соне.
– Ненадолго можно.
Почти двадцать лет прошло. А ничего не поменялось. Всё такая же болтушка. Но в одном я всё же понимаю деда: Машка берёт не разговорами, а аппетитной фигурой.
Но вот ведь парадокс. Не торкает, хотя с годами стала красивее. А ведь когда-то между нами искрило.
– Почему здесь осталась?
– Здесь я управляющая конефермой, а там кому я нужна?
– Управляющая? – и тут в моей голове активно заработали шестерёнки.
– Ага.
– Организуешь мне прогулку на лошадях? На двоих. Желательно, на спокойных и послушных лошадях.
– Конечно.
– А можно за пределами фермы?
– Официально нельзя, а так, сделаю, конечно.
– В ближайшие пару дней сможешь?
– Смогу. А ты-то какими судьбами здесь? К тётке погостить?
– С женой приехал. Что-то типа медового месяца. Прогулку на лошадях я с ней имел в виду.
– И когда успел снова жениться?
– Два дня назад.
– Неожиданно.
– Сам не ожидал.
– Захотелось под сорокет спокойствия и удобства в виде удобной жены, стиранной и глаженой одежды и борща?
– Не. Там спокойствием и удобством не пахнет. Само как-то получилось. Влюбился.
– Скажешь тоже, шутник, – со стороны и я бы сказал, что выглядит это полной хренью.
– А чего один? Где жена-то?
– Почему один? С женой. Она загорает. Не хочу ее будить, – поворачиваюсь к спящей Але и понимаю, что на пледе её нет.
Осматриваю пляж и чисто случайно взгляд цепляется за барахтающуюся фигуру в море. Вот же бестолочь.
Срываюсь с места и в считанные секунды оказываюсь в воде. Не знаю, что меня выводит из себя больше. То, что эта своенравная дура пошла в этот ледовник купаться одна или то, что она, судя по движениям, тонет, при этом ни звука не издает! Благо отплыла не так далеко.
– Прекрати так барахтаться. Цепляйся за меня! – с таким успехом мы утонем вдвоём.
– Нога! Мне больно!
– Угомонись. Это судорога. Тяни ногу на себя.
– Я не могу ею пошевелить! Какое нахрен тяни на себя?! Я сейчас умру от боли!
– Угомонись, я сказал! Потерпи. Руки мне на плечи, и не топи меня. Сейчас на суше окажешься и всё пройдёт.
Тут лукавлю, конечно, отходняк будет приличный. Хватило в юности такого же эпизода. Удивительным образом не обосрался от страха. Но был на пути к этому.
Каким-то чудом, несмотря на поток отборных матов из Алиного рта, мне удаётся доплыть до суши. Перехватываю её на руки и вылезаю из воды.
– На сегодня лимит матов исчерпан. Давай вот так, тяни на себя ногу, – спустя нескончаемую, по ощущениям, минуту, она наконец-то выдыхает.
– Господи, спасибо
– Так-то он тут ни при чем, – насмешливо бросаю я, накидывая на Алю полотенце.
– Может, горячего кофе? – синхронно переводим взгляд на рядом стоящую Машу. – У меня есть в термосе.
– А покрепче ничего нет?
– Виски с колой?
– Давай без колы.
– Я не собираюсь пить, а с тобой и подавно, – сквозь зуба произносит эта мегера.
– Только со мной и можно пить, бестолочь. Это для согрева, а не напиться.
– Это ошибочное мнение. Алкоголь расширяет сосуды. Стало быть, тело отдаёт тепло, после минутного ощущения согрева. Так что..., – если бы не подошедшая Маша, словесный понос однозначно бы продолжился.
– Виски теплый. Норм?
– Да. Спасибо.
– У меня ещё полотенце есть. Давай принесу, – предлагает Маша.
– Давай.
– Я не буду пить, – упрямо произносит Аля, как только мы остаёмся вдвоём.
– Заткнись и пей, умная ты наша, – подношу бутылку к её рту. – Ещё бы с судорогой справилась и цены тебе не было.
– Это другое.
– Ага.
– С тобой пить опасно.
– Не волнуйся. Больше не буду покушаться на твою честь. Даже по-дружески.
– А что так? Разонравилась?
– Твоими молитвами, мои яйца отморожены, хрен найдешь теперь. Да и вдуй, походу, помер.
– Вдуй?
– Добрыня Никитич, пойдёт?
– А что, у Добрыни маленький скукоженный чижик? – вот уж ни за что бы ни сказал, что после всего, эта бестолочь будет ржать как лошадь. – Тогда уж был Добрыня, стал Геннадий, упокой его грешную вдующую душу.
– Рад тебя повеселить.
– Кость, держи полотенце. Я Маша, Костина бывшая, – да твою ж мать! – Соседка, – фух.
– Бывшая соседка? И все-таки наш умерший Геннадий, помер заслуженной смертью. Помянем, – отпивает глоток виски. И тут до меня доходит. Она ведь подслушивала разговор про "Марийку". И вот она тут. Вдобавок соседка. Да ты ж моя хорошая. Ну, поревнуй. Тебе полезно.
– Это Аля. Моя жена.
– Вы бы аккуратнее были, Аля. В такой воде придатки застудить на раз-два. Я так уже покупалась однажды. Шесть лет не могла забеременеть, – вот же...зараза. Взяла и наступила на больную мозоль.
– Не так страшно. Я детей не хочу. Мне достаточно нашего кота и Кости. Он тот ещё ребенок.
– Ну, ладно. Согревайтесь тут. Конная прогулка в силе?
– В силе, Аля? – перевожу на неё взгляд. – Маша управляющая конефермой, она организует нам прогулку за пределами фермы.
– Конечно, я за. Что может быть лучше лошадей?
– Ну, тогда до завтра. Приезжайте к двенадцати часам.
– Спасибо, Маш.
– Да я смотрю, у тебя патологическая тяга к соседкам, – не скрывая сарказма выдаёт Адольфовна. – Геннадий, упокой его грешную душу, справлялся-то раньше?
– На десять из пяти, – улыбаясь произношу я, продолжая массировать ее ногу. И тут во взгляде Али что-то меняется.
– Извини. Я тебя не поблагодарила. Если бы не ты, я бы точно от паники умерла. Спасибо.
– Ты зачем в воду полезла?
– Мне стало жарко.
– Или из-за того, что проснулась, а я с какой-то бабой, а не пускаю на тебя слюни?
– Мечтай, дружочек.
– Не ревнуй, подруженька.
– Я больше не хочу здесь находиться.
– Подсохнем и вернёмся.
Ей-богу, лучше бы не возвращались. Бывает какое-то нехорошее предчувствие. И вот оно цветёт во всей красе, когда возле забора мы замечаем ментовскую тачку.
– Господи, только не это! По-любому, они здесь из-за твоего деда и бабушки!
– Подозреваю, только из-за твоей бабки.
Я всякое ожидал, но точно не полный разгром столов. Гости, мягко говоря, удручены. Но это полбеды, настоящая беда заключается в взлохмаченной и грязной Изольде, рядом с которой стоит мент, и неприлично весёлом деде...
Глава 23
За всю свою жизнь только однажды я видела бабушку не при параде. Она серьезно слегла с пневмонией. Но даже тогда умудрялась приводить в порядок волосы и быть с макияжем. Сейчас же ее некогда белое платье приобрело все оттенки серого. Плюс одна лямка порвана. На ногах одна туфля. На шее и лице следы засохшей грязи. И это точно не столь любимая ею грязевая маска! А на голове вместо привычно идеально уложенных волос…лохматое нечто.
