Сирена и Оракул (СИ) - Горожанкин Владимир

— Хороший мальчик. Принес мамочке косточку — она кивнула в сторону гостиной, совмещенной со столовой — там твоя награда. Тебе понадобятся силы, Арти. Очень понадобятся чтобы отработать.

На столе, сервированном на одну персону, стоял обед. Не просто обед — мой любимый стейк идеальной прожарки, салат со свежайшими овощами, бокал дорогого красного вина. Запах еды ударил в нос, и я понял, насколько голоден.

— Сначала душ, — пробормотал я, чувствуя, как грязь и напряжение дня липнут к коже.

— Разумно — Сирена лениво потянулась, демонстрируя изгибы своего тела — не хочу, чтобы ты пачкал мои простыни городской пылью и чужими страхами.

Горячая вода смывала усталость, но не могла смыть внутреннее напряжение. Выйдя из душа, я накинул халат и сел за стол. Сирена устроилась напротив, все так же нагая, подперев подбородок рукой и наблюдая за мной с лукавым любопытством. Я ел, и впервые за долгое время почувствовал что-то похожее на уют. Это было абсурдно. Я сидел в халате за столом напротив голой женщины, которая держала меня на коротком поводке и только что получила компромат на мэра города, добытый моими руками. Но тишина, нарушаемая лишь стуком вилки о тарелку, аромат вкусной еды, ее спокойное присутствие — все это создавало странную иллюзию дома. Будто мы обычная пара, ужинающая после рабочего дня. Будто мы женаты. Эта мысль была настолько дикой и неуместной, что я едва не поперхнулся.

— Наелся, герой? — спросила Сирена, когда я отодвинул пустую тарелку. Ее глаза блестели — готов к десерту? Или, вернее…к отработке?

Она поднялась и, взяв меня за руку, повела в спальню. Я шел послушно, как будто ноги сами несли меня. Она мягко толкнула меня на огромную кровать, застеленную черным шелком, и легла рядом, повернувшись ко мне. Ее рука скользнула по моей щеке, затем к волосам.

— Знаешь, Арти, — начала она вкрадчиво, ее пальцы нежно перебирали мои пряди

— сегодня мне пришлось немного побыть для тебя мамочкой. Направлять, подсказывать, оберегать от глупостей… — она усмехнулась — думаю, этот опыт нужно закрепить. Заодно покажешь мне, как сильно ты меня любишь…как сильно ты во мне нуждаешься.

Ее рука опустилась ниже, к ее собственной груди. Высокой, полной, с напряженным темным соском. Она указала на нее пальцем.

— Давай, Арти. Соси.

Я замер. Это было…неожиданно. Странно. В наших играх было многое, но такого — никогда. Я смотрел на ее грудь, потом в ее глаза, ища подвох, насмешку. Но она выглядела серьезной, хотя в глубине зрачков плясали знакомые бесенята.

— Сирена, это… — начал я, не находя слов.

— Что «это»? Это естественно, мой милый — она провела пальцем по моему подбородку — ты устал, ты был на грани, ты нуждаешься в утешении, в абсолютном принятии. Что может быть более утешающим, чем возвращение к истокам? К той безусловной связи, которая формируется в младенчестве? Это чистая психология, Арти. Оральная фиксация, потребность в безопасности, регрессия к состоянию, когда все твои нужды удовлетворялись одним-единственным источником тепла и пищи — она чуть наклонила голову — кроме того, это самый интимный акт подчинения и доверия. Ты отдаешь себя мне полностью, не только разумом, но и телом, инстинктами. Ты показываешь, что я — твой центр мира, твой источник всего. Неужели ты откажешь своему самому главному человеку в такой малости?

Ее аргументы, как всегда, были смесью циничной логики, психологических манипуляций и неприкрытой лести моему эго (самый главный человек!). И, черт возьми, это работало. Усталость, пережитый стресс, странное чувство домашнего уюта и ее гипнотический взгляд сделали свое дело. Я наклонился и послушно припал губами к ее груди.

Сосок был твердым, кожа пахла ее уникальным ароматом — смесью дорогих духов и чего-то неуловимо женского, теплого. Я неловко, неумело начал сосать, чувствуя себя одновременно смущенным и странно умиротворенным. Сирена удовлетворенно вздохнула. Ее пальцы зарылись в мои волосы, нежно поглаживая затылок.

