До встречи в моих снах (СИ) - Ветрова Влада

– Гребаные свободные отношения, – жестко припечатывает сестра. – Не ведись на это. Я так гордилась тобой, когда ты решилась! Ты еще встретишь свое счастье. Ты чудесная и обязательно встретишь своего человека. Если уже не встретила. Тут только ждать, я тоже не представляю, как искать бывшего омоновца Николая по всей нашей необъятной.

– У него фирма вроде, – кисло уточняю я. – И фото есть.

– Я поговорю со своим, может, он чего дельного скажет. Или знакомых порасспрашивает. Мы попробуем, ладно? Со своей стороны тоже попробуем. Давай там, нос не вешай. Мне Лизку в бассейн вести, вечером еще поболтаем, хорошо?

– Да, давай, – тараторю я. – Занимайся своими. Люблю-целую.

– Люблю-целую.

Я сбрасываю звонок, а с соседнего балкона раздается громкий возглас Стаса:

– Вот стерва!

Стас начинает колошматить в дверь моего номера, с балкона не успеваю выйти.

– Открой! – свирепо орет он, срываясь на хрип. – Открой эту чертову дверь или я вынесу ее! Аня!

Не собираюсь. Не думаю даже в этом направлении. Пока в коридоре не поднимается какой-то хай на повышенных тонах.

– Да чтоб тебя слопали, – гневно шиплю я и несусь открывать, пока не дошло до очередного мордобоя. – Что?! – таращу я глаза, распахнув дверь.

– Послал Бог соседей! – возмущается какая-то женщина. – Хватит орать, я детей спать укладываю!

– Зайди, – морщусь я, втягивая Стаса за рукав. – Извините! – громко говорю я в коридор.

Женщина шваркает дверью, а я, закрыв свою, упираю руки в бока.

– Ну? Чего тебе?

– Чего мне?! – вылупляется Стас. – После того, что я услышал?! Чего мне, серьезно?!

– Во-первых, не ори, – огрызаюсь я. – Во-вторых, тебя никто не просил подслушивать.

– Скажи мне, когда? – вскидывается Стас. – Когда ты начнешь думать своей головой? – Он хватает меня за руки, а мое сердце замирает в предчувствии беды. – Когда, Нют, ответь мне, – гипнотизируя меня взглядом, с надрывом спрашивает он. – Я люблю тебя. Люблю, малыш, всем сердцем люблю. Я был неправ, я заблуждался, я сам не знал, чего хочу на самом деле. Никогда не ставил себя на твое место, не оглядывался, жил, как хотел. Я знаю все это прекрасно, знаю, как виноват перед тобой! Но я хочу загладить. Я могу. Мы сможем вернуть то чувство, благодаря которому у нас есть сын. Оно никуда не делось. Ни у меня, ни у тебя…

Его руки проскальзывают по моим. По плечам, к шее, голове. Я знаю, что он сейчас сделает, знаю. И стою, не двигаясь. Как оглушенная, парализованная, окаменевшая. Стою и жду, когда его губы коснутся моих.

Та часть, что еще помнит поцелуи другого, предвкушает отвращение.

Но другая, подавленная, мечтает, чтобы он оказался прав. Ждет тех же искр, что блуждали между нами прежде. Тех же эмоций, непоколебимых даже под натиском его бессовестных измен.

И когда все случается, мне хочется и рассмеяться, и расплакаться. Ничего. Я не чувствую ничего, кроме прикосновения. Ничего не осталось, он израсходовал всю мою любовь. Растратил, пустил по ветру, сжег. Мой мозг может сколь угодно долго обманывать меня, надеяться на что-то, строить догадки. Но тело не врет. Попросту не умеет.

– Я больше не люблю тебя, – печально шепчу я, когда он отстраняется, продолжая зажимать мою голову ладонями.

– Неправда, – упрямится он и снова прижимается своими губами к моим.

– Стас, – ровным отчужденным голосом зову я его, вновь получив возможность говорить. – Прошу тебя.

Он предпринимает очередную попытку, на этот раз целуя горячее. Трогает меня, мнет, гладит. А я по-прежнему стою. Не сопротивляясь, не отталкивая его, равнодушная и безучастная. Жду, когда до него дойдет.

– Да твою мать! – рявкает он, поняв, что горячего примирения не выйдет. В стену стучат, а он орет в ответ: – Да пошла ты!

– Сам пошел! – Тихо, но слышно в ответ.

