— Не смей.
Она улыбается, и в её глазах читается торжество.
— Он смотрел на МЕНЯ.
— Замолчи.
— Он влюбился в МЕНЯ.
Её голос дрожит от эмоций, и мне становится не по себе. Потому что я уже слышала это. Не здесь. Не сейчас. Но слышала.
***
20 лет назад.
Листья кружатся в воздухе, осень пахнет чем-то острым, тёплым и тревожным. Передо мной стоит Даша. Нервно курит, пальцы дрожат. Её голос резкий, полный боли.
— Ты слепая, Вика, — говорит она. — Думаешь, что он любит тебя? Думаешь, что он счастлив?
Я сжимаю кулаки.
— Он мой муж.
— Он не будет с тобой счастлив! — она выбрасывает сигарету в сторону, резко, зло.
— Он любит меня.
— Нет, ты будешь так думать всегда. Но во сне, в воспоминаниях и, даже когда он будет тебя трахать, признаваться в любви - это будет для меня и мне. Наивная дурочка Викуся. Или как там… Птичка?
Глаза её сверкают. Точно так же.
Я моргаю. Возвращаюсь в настоящее. И понимаю. Господи. Я понимаю.
Алиса стоит передо мной, её глаза сошли бы за глаза Даши. То же безумие. Та же одержимость.
Я чувствую приступ дурноты. Это не совпадение.
— Ты всё спланировала, — говорю я тихо, с трудом узнавая собственный голос.
Алиса замолкает. На секунду. А потом… улыбается.
— Я просто взяла то, что хотела.
Я смотрю в её глаза. Холодные. Чужие.
— Что же ты хотела? — спрашиваю я, но в глубине души уже знаю ответ.
— Максима. Не тебе же всю жизнь так жить.
Ответ быстрый. Как выстрел.
— Ты не любишь его, — говорю, чувствуя, как что-то внутри ломается.
Алиса пожимает плечами.
— О, Вика… — голос становится сладким, приторным. — Ты ничего не понимаешь.
Она делает шаг ближе.
— Я всю жизнь мечтала о нём.
Я застыла.
— Всю. Жизнь.
Мои мысли бушуют. Она не может… Но её взгляд говорит, что может.
— Я знала, что он будет моим. Я сделала так, чтобы он стал моим.
И тут всё встаёт на свои места. Она пришла в мою семью не просто так.
— Кто тебя научил?
Она моргает.
— Что?
— Кто научил тебя играть эту роль?
Она смотрит на меня. И снова улыбается.
— Больная? Не ищи подвоха и виноватых в том, что ты потеряла всё.
Я напрягаю пальцы.
— Кто?
Алиса делает последний шаг. Её губы почти касаются моего уха. Её голос как отравленный шёпот:
— Ты всегда была глупой, Вика.
В её глазах нет ни сожаления, ни стыда. Только злорадство и самодовольство.
— Он любит меня, Вика, — произносит она сладко, как будто это какое-то божественное откровение.
Я молчу.
— Ты понимаешь? Любит. Меня.
Я качаю головой, даже не со злостью, а с каким-то глубоким презрением.
— Ты жалкая, Алиса.
Она вздёргивает брови, но в глазах мелькает что-то похожее на тревогу.
— Ой, ну только не надо это «жалкая». Это ты жалкая, Вика, ты просто не смогла удержать мужчину, а теперь…
— Нет, ты жалкая, — перебиваю я, и голос мой звучит твёрдо, без колебаний. — Ты решила, что потянешь взрослого, состоявшегося мужчину, что он останется с тобой, потому что ты молодая, смазливая, и у тебя красивое тело?
Я делаю шаг вперёд, и на этот раз она чуть отступает.
— Ты такая наивная, Алиса. Такая смешная.
— Ты просто злишься, потому что он теперь со мной.
— Со мной, с тобой, какая разница? — усмехаюсь я. — Ты думаешь, что знаешь, как удержать мужчину? Что после постели его не нужно ничем “кормить”? Что ему не нужна женщина, которая умеет “держать удар”? Которая может разговаривать, поддерживать, понимать его без слов?
Я наклоняюсь ближе.
— А ты что можешь, Алиса? Капризничать? Мило хихикать? Скандалить и устраивать сцены? Взрослый мужчина быстро устает от пустышек.
Она молчит.
