Да, я был ещё тем дебилом, который с момента, как узнал о том, что Устинья не сделала аборт— сидел и изучал все вот это дерьмо, детские патологии. Сидел изучал и сразу искал пути отступления. Поэтому и знал, что прекрасно справляются с этим в израильских клиниках. Ещё достаточно неплохо в Германии.
— Отец! — Рявкнул на меня сын, но я перехватил его за шею, прижал к себе.
— Борись до конца. Борись. Ты за своего ребёнка борешься. Не за чужого. Все возможное делай. Из кожи вон вылезли, но борись. Я помогу. Если ты понимаешь, моя помощь будет не в том, чтобы держать тебя за руку. Так что разруливай ситуацию— я помогу.
Я резко встал, отпустил сына. Обвёл глазами пустой коридор. Закачал головой.
— Держи меня в курсе дела и прекрати сопли здесь на кулак мотать. Будь мужиком.
Я посмотрел на сына и качнул головой. Двинулся по коридору.
А сидя в машине, со злости несколько раз швыранул мобильником по сиденью.
Рвать и метать хотелось. Сносить все, что было на своём пути.
Телефон, словно разозлившись на мой выпад, несколько раз противно звякнул. Я посмотрел. Это был номер телефона консьержки.
— Да! Что? — Резко отозвался я.
— Адам Фёдорович, я конечно понимаю, что это не моё дело, но Адам Фёдорович…
— Господи, быстрее можно? — Резко выдохнул я, заводя машину.
— Адам Фёдорович, у нас уже на протяжении нескольких часов в подъезде сидит рыжеволосая девица. Говорит, что к вам. Уходить не намерена. Мне как поступить с этим? Может быть полицию вызвать, если это не к вам?
Твою мать!
Беременное сумчатое создание.
Я вдруг понял, что нервы на пределе. Настолько на пределе, что убить готов. Грохнуть.
Честное слово.
— Все в порядке. Я сейчас буду.
Буду и грохну.
Глава 57
Адам
Домой стартанул на всех скоростях, припарковался напротив подъезда, не стал даже заезжать на парковку, потому что знал, что меня разорвёт, если я сейчас быстро не утрясу все свои дела.
Залетел в подъезд и уставился на консьержку.
После развода я переехал в одну из квартир, которые были до этого в аренде, пришлось резко выселить квартирантов, но было плевать, сделал косметический ремонт, пока сам шарахался по гостиницам. И поэтому не понимал, каким образом эта Галина умудрилась наенотить новый адрес, хотя ни для кого не было секретом, что основное место обиталища было в нашей с Устиньей большой квартире.
Здесь у меня была небольшая студия в стиле лофт. Такая, чисто прийти, переночевать. Да, собственно, я и ничего дома особо и не делал. Реально приходил только переночевать, но тем не менее Галина сидела в зоне ожидания подъезда и что-то скроллила по сети.
Консьержка бросила недовольный взгляд на такую визитёршу, и я понятливо кивнул. Дошёл до рыжей гадины, подхватил её за руку.
— Ты какого черта здесь?
— Ну, ты не звонишь, никак не появляешься, а дело-то, дело-то не терпит отлагательств.
Я скривился, оскалился.
— Сиди здесь, жди.
Быстро поднялся в квартиру, залетел. В гардеробе был вмонтирован сейф. Вытащил оружие. С непроницаемой миной спустился обратно в подъезд и, проходя мимо зоны ожидания, схватил Галину за локоть и потащил.
— Адам Фёдорович, все в порядке? — вылезла как черт, из табакерки, консьержка. Я только кивнул.
— Не обращайте внимания. Девочка ошиблась адресом.
Выйдя из подъезда, я дотащил Галину до машины и, открыв багажник, кивнул.
— Лезь, — произнёс я жёстко и непререкаемо.
— Ты че, с ума сошёл? — Фыркнула Галя, складывая руки на груди.
— Лезь, я сказал.
Ещё чего не хватало возить её в салоне, перетопчется! В конце концов она понимала, что суётся не к золотому мажору или что, для того, чтобы вычислить всю мою подноготную и биографию, мозгов не хватило?
Хватило, поэтому понимала, куда лезла, и все равно лезла.
Ну так надо, значит, удовлетворить её запросы.
— Я не поеду.