– Это из-за этого урода, – злится Стас, нервно расхаживая по комнате. Я приваливаюсь плечом к стене и наблюдаю за его явным нервным срывом с тупым безразличием. – Из-за него, сто процентов! Но это пройдет. Пройдет, помяни мое слово. Всегда оказывается так, как говорил я. Вся твоя влюбленность улетучится. И тогда ты ответишь. Ничего, я подожду.

– Если и так, – вяло отвечаю я, – если в самом деле улетучится, я начну встречаться с другим. Уже зная, что могу. Могу чувствовать любовь и привязанность к тому, кто отвечает взаимностью, а не вытирает об меня ноги. Я получила ценный опыт.

– Ноги я об тебя вытирал, да? – презрительно кривится Стас. – Ты каталась, как сыр в масле. Все годы брака. Я тебя ни в чем не ограничивал, а взамен просил только одного. Не трахать мне мозги.

– Пока ты трахаешь других.

– Да, именно так! – срывается он, повысив голос. – Но у тебя было все!

– А нужен был только ты.

– Этот разговор ни к чему не приведет, – неожиданно сворачивается он. – Я для себя все понял. Заставлять тебя я не хочу и не буду, хотя могу. Рычагов давления хоть отбавляй, – рассуждает он вслух, а я отлипаю от стены и хмурюсь. Как-то мне совсем уж не нравятся подобные разговоры. Звучит, мягко говоря, зловеще. И сильно смахивает на угрозу. – Выход только один. Ждать. И я готов. Я подожду. А пока, сделай одолжение, соберись. Соскреби свое достоинство, где ты там его оставила, и покажи сыну, что сердечные раны затягиваются. Что необязательно быть тряпкой, ни черта не жрать и захлебываться слезами под одеялкой. Будь примером, окей? Потому что черт знает, чем закончится его собственный роман. Я не хочу переживать еще и за него.

Стас выходит, полоснув по мне болезненным взглядом, а я смотрю на себя в зеркало. Выгляжу побитой дворняжкой, это факт. Но едва ли мой пример в контексте личных переживаний может оказаться заразительным, тут он явно перегибает. О чем, будучи далеко неглупым, знает.

Что за идиотская манера заворачивать искреннюю заботу в отходы? Вопрос, как и многие к бывшему мужу, риторический.

И все же, помывшись и приведя себя в порядок, я спускаюсь на обед. Не потому, что слова бывшего мужа повлияли на меня, вовсе нет. Просто я решила последовать совету сестры и не раскисать. Надежда после разговора с ней, пусть и слабая, но есть. И ее у меня никто не отнимет. А вот отпуск не бесконечен.

Сашу и Стаса я нахожу без труда. Они уже заняли столик. Я подхожу без тарелки, ставлю на стул пляжную сумку, в которую теперь собираю полезные мелочи, и подмигиваю сыну:

– Будь зайкой, покарауль.

Саша прыскает и с широкой улыбкой покачивает из стороны в сторону чуть опущенной головой. Поднимает на меня только взгляд и отвечает:

– Само собой.

Красивый он у меня, аж дыхание перехватывает. Острые широкие скулы, чуть впалые щеки, глазища отцовы, как ночь, ресницы длиннее, чем мои накрашенные. Лучший.

Улыбнувшись, я отхожу. Набираю еды, в основном овощи, сажусь за стол.

– Я тут подумала, может, смотаемся в город? – невзначай предлагаю я. Понятно, что только Саше, но также ясно, что Стас не останется в стороне. Какой смысл накалять обстановку и акцентировать на этом внимание? Правильно, отсутствует. – На дютик я бы особо не рассчитывала, а хочется чего-нибудь привезти на память.

«Кроме разбитого сердца», – добавляю я мысленно, никак не изменив выражения лица.

– Я за, – моментально соглашается Саша и смотрит на отца.

– Точно, теща же обожает этот лукум со вкусом розового мыла, – добродушно подкалывает он.

Ну и бравирует своим знанием вкусовых пристрастий моей мамы, мимоходом обозначая, что до сих пор считает ее и своей, конечно. Просто так он ничего не говорит, только с личной выгодой или в ожидании таковой.

Сказано – сделано. К счастью, деньги я хранила в сейфе, так что смело беру все, на что только хватает. Стас же набирает столько пакетов, что страшно становится, влезем ли мы в машину.

– Ты решил угостить весь офис? – иронизирую я.

– Нет, – укоризненно отвечает он. – Кое-что для родителей, – ловко обобщает он и своих, и моих, – тут – для Таниных сорванцов, они не виноваты, что их мать стерва. Этот зверь – для ее Лизки. А это – тебе.