Порочные цели - Кейн Мила

Я кивнула, радуясь, что обед подходил к концу. Я хотела вернуться в класс и попытаться понять, что, черт возьми, я буду делать, если человек из моего прошлого объявится в Хэйд-Харборе. Не если. Когда.

— Мне нужно подготовить кое-что к лекции, — поспешно выпалила я, нуждаясь в одиночестве, чтобы взять под контроль нарастающую тревогу. Я поднялась и схватила поднос. Мой обед остался практически нетронутым.

Мои друзья уставились на меня, явно удивленные столь внезапным уходом.

Я помахала им, выбросила еду и почти бегом вернулась на музыкальный факультет.

В классе было тихо и спокойно. Солнечный свет падал пыльными лучами через высокие окна, отбрасывая блики на полированное дерево инструментов, выстроившихся вдоль стен. Я медленно спустилась по ступенькам.

Страх, который преследовал меня с тех пор, как я вошла в класс и увидела Маркуса, вернулся и стал еще сильнее. Это был страх потерять всё, что я только начала обретать. Настоящую жизнь. Хорошую работу. Возможность снова играть. Я опустилась в преподавательское кресло, положила руки на стол перед собой и несколько раз сжала кулаки.

Я не могла вернуться к той женщине, какой была в Калифорнии, и не могла снова жить в постоянном страхе… У меня не осталось ни денег, ни сил, ни, черт возьми, надежды.

Я сидела в лучах послеполуденного солнца, наблюдая, как пылинки бесцельно кружат в воздухе, и чувствовала с ними странное родство. Я больше не хотела метаться из места в место. Я хотела осесть где-то.

Дверь в конце аудитории открылась, и мое сердце сжалось. Это был он? Вошел крупный парень, но это был не Маркус. Меня охватило разочарование, которое я пыталась отрицать. Студенты начали собираться, и я достала конспекты и приготовилась к лекции, отчаянно нуждаясь в отвлечении. От мыслей о парне, который видел меня настоящую, даже когда я изо всех сил пыталась скрыться. К началу занятия все студенты сидели на своих местах, кроме одного.

— Кто-нибудь видел Маркуса? — спросила я, проверяя присутствующих.

Все покачали головой. Он не пришел. Обеспокоенность и разочарование осели в горле, когда я начала урок.

Я не расстроена, потому что хочу его увидеть, — строго сказала я себе, пока вела занятие. Нет, ни капли. Я пыталась положить конец его одержимому желанию играть со мной, и если он наконец принял это, я должна радоваться.

Именно так. Я волновалась лишь из-за того, что произошло прошлой ночью, что так сильно его потрясло. Это было нормальное беспокойство преподавателя о студенте. Только и всего.

Господи, какая же я лгунья.

Занятия закончились, а день выдался ярким и теплым. Я воспользовалась возможностью исследовать обширный кампус немного больше. Он и правда выглядел как с картинки. Я думала, что брожу без цели, пока не увидела впереди большое, современное здание.

Ледовая арена, дом хоккейной команды «Геллионы».

Не успела я опомниться, как уже поднималась по ступенькам и толкала стеклянные двери. Игнорируя голос в голове, твердивший, что я поступаю глупо, – не говоря уже о лицемерии, – я вошла на трибуны катка. Как только я ступила на ступени с резиновым покрытием, раздался свисток.

— Еще раз!

Я прошла по проходу вдоль ряда сидений, достаточно высоко и вне поля зрения игроков, по крайней мере, я так надеялась. Команда разминалась перед тренировкой.

Я пробежалась взглядом по игрокам, пока внимание не зацепилось за высокого, внушительного парня у ворот. Маркус делал растяжку, вращая плечами и разминая мышцы бедер. Он меня не видел. Всё его внимание было сосредоточено на тренировке, а маска, которую вратари обязаны носить для безопасности, сильно ограничивала обзор трибун – если только он специально не посмотрел бы в мою сторону.

