Крик Ворона (ЛП) - Кент Рина

Он здесь и никуда не исчезает.

Я протягиваю дрожащую руку, чтобы дотронуться до него. На этот раз он действительно испарится, но я не могу прогнать желание прикоснуться к нему.

Хотя бы раз. Я хочу прикоснуться к нему еще раз.

Мои пальцы касаются небольшой щетины на его щеке.

Это... реально.

Я задыхаюсь, принимая сидячее положение.

— Ворон? Пожалуйста, скажи, что я не схожу с ума.

Он улыбается, глаза игриво блестят.

— Единственный и неповторимый.

Oh. Mon. Dieu (с фр. О. Мой. Бог).

Это действительно он. Это Ворон.

Он жив. Меня охватывает облегчение. Я дрожу. Дрожь охватывает все мое тело.

Стоп. Он жив. Он был жив с того самого дня, когда упал с обрыва и заставил меня поверить, что он мертв. Все эти месяцы горя, консультаций и упорных усилий, чтобы быть в порядке, оказались напрасными.

Я вскакиваю на ноги, гнев проносится по позвоночнику, почти наравне с облегчением. Я указываю на него пальцем.

— Ты был жив все это время, но не подумал рассказать мне?

Он тоже встает. Теперь, когда он вытянулся во весь свой завораживающий рост, когда кожаная куртка натянулась на его широкие плечи, а черные брюки обхватили бедра, реальность того, что он жив, становится очевидной. Я чуть не падаю на пол и не плачу, но гнев заставляет меня стоять.

Mon Dieu (с фр. Бог мой).

Интенсивность эмоций уже калечит. Добавьте к этому гормональные изменения, и я в полном беспорядке.

— Я могу объяснить, — говорит он.

— Что именно? Объяснить, что я оплакивала и продолжаю оплакивать тебя? — слезы заливают мои щеки, и я вытираю их дрожащими руками. — Как ты мог так поступить со мной? Как ты мог заставить меня поверить, что ты мертв? Я думала, ты умер... — я захлебываюсь словами, изо всех сил ударяя его в грудь. — А я все это время пыталась жить дальше.

Он сжимает оба моих запястья в своей руке и наклоняется ближе, пока я не вдыхаю только его запах.

— Получилось?

— Нисколько.

Я смотрю на него сквозь опущенные ресницы. Мои пальцы крепко сжимают его футболку, чтобы убедиться, что он реален, а не является страшным сном.

Его губы захватывают мои. Поцелуй не нежный. Он глубокий, страстный и соответствует тому неистовому желанию, которое я испытываю к нему. Его язык скользит по моему. Невозможно отрицать, что он здесь.

Ворон жив.

Я вся в слезах. Целую его и рыдаю. Я цепляюсь за него, но мои шаткие ноги заставляют меня дрожать.

Ворон поднимает меня на руки. Он садится на край кровати и прижимает к себе. Мои руки обвивают его шею, а лицо утопает в его плече, и я плачу навзрыд. Счастливые, но и жалкие слезы.

Ворон держит меня, как страховочный трос. Якорь. Он шепчет мне на ухо успокаивающие слова и гладит по спине.

Не знаю, сколько времени мы так просидели, но этого хватило, чтобы слезы больше не текли. Я начинаю делать те заикающиеся вдохи, которые бывают после стольких слез. Глаза опухают, а рот становится липким.

Уж точно не так я хотела приветствовать Ворона.

— Ты завела кота? — спрашивает Ворон, когда Апельсин запрыгивает на кровать и обнюхивает его ногу. Шарлотта, с другой стороны, наблюдает за происходящим издалека. Наверное, она, как и я, пытается впитать все это в себя.

— Его зовут Апельсин, — я улыбаюсь, все еще обнимая Ворона за шею.

Ворон ухмыляется так широко, как я никогда не видела раньше.

— Этому имени не хватает воображения, — он целует меня в лоб. — Спасибо.

У меня загибаются пальцы на ногах.

— Он немного надоедливый, но не за что.

Апельсин запрыгивает и сбивает книгу на пол. Ворон поднимает ее и кладет на тумбочку. Затем, прочитав название, замирает.

Я тоже замираю. С тех пор как я узнала, что беременна, решение принимала только я сама. Теперь все по-другому. Как мне затронуть эту тему?

