Распятая любовь (СИ) - Ковалева Анна

— Мряяууу, — раздалось жалобное мявканье у моих ног. Василиан требовал вечерней кормежки.

— Вот, — Надька почесала котяру за ухом. — Даже твой кот согласен, что его бывший хозяин — козел.

— Да нет, — улыбнулась сквозь высыхающие слезы. — Он просто хочет жрать. Я забыла его покормить.

— Ну вот, — всплеснула та руками, — лучше бы о Ваське своем так беспокоилось. Он-то уж точно тебя никогда не предаст и не бросит.

— Ага, — нервно хихикнула. — До тех пор, пока у меня есть еда, точно не предаст.

— Зря ты так, — вздохнула подруга, поднявшись и наложив коту влажный корм в миску. — Животные более преданны, чем люди.

— Значит, я теперь должна завести сорок котов, чтобы стать сильной и независимой?

— Нет. Твоя цель — изменить свою жизнь так, чтобы будущий бывший тебя увидел и удавился от того, что потерял такое сокровище. И вообще, — Надя подняла бокал. — Давай выпьем за твоего мудака не чокаясь…

Глава 2

Решение принято

И мы выпили. Хорошо так выпили. Благо, что заранее запланировала себе выходной. А то в таком состоянии я бы до салона просто не доползла.

Только вот мечтала я провести этот день в постели, лежа обнаженной в объятиях супруга, а не в обнимку с унитазом, страдая от жуткого похмелья.

Но сложилось так, как сложилось. И ничего тут не попишешь.

— Что, болезная, кишки не все спустила в унитаз? — хмыкнула Надя, когда я взлохмаченная и бледная приползла на кухню.

— Да ну тебя! — вяло махнула на нее рукой. — Все вино твое дурацкое. И откуда ты его только притащила?

— Места знать надо, — ухмыльнулась Соловьева, подав мне таблетку и стакан воды. — Выпей антипохмелин. Полегчает.

Действительно, полегчало минут через двадцать. А еще помог холодный душ и острая-преострая похлебка с лапшой, которую сварганила подруга, пока я отмывалась.

Надя вообще второй день уже тут как хозяйка дома. И я ей безумно благодарна. По первому же моему звонку она оставила мужа и примчалась ко мне в качестве надежной опоры и моральной поддержки. Надеюсь, Коля наезжать на нее не будет. Хотя на Надьку где наедешь, там же и слезешь. Быстро голову откусит и скажет, что так и было. Всегда завидовала этой ее способности, как и острому, как жало скорпиона, языку.

Так вот, она вчера приехала, малость привела меня в чувство, выслушала, а потом начала ругаться так, что у меня ушки сворачивались в трубочку. Да что там, от ее словечек покраснели бы даже самый заядлый сапожник и матерый матрос. Жесть, короче.

Потом помогла убрать со стола. Если честно, после слов мужа этот стол мне настолько опротивел, что захотелось все это выбросить в мусор. Причем вместе с сервизом. Поскольку его нам дарила родня мужа на свадьбу.

Надя же лишь покрутила головой у виска, отправив смотреть телевизор. А сама заботливо разложила еду по судочкам и убрала в холодильник, а сервиз аккуратно поставила в шкаф.

— Не дури, — рыкнула чуть позже. — За этот сервиз деньги хорошие получишь. Это же лимитированная коллекция фарфора с одного из французских заводов. Такое в мусор не выкидывают, дурында.

В этом я была вынуждена с ней согласиться. Если что — продам его к чертям. Ну или отдам свекрови. Пусть забирает.

— Мяяууу!!! — заголосил Вась, потираясь о мои ноги.

— Эй, ты, морда мохнатая — тут же возмутилась Надя. — Совесть поимей. Я тебя кормила меньше часа назад.

— Он не есть, он гулять просится. — я поднялась и выпустила котяру на балкон. На улице стоял апрель, пока ещё было прохладно и котику в самый кайф было прохлаждаться у открытой форточки. — Шерстку распушивает.

— Пф, — фыркает. — Как хорошо любить животных на расстоянии. Как и детей. Пришел, погладил, умилился. А возиться не надо.

Я невольно улыбнулась в кулак. У Надюхи действительно была довольно своеобразная философия. Она любила и детей, и животных. Хорошо с ними ладила, но своих заводить отказывалась наотрез. Предпочитала строить карьеру. И муж ее в этом поддерживал.

