— Массимилиано переводят в тюрьму строгого режима. Мы собираемся поддержать его. Заодно, я познакомлю тебя со своей семьёй.
†††
— Всем встать! Суд идёт! — крикнул мужчина в зале суда, и мы все встали. Мои глаза были прикованы к спине самого влиятельного человека в зале - дона Массимилиано Эспозито. Он был высоким, с мускулистым телосложением. То, как одежда обтягивала его крупные мышцы, было понятно, что он регулярно тренируется. От него волнами исходила сила и власть. Его тёмные волосы были аккуратно зачёсаны назад, и, честно говоря, он совсем не походил на человека, который провёл в тюрьме последние два года. Массимилиано был одет в оранжевый комбинезон, но было видно невооружённым взглядом, что он совсем не похож на заключённого.
Даже будучи в кандалах, было видно, что все в комнате боятся и уважают его. Странно осознавать, что он и мужчина, стоящий рядом со мной - родственники, и, похоже, они были очень близки, судя по тому, что мне рассказывал Сальваторе.
†††
— Могу я задать тебе вопрос? — спросила я Сальваторе, наблюдая, как он поправляет часы Rolex на запястье. На Сальваторе был чёрный костюм от Burberry, поверх которого было надето чёрное пальто. Возможно, он надел его из-за дождя, или для того, чтобы лучше скрыть пистолет, который он спрятал за поясом брюк.
Он хмыкнул в знак согласия, принявшись поправлять рукава, а затем достал пару чёрных кожаных перчаток.
— Твой брат... ты, твоя семья, — я сделала паузу, — все они очень влиятельные люди. Почему Массимилиано в тюрьме? Неужели вы, не могли этого предотвратить? — спросила я нерешительно, потому что эта мысль не давала мне покоя. Может, я и не очень много знаю о преступном мире, но могу предположить, что люди готовы умереть за своего дона.
— С Массимилиано ничего не происходит, если он сам этого не захочет, — ответил Сальваторе, — каждый продуманный шаг и каждое решение, всегда связано с тем, кто мы есть. У нас есть амбиции относительно того, чем мы хотим заниматься. В планах Массимилиано - заняться тюремной торговлей, погрузившись во все возможные виды преступного мира, которые могут предоставить тюрьмы, — ответил Сальваторе, надевая перчатки, и взяв сигару.
— Значит, — я несколько раз моргнула, — всё это часть большого плана по... захвату тюрем? — уточнила я, — вы, ребята, хотите управлять тюрьмами?
— Мы хотим создать своего рода «тюремный преступный мир». В таких местах много чего происходит, люди попадают туда из-за нехороших поступков, которые они совершили, или же на них «повесили» эти обвинения. Проникнуть в такую систему, состоящую из мужчин и женщин, которые отчаянно пытаются получить власть, наркотики, сбежать... это гениально. Массимилиано расширил для нас эту территорию. Мы переправляем наркотики и оружие по подпольным системам через тюрьмы и стали ещё богаче, чем были десять лет назад.
Я нахмурила брови:
— О, боже, — прошептала я в ужасе от того, что только что рассказал мне Сальваторе. Знала ли Анна об этом? Знала ли она, чем они занимаются?
†††
Рядом со мной сидел Сальваторе, сжимая мою руку. Он молчал, глядя прямо перед собой на судью, сидевшего за трибуной.
Кто-то положил руку мне на плечо, и я повернулась, чтобы посмотреть на женщину, сидевшую рядом со мной. Она была в возрасте, красивая женщина, которая явно делала пластику. Её губы были большими, неестественно надутыми, а щёки были впалыми, её нос был идеальной формы, с раскосыми глазами, как у кошки.
Её чёрные волосы были уложены в идеальные волны, обрамляющие лицо, и на её пальцах сверкали роскошные кольца с бриллиантами.