— Это.... — Ворон в замешательстве смотрит то на меня, то на книгу. Затем его пальцы скользят по моему бугорку, и его глаза расширяются.

Вот и все. Сейчас или никогда.

— Я беременна, — пролепетала я.

От молнии в его взгляде у меня перехватывает дыхание. Затем он нахмуривает брови.

— Я отец?

Как он вообще может спрашивать об этом?

— Конечно, да.

— Хорошо, — он отрывисто кивает. — Даже если бы им не был, я бы убил биологического отца и воспитал ребенка как своего.

Я толкаю его.

— Это не то, с чем стоит шутить.

Он усмехается.

— А кто сказал, что я шучу?

— Эй!

Его большая рука обнимает мой живот, выражение лица наполнено благоговением.

— Я стану отцом.

Удивление в его голосе не дает мне покоя. Он встает. Я обхватываю его ногами за талию, а он обнимает меня так крепко, что я разражаюсь хохотом. Ворон смеется вместе со мной, и этот звук опьяняет.

— Ты примешь меня? — спрашивает он, прижимаясь лбом к моему. — Знаю, что не идеален и не жил нормальной жизнью, но я хочу начать все заново с тобой и нашим ребенком.

Мое сердце замирает.

— У тебя даже нет выбора. Я уже говорила тебе в прошлый раз, что ты останешься у меня. Я – Зверь, помнишь? И похищаю тебя в свой замок.

— Зверь должен быть в моей футболке? — он рычит.

— Нет? — не знаю, почему это прозвучало как вопрос.

— Я хочу ее вернуть, — он озорно ухмыляется. — Прямо блядь сейчас.

Два месяца спустя

Меня разбудил толчок. Я застонала, садясь в кровати и держась рукой за живот. Моя малышка такая садистка. Клянусь, она будит меня таким образом уже несколько недель.

Впрочем, я ничуть не удивлена. В конце концов, она же дочь Ворона.

Кстати, о Вороне.

Я обвожу взглядом комнату. Сквозь небольшую щель между занавесками просачивается лучик утреннего света. Ворон никогда не оставляет шторы открытыми. Говорит, что всегда есть риск нападения снайперов, хотя у нас есть телохранители, которые наблюдают издалека. Ворон упомянул, что это люди Родоса, а Родос был его учеником. Раз уж он им доверяет, то и я им доверяю.

Мужской аромат кожи Ворона пропитал простыни и меня, но от самого мужчины не осталось и следа.

К горлу подкатывает комок – как и каждый раз, когда просыпаюсь и не нахожу его.

Первые недели после его возвращения я цеплялась за него днем и ночью, не позволяя ему ничего делать. Мысль о том, что, проснувшись, узнаю, что все это сон, а Ворон действительно мертв, преследует меня.

Возможно, он не настоящий. Возможно, я схожу с ума.

Должно быть, Ворон ощутил мою тревогу, потому что сделал замечательную вещь. Он попросил меня познакомить его с Селин и ее семьей. Мы пригласили их на ужин. Селин несколько дней рассказывала о нем. Теперь мы регулярно встречаемся. Зная, что Ворон хочет быть постоянной частью моей жизни, я успокоилась.

Но мне все равно не нравится просыпаться в этой пустоте.

Дочка снова пинается, и я поглаживаю живот.

— Полегче со мной, ma petite (с фр. Моя милая).

Шарлотта заходит внутрь и запрыгивает на кровать. Ее нос упирается мне в живот. Последние недели она постоянно так делает. Уверена, она будет лучшей подругой моей малышке.

Апельсин, напротив, издалека смотрит на мой живот, как будто ему вообще не нравится идея о ребенке.

Я глажу Шарлотту по голове, затем надеваю свитер и спускаюсь по лестнице. В гостиной чисто и аккуратно. Потолки свежевыкрашены. Все обои переклеены.

Папин дом превратился в чудо благодаря всей той работе, которую мы с Вороном вложили в восстановление. Ладно, в основном Ворон. Он отлично умеет пользоваться своими сильными руками.

Папа и мама гордились бы тем, что дом, который они мне оставили, в самом идеальном состоянии.

Я встаю перед банкой, достаю бумагу и пишу.

«Камилла все время пинает меня. У нее имя мамы и, видимо, ее характер».