— А меня уже не волнует, — произнёс я и одним рывком толкнул Галину в машину, благо дело был внедорожник, благо дело в багажнике можно спокойно ездить, даже сидя, но здесь вот был важен сам факт, что это было жёстко и унизительно.
— Пусти, пусти.
Я перехватил её за щеки, сжал и хрипло произнёс:
— А ты на что надеялась, когда лезла ко мне, что я с тобой здесь реверансы буду развешивать? Детка, я таких шмар, как ты в своей молодости не так опускал.
— Да ты офигел, — выдохнула Галя затравленно, понимая, что в принципе оказалась в ловушке.
— Нет, это ты офигела соваться ко мне, не понимая, что взрослые дядьки не размениваются на соплежуйство, — я толкнул её от себя и захлопнул дверь багажника, прошёл, сел за руль и услышал визги, крики, вой какой-то, но мне было наплевать.
Вот серьёзно сейчас это была уже та стадия, когда сыт по горло. Допекла до невозможности, и мне оставалось только то, что-либо сейчас пристрелю к чёртовой матери и прикопаю, либо ментам сдам. В конце концов, у любого поступка всегда есть две стороны. Так вот, и у моего буйного прошлого тоже было две стороны.
С одной стороны, вроде как рейдерские захваты, а с другой стороны сотрудничество с органами.
Смешно.
Правда, только тогда не смешно было. Тогда все казалось реальностью. Это сейчас бизнесмены хорошие, в дорогих костюмах сидят в госдуме, законы принимают, а раньше немножко по-другому профилю работали.
Я выехал на проспект, свернул с него на развязку к загородной трассе и погромче включил музло. Потому что Галя верещала и орала, кому-то звонила. Потом я услышал звонок в полицию.
Да вообще было плевать, пусть отслеживают.
Мне уже как бы было безразлично. Серьёзно, если Галя считала, что она со своей мнимой беременностью сможет как-то пошатнуть мой мир, то она глубоко ошибалась.
У меня ребёнок недоношенный в кувезе лежит в перинатальном центре, мать после операции и, твою мать, жена с угрозой выкидыша, а младший сын вообще с разрушенной семьёй.
Мне что, есть за что бояться, я и так в дерьме.
У меня нет ничего, за что я сейчас мог трястись.
У меня и так все было потеряно, все.
Я свернул с трассы на поворот к небольшому заброшенному заводику, хорошее место, жалко его выцепить у города не получалось. Все ходили, ныли о том, что здесь земли принадлежат определённому статусу.
Ну ничего, ничего. Получу я и эти земли когда-нибудь.
Я затормозил. Обошёл машину, открыл багажник, Галя выскочила на меня дикой кошкой, пыталась вцепиться в лицо, но мне было плевать, оттолкнул её от себя так, что она жопой влетела. То ли в муравейник, то ли ещё в какую-то кучу.
Вытащил из-за ремня пистолет.
— Ты чего? Ты чего, — заверещала Галя, елозя жопой по траве.
— А ничего, я тебе сказал, что ты от меня в залёте быть не можешь. Значит, не можешь. А вот за то, что ты к моей жене сунулась, а вот за то, что ты это все обнародовала, мне кажется, будет нормальным, что я тебя пристрелю, как шавку бешеную, дикую.
— Ты ополоумел, ты сам со мной спал.
— А тебе какая разница, с кем я спал? Ты когда лезла ко мне ты что, не знала о том, что я могу так поступить?
— Ты больной! — Галя попыталась взвиться на ноги, но тонкие босоножки не позволили ей сделать это грациозно и сноровисто, она взмахнула руками, оступаясь, и вновь шлёпнулась на жопу.
А я наступал.
— Ну так что, поедем с тобой в больничку устанавливать кто батя твоего приблудыша или как? — произнёс я, не сводя с неё пистолета. А потом психанул, снял с предохранителя и пальнул в воздух.
Визга было…
— Больной урод, пусти, пусти!
— Так я тебя не держу, чей ребёнок?
— Отвали, какая теперь разница, чей?
Галя от меня удирала, а я просто шел медленно, следом, шел и задавал вопросы.
— Никаких анализов делать не буду. И ничего вообще. И на аборт ляжешь.
— И на аборт лягу, чтоб только с таким психом, как ты, никогда не сталкиваться.
— Молодец, девочка, молодец.