— Вот так…хорошо… — шептала она, ее голос стал мягким, почти материнским — мой хороший, мой умный мальчик…я всегда буду с тобой, слышишь? Ты никогда не будешь один. Никто не поймет тебя так, как я. Никто не примет тебя таким, какой ты есть…со всеми твоими тенями.

Ее слова баюкали, успокаивали, проникали под кожу, заполняя пустоту, о которой я и не подозревал. Я почти растворился в этом ощущении покоя и принадлежности. Но потом ее пальцы чуть крепче сжали мои волосы, а голос приобрел знакомые стальные нотки.

— Но ты должен помнить, Арториус. Всегда помнить. Ты принадлежишь мне. Только мне. Весь, без остатка. И никакие Доры Вэнс со своими фальшивыми улыбками и мэрскими креслами этому не помешают. Попытается сунуться — я ее уничтожу. А тебя накажу так, что запомнишь на всю жизнь.

Холодок пробежал по спине. Я инстинктивно дернулся, хотел оторваться от ее груди, возразить, сказать, что Дора Вэнс для меня лишь инструмент, как и все остальные…

— Я не разрешала останавливаться — твердо сказала Сирена, ее рука надавила мне на затылок, возвращая на место — продолжай. Покажи мне, как ты предан своей госпоже.

И я подчинился. Снова. Унизительно и сладко одновременно. Ее вторая рука скользнула ниже, к моему паху, начала уверенно и умело ласкать меня.

— Давай, мой хороший, надо же разогнать твою ракету после такого напряженного полета… — прошептала она с усмешкой. Напряжение нарастало, смешиваясь с ее тихими стонами, когда я продолжал сосать ее грудь. Это было безумие — извращенное, неправильное, но невероятно возбуждающее. Мир сузился до ее тела, ее запаха, ее властных рук и нежных, но стальных слов.

Оргазм накрыл нас почти одновременно — ее тело выгнулось подо мной, она тихо вскрикнула, а моя «ракета» наконец-то достигла апогея под ее умелыми пальцами. Обессиленные, мы рухнули на подушки. Сирена притянула меня к себе, уткнувшись лицом мне в шею. Ее дыхание было ровным, спокойным. Через пару минут она уже спала.

А я лежал, глядя в потолок, чувствуя ее тепло рядом, ее запах на своей коже. И понимал со страшной ясностью: прежнего Арториуса Моргана больше нет. Он растворился где-то между коридорами мэрии, фальшивыми улыбками чиновников и этой черной шелковой постелью. И проблема была не в том, что меня пугало то существо, которым я становился — послушным, зависимым, находящим странное удовольствие в подчинении. Проблема была в том, что меня это…не пугало. Совсем. Я принимал эту новую реальность, эту новую версию себя. И вот это отсутствие страха, это спокойное принятие собственной деградации или трансформации — называй как хочешь — было по-настоящему страшно. И совершенно непонятно.

Глава 10. Сладость подчинения, горечь правды

Утро встретило меня тяжелой головой и странным ощущением дежавю, будто я проснулся не в своей жизни. Рядом, раскинувшись на черном шелке, спала Сирена. Абсолютно спокойная, дышащая ровно, словно ночные события — лишь рядовой эпизод в ее насыщенной повестке дня. Ее обнаженное тело в предрассветных сумерках выглядело еще более ирреальным, произведением искусства, слепленным из мрамора и теней.

Я тихо выскользнул из кровати. Вчерашнее чувство…не то чтобы уюта, но какой-то извращенной правильности момента, не исчезло. Оно засело под кожей, вызывая смешанные чувства. Движимый внезапным, почти бессознательным импульсом, я направился на кухню. В ее идеально организованном пространстве, где каждая кастрюля знала свое место, я почувствовал себя неуклюжим пришельцем. Но желание сделать что-то…правильное? Угодное? Не знаю…взяло верх.

Кофемашина тихо заурчала, наполняя воздух ароматом арабики. Я нашел в холодильнике свежие круассаны — разумеется, она предусмотрела и это — и подогрел их. Свежевыжатый апельсиновый сок. Фрукты. Все это я аккуратно разместил на подносе, стараясь не греметь посудой. Когда я вернулся в спальню с этим скромным подношением, Сирена уже не спала. Она полулежала, опираясь на локоть, и наблюдала за мной своими пронзительными глазами, в которых плясали знакомые ироничные искорки. На лице — ни следа сна, только легкая, хищная полуулыбка.