— Тебя хватит на пару месяцев, если не меньше. Ты даже не представляешь, что значит быть рядом с таким, как Максим. Ты думала, что ты выиграла? А ты даже игру не знаешь.
Её дыхание сбивается, но она пытается держаться.
— Он любит меня, — повторяет она, словно блаженная дурочка.
Я отстраняюсь и смотрю на неё холодно.
— А мне плевать. Главное — кого люблю я.
Я вижу, как что-то в ней надломилось.
— Ты… ты просто завидуешь.
Я смеюсь. Громко, искренне, так, что у неё глаза расширяются.
— Завидую? Тебе? — я качаю головой. — Нет, Алиса. Я тебя презираю.
Она стискивает зубы, но я уже не слушаю её.
Я развернулась, чтобы уйти, но остановилась на секунду и, не оборачиваясь, бросила:
— Держись от моего сына подальше.
Теперь я повернулась к ней лицом.
— Иначе я твою жизнь в ад превращу.
Она моргает, растерянно.
— Поняла?
Она молчит.
Я прищуриваюсь.
— Скажи «да, Виктория Алексеевна».
Она сглатывает.
— Да…
— Только попробуй, сука такая испортить ему жизнь своим появлением еще раз. Бойся меня, ищи меня в толпе и жди. Я приду и уничтожу тебя. И никто тебя не спасет.
Я ухожу, оставляя её стоять там, где она всегда будет и была — в моей тени.
Глава 42.
Вика.
Я ухожу, оставляя Алису стоять там, где ей место — в моей тени. Её силуэт растворяется в сером воздухе парковки, но её слова всё ещё цепляются за меня, как колючки. Шаги отдаются эхом в голове, каждый — как удар молотка, вбивающий гвоздь в то, что осталось от моего сердца. Я не оборачиваюсь. Не могу. Потому что если увижу её снова — эту самодовольную улыбку, этот триумф в глазах, — я либо раздавлю её, либо развалюсь сама.
Разговор с Алисой оставил отвратительное послевкусие, словно я прикоснулась к чему-то грязному, липкому, что не отмыть с рук. Её голос — резкий, пропитанный сладким ядом — звенит в ушах, вгрызается в мысли, как занозы. «Он любит меня, Вика». Я пытаюсь вытеснить это, убедить себя, что она просто безумна, что её слова — пустота. Но они режут. Потому что я всё ещё люблю Максима. Люблю так сильно, что каждый вдох — это борьба с этой любовью, каждый выдох — попытка её отпустить, но тщетная.
Я подхожу к машине, пальцы дрожат, пока я роюсь в сумке в поисках ключей. Металл холодит кожу, и я замираю, глядя на своё отражение в тёмном стекле. Глаза красные, веки тяжёлые, но слёз нет. Я не позволю им пролиться. Не здесь. Не из-за неё. Не из-за него. Открываю дверь, сажусь за руль, захлопываю её с глухим стуком. Тишина салона давит, и я делаю глубокий вдох, но воздух кажется густым, как сироп.
А потом закрываю глаза.
Господи.
Всё это слишком.
Слишком больно. Слишком несправедливо. Пальцы сжимают руль так сильно, что костяшки белеют. Это не просто злость — хотя она кипит где-то глубоко, готовая вырваться. Это тоска. Тяжёлая, как камень на груди. Я вижу его лицо — тёплые глаза, усталую улыбку, руки, которые когда-то держали мои. Он был моим. А теперь он её. Или ничей. И я не знаю, что хуже.
Я включаю зажигание, двигатель оживает с низким урчанием, но даже этот звук не заглушает шума в голове. Машина трогается с места, шины шуршат по асфальту, унося меня от парковки, от того места, где я только что стояла, разрывая себе душу. Впереди — встреча с адвокатом. Просто сухая деловая беседа о бумагах, о подписях, о том, как разорвать то, что я строила годами. Процесс пошёл. Развод — уже не просто слово, не просто стопка документов. Это реальность, которая вгрызается в меня, как ржавчина в металл. И я не знаю, выдержу ли.
Я больше не буду женой Максима Волкова.
Эта мысль режет, как нож по живому. Хочу сказать себе, что это освобождение, что я сильная, что справлюсь. Но вместо свободы — пустота. Будто кто-то вырвал кусок из груди и оставил меня истекать кровью. Я всё ещё люблю его. И эта любовь — цепь, которую я не могу сбросить. Сжимаю руль сильнее, пытаясь удержаться, не дать себе развалиться прямо здесь.