— Ну какие мои годы, Лан, — обычно говорила она. — Поживем с Колькой для себя, средств на будущее отложим. А годам к сорока и о детях подумаем. Может быть.

И упаси боже кому-нибудь было намекнуть ей про тикающие часики… Она ведь эти самые часики особо надоедливому могла и вставить… в то место, где не светит солнце…

— Что делать будешь?

— О чем ты? — непонимающе на нее взглянула.

— О разводе твоем, о чем же еще.

— А что я могу сделать? Подпишу документы и все. Буду пытаться жить дальше.

— А раздел имущества? — прищурила глаза Надя.

— Да какой раздел? Квартиру он обещал оставить мне, а ничего больше от него мне и не нужно.

— Э, нет, милая. Так дело не пойдет. Ты у него на шее не сидела. Ты и работала, и тащила дом на своей шее. Вила ему уютное гнездышко. Которое этот скот развалил своими копытами. Так что имеешь право на половину имущества, нажитого в браке.

— Надь, я не хочу так… Мне не нужны скандалы.

— Воот! — Надька подскочила и тряхнула меня за плечи. Вот из-за такого поведения твой ублюдочный муженек и считает тебя безвольной куклой. Оставил подачку в виде квартиры, вытер ноги и ушел. Всегда на все согласная женушка. Дома сидела, борщи варила, глаза не мозолила. Попросил развода — и тут сразу вышло все по его хотелкам. Хватит, Лана. Покажи уже наконец зубы!!!

— Да что я могу?

— Да хотя бы нервы ему попортить и потаскать по судам. Побороться за имущество. Чтоб жизнь медом не казалась.

— Ну и кто возьмется представлять мои интересы? — протянула я после пары минут размышлений. — Да еще так, чтобы адвокаты Бессонова меня потом без штанов не оставили?

— О, есть у меня кандидатура, — хищно оскалилась Надя. — Явлинская Анастасия Георгиевна. Глеба твоего она терпеть не может и с радостью поставит засранца на место. А в своем деле она та еще акула, мне до нее расти и расти. Тут уж как бы твой Глебчик без штанов не остался.

— И ты сможешь сделать так, чтобы она взяла мое дело?

— Отвечаю. Возьмётся как миленькая. И даже скидку солидную сделает за право размазать твоего почти бывшего. А остаток расходов я сама готова покрыть. С тебя нужно лишь согласие. Не дай ему кайфовать. Пусть получит свою ложку дегтя.

Я долго решаю, стоит ли идти на такой шаг. Брожу по дому, рассматриваю семейные фотографии, вспоминаю все, что между нами было. А потом вспоминаю вчерашний день. Воскрешаю каждое слово, сказанное Глебом и ударившее меня наотмашь. Его фразы о том, какая я бледная мышь, как он меня стыдится, как надо мной смеются его придурошные друзья. И самое главное, слова о его новой бабе. С которой наверняка вчера трахался.

Трахался, мать его, в годовщину нашей свадьбы. Долго, с оттяжкой, скорее всего, всю ночь напролет. А может, и сейчас пыхтит, наяривая накачанное во всех местах тело. Спит с какой-то давалкой, лезущей в чужие семьи и хорошо раздвигающей ноги. Интересно, чем она его приворожила? Что она ему дает? Минет, анал, что?

Да, у нас с ним до таких вещей не доходило. Признаюсь, я несколько консервативна в этом плане. Такие виды физической любви были мне непонятны и неприятны. Но Глеб никогда и не настаивал, мне казалось, что ему это неважно. Ведь любовь — это нечто большее, чем спаривание двух тел. Она ведь не зависит от навыков сосания жены. А если зависит, то это и не любовь. Так, дешевая подделка с черкизовского рынка.

И чем больше я об этом думаю, тем сильнее распаляю себя. Злость поднимается из самой глубины моей сущности. Злость и обида брошенной, оскорбленной в лучших чувствах женщины. Нет, я не буду больше послушной девочкой, сидящей на поводке. Не дождется.

Стиснув зубы, собираю все имеющиеся в доме фотографии, вытряхиваю снимки из альбомов, из рамок, висящих на стенах, а потом иду в кабинет, где стоит шредер.

Сев в теперь уже мое кресло, начинаю методично и без сожаления пропускать снимки через лезвия. Один за одним.

Сижу и наблюдаю за тем, как кадры нашей жизни рвутся на ровные полоски бумаги, которым самое место в мусорной корзине.