†††
— Не мог бы ты рассказать мне немного о своей семье? — спросила я, не отрывая взгляда от сидений, обтянутых белой кожей в Rolls Royce «Cullinan». Я смотрела на капли дождя, стекавшие по стёклам, и любовалась видом Нью-Йорка, пока водитель колесил по улицам, не спеша на судебное заседание, — я мало что о них знаю.
— У меня есть тётя, её зовут Сперанца. Она заботится о моём овоще-отце Сперанца, — он ненадолго замолчал, и я повернула голову, чтобы посмотреть на него, наблюдая за тем, как он слегка ухмыляется, глядя на сигару в своей руке, — женщина-кошка. Она никогда не была замужем, и безумно любила кошек. Она могла быть одновременно с несколькими мужчинами. Тех мужчин, которых она любила больше всего, она делила со своими кошками.
— Что это значит? — спросила я, нахмурив брови.
— Она убивала этих мужчин, после чего, позволяла своим кошкам полакомиться ими, чтобы они могли почувствовать вкус человека, который принёс ей такое счастье и любовь. Она верит, что, заставив своих кошек съесть мужчин, которых она любила и которые любили её в ответ, кошки каким-то образом полюбят её ещё больше.
Сальваторе откинулся на спинку сиденья и широко раскинул ноги, одной рукой поглаживая моё бедро.
— О, Боже.
— Да. Если она предложит тебе что-нибудь поесть, было бы разумно отказаться, — он усмехнулся, — мы больше не позволяем ей принимать гостей в канун Рождества.
†††
Все встали после последних слов судьи. Как только он вышел из зала, Массимилиано обернулся, и их с Сальваторе взгляды тут же встретились, после чего оба мужчины широко улыбнулись друг другу, как будто они встретились после очередного рабочего дня.
— Хочешь воды? — господи, пожалуйста, пусть это будет не Сперанца. Обернувшись, я увидела, молодую женщину, может быть, на несколько лет старше меня, предлагающую мне воду, и я улыбнулась ей в ответ.
— Да, пожалуйста, — попросила я, когда она кивнула мне. Как и я, она была в очках, но держала в руке платок. На ней было длинное чёрное платье, облегающее её идеальную фигуру. Высокая, с длинными чёрными волосами, собранными в высокий хвост, и тёмно-красными губами.
— Да, — она сжала руки перед собой, глядя то на меня, то на Массимилиано, — мне было тяжело это слышать. Но я знаю, что Бог ответит на наши молитвы и освободит Массимилиано. Он хороший человек.
Её итальянский акцент пробивался сквозь английский, и понять, что она говорит, было непросто.
— Я верю в систему правосудия, всё наладится, — поддержав беседу, сказала я, когда Сперанца, наконец, повернулась к нам, оторвавшись от адвоката, и мы завязали разговор женским коллективом. Меня поразило то, что мой голос не дрогнул, и то, как мне удавалось стоять на ногах, рядом с такими людьми.
— Массимилиано такой сильный и смелый, — произнесла Сперанца, и её голос, звучал так, как будто она была убита горем, но при этом гордилась своим племянником.
†††
— Ещё есть моя кузина, Донателла. Она единственная оставшаяся девушка в нашей семье, остальные её сёстры были убиты французской мафией, когда они однажды ворвались в их дом и убили всех в отместку за то, что мы убили их дона и его семью, — водя пальцами по моему бедру, Сальваторе продолжил, — она станет для тебя отличной подругой, она всегда будет верна нашей семье. Она учится на хирурга и часто «играет» с некоторыми из наших предателей, отрабатывая навыки разреза и прочих тонкостей хирургических вмешательств.
†††
— Вижу, ты познакомилась с моей невестой, Нирваной, — сказал Сальваторе, встав рядом со мной, обняв меня за талию и прижимая к себе.
— Хотелось бы, чтобы это произошло при более благоприятных обстоятельствах, — сказала Донателла, а затем улыбнулась молодому мужчине, который с мрачным выражением лица направился к нам.