Он перешел к отработке упражнений, двигаясь по W-образной траектории, скользя по льду с идеальной точностью. Его тело работало как хорошо отлаженный механизм. Он останавливался именно там, где нужно, мгновенно прерывая свои стремительные рывки. Наблюдать за ним было впечатляюще – даже если бы я ничего не знала о хоккее и не понимала, насколько это технически сложно.

Он и один из его друзей, самый крупный, Беккет Андерсон, перешли к упражнениям на владение шайбой, где Маркус покидал вратарскую площадку, останавливал шайбу за воротами и затем ловко пасовал Андерсону. Тренер Уильямс, который катался между группами, остановился возле них, демонстрируя определенный способ держать клюшку, чтобы остановить шайбу и повернуть ее в другом направлении.

Маркус кивнул в знак согласия. Его маска скрывала лицо от моих любопытных глаз.

Хотела бы я видеть его лицо. День прошел бы куда легче, если бы я только могла увидеть его.

Какого черта? Я спохватилась. Ужасное, скользкое чувство неизбежности накрыло меня. Слова Маркуса, сказанные прошлой ночью ударили меня как пощечина – честные и неудобно правдивые.

Ты прячешься за правилами и моральным негодованием, потому что тогда не придется признавать, что тебе это нравится так же сильно, как и мне.

Он был прав. Я пряталась. Маркус был первым человеком за годы, с кем я ослабила бдительность, и это пугало меня до смерти.

То, что он студент? Да, осложнение, но не непреодолимое. То, что он моложе меня? Мы оба взрослые. То, что у него есть власть ранить меня, использовать и выбросить, когда ему наскучит? Вот чего действительно стоило бояться. Это было не то, от чего я бы быстро оправилась.

Тренер Уильямс свистнул и подозвал игроков к центру льда. Маркус подкатил. Напряжение в его плечах говорило мне, что он не устал. Нет, он казался взвинченным.

Он остановился на краю группы и оглядел каток, его маска замерла ровно на том уровне, где сидела я.

Я почувствовала его взгляд на себе. Я знала, что он заметил меня – об этом свидетельствовало то, как он напрягся и выпрямился.

Он смотрел, как я смотрю на него, пока тренер Уильямс раздавал указания и объяснял команде стратегию на следующую игру. Это был важный матч. Он обещал быть зрелищным. Я задумалась, какое давление Маркусу приходится выдерживать каждый день, будучи вратарем такой команды, как «Геллионы». Единственная одиночная позиция на льду. Нападающих часто называют звездами и боготворят, но обычно их трое в любой игре. Вратарь, с другой стороны, остается один. Последний рубеж между сеткой и шайбой, между победой и поражением. Это позиция с самым высоким давлением в команде, а вратарю даже не с кем разделить стресс.

Тренер снова свистнул, и игроки разошлись. Друзья Маркуса, Ледяные Боги, сгрудились вокруг него. Он обладал той же энергией на льду, что и вне его. Прирожденный лидер, тот, кто объединял всех и держал вместе. Группой они развернулись и направились к раздевалке.

Я встала, замерзшая от холодного воздуха катка, разрываясь между тем, чтобы остаться или уйти. Если я подожду, чтобы поговорить с Маркусом, что я вообще скажу? «Ты в порядке?» Хотел ли он вообще, чтобы я о нем так беспокоилась? Я понятия не имела.

Я потерла руки, пытаясь согреть их, и покинула каток, все еще не приняв решения. По дороге заглянула в туалет, где вымыла руки горячей водой, хотя, пожалуй, «теплой» было бы более точным описанием, и уставилась на свое отражение в зеркале.

Взять его сумку было импульсивным поступком, и, честно говоря, я уже начинала об этом жалеть. Я не хотела создавать Маркусу проблемы, особенно такие, которые могли стереть с его лица естественную, легкомысленную улыбку. Если у него были другие проблемы, похоже, он не делился ими со мной. С какой стати? Я была для него всего лишь игрой.

А ты делишься своими проблемами?

Верно. Я не открывалась Маркусу больше, чем он мне. Было лицемерно расстраиваться из-за этого.

Но когда-то, не так давно, я отдала бы всё на свете за то, чтобы хотя бы один человек спросил, в порядке ли я. Заметил мою боль и страдания.