Императрица (ЛП) - Херд Мишель

— Неправда. — Я вырываюсь из его хватки, и мне удается немного отстраниться. Обхватив ладонями его подбородок, я приподнимаю его лицо, чтобы он посмотрел на меня. — Ты был подростком, когда на нас напали. Я не знаю, почему это произошло, но ты был всего лишь мальчиком, Лео.

— Нападение произошло в ту ночь, когда был убит мой отец. Если бы я остался дома... если бы я не пошел к тебе...

Его дыхание снова учащается, и мне приходится применить силу, чтобы не дать ему отвернуться от меня.

— Нет! Не вини себя в том, что произошло, потому что твой отец был главой мафии.

В его глазах столько боли, что у меня по щекам текут слезы.

Мой голос дрожит, когда я говорю:

— Да, ты заставил меня выйти за тебя замуж, и мы ничего не можем с этим поделать, но ты также старался загладить свою вину последние две недели. — Я провожу большими пальцами по его щетине на подбородке. — И ты можешь продолжать заглаживать свою вину передо мной до конца наших дней.

Он пристально смотрит на меня, и выражение его лица постоянно меняется – от вины к благоговению, от ярости к неверию.

Его губы приоткрываются, и голос звучит сокрушенно, когда он спрашивает:

— Разве ты сможешь когда-нибудь простить меня?

— В том, что касается нападения, прощать нечего, а что касается принудительного брака, время все лечит. — Я пытаюсь смягчить ситуацию, шутя: — Знаешь, я уже близка к тому, чтобы простить тебя.

Лео закрывает глаза, черты его лица искажаются от душевной боли.

— Как мне жить с тем, что я с тобой сделал?

— Посмотри на меня. — Я приподнимаюсь, чтобы прижаться своим лбом к его. Когда он открывает глаза, я шепчу: — Мы будем решать все постепенно. Ты и я. Хорошо?

По его щеке скатывается слеза, и это еще больше разбивает мне сердце.

— Stellina mia.

Я киваю и обнимаю его, прижимая его голову к своему подбородку.

— Да. Я твоя маленькая звездочка.

Он целует меня в ложбинку между ключицами, а затем запечатлевает поцелуй на шее.

Когда он поднимается на ноги, я пытаюсь отстраниться, но его рука обвивает мою талию, а другая сжимает мои ягодицы. Мне не остается ничего другого, кроме как обхватить его ногами.

С угрюмым видом он возвращается к дому, и даже не смотрит на Эдоардо, когда мы проходим мимо него на веранде. Я показываю нашему охраннику большой палец, чтобы он не волновался.

Лео направляется к одному из диванов, и, садясь, хватает меня за бедра и заставляет сесть на него верхом.

Я пытаюсь поправить его рубашку, но он наклоняется ко мне и сбрасывает ее с плеч. Он также достает пистолет из-за спины и бросает его на диван рядом с нами.

Мой взгляд останавливается на татуировке над его сердцем.

Когда-то я была настолько важна для него, что он набил себе татуировку в мою честь и даже поместил мою любимую мягкую игрушку в стеклянный куб, разместив его у себя на подиуме.

Ранее, когда я спросила, кому принадлежал единорог, он сказал, что его владелицей была маленькая девочка, которую он будет любить, до самой смерти.

Когда я наклоняю голову и провожу пальцами по татуировке, Лео осматривает мое лицо.

Что, если он больше не сможет быть со мной романтичным?

Меня охватывает страх, от чего сердце еще быстрее бьется в груди.

Боже, я уже влюбилась в него.

Это осознание ошеломляет меня, и мой голос наполняется тревогой, когда я спрашиваю:

— Тебе теперь кажется это странным?

— Что?

— Ты видишь во мне младшую сестру?

Он запрокидывает голову, и меня охватывает беспокойство, что я, возможно, вызвала у него отвращение, но тут он бормочет:

— Черт возьми, нет. Тебе не нужно беспокоиться об этом. Никогда.

Я смеюсь с облегчением.

— О, хорошо.

На его лице снова мелькают боль и чувство вины, поэтому я наклоняюсь и нежно целую его в губы.

— Чем я могу помочь? Тебе станет легче, если мы поговорим об этом?

Он поднимает руку и потирает лоб.

— Я пытаюсь справиться с шоком. Эмоции просто зашкаливают.

— Это понятно.

Лео тяжело вздыхает, откидывает голову на спинку дивана, не сводя глаз с моего лица. Он долго смотрит на меня, а затем шепчет:

— Мне сложно сопоставить две твои личности. — Черты его лица смягчаются, и он смотрит на меня с любовью. — Клянусь, я искал тебя. Не было ни дня, чтобы я не думал о тебе.

— Даже не сомневаюсь. У тебя ведь в спальне есть маленький алтарь.

Ему снова становится грустно, и я жалею, что не могу каким-то волшебным образом заставить его почувствовать себя лучше.

Его голос переполнен эмоциями, когда он говорит:

— В детстве я так сильно любил тебя. — Подняв руку к моему лицу, он касается моей левой щеки. — И я влюбился в тебя сейчас. — Его глаза темнеют от собственнического чувства. — Не думаю, что смогу когда-либо снова выпустить тебя из виду.

Проходит почти два часа, прежде чем Лео, кажется, оправляется от первоначального шока, но затем в его глазах, которые все еще прикованы ко мне, загорается ярость.

— Расскажи мне еще раз, что ты помнишь о том, что произошло после нападения.

Я долго думаю, после чего отвечаю:

— Там была группа мужчин, может быть, пятеро или около того. Они все кричали.

Когда я больше ничего не добавляю, он спрашивает:

— Это все?

Я киваю.

— После этого все мои воспоминания связаны с мамой и папой и детством в Уайтфише. Я ходила к психотерапевту по поводу ночных кошмаров, и в конце концов они прекратились. Она сказала, что я, вероятно, заблокировала все свои воспоминания и что это был способ моего разума защитить меня.

— Они, вероятно, промыли тебе мозги, — сердито огрызается он.

Он чуть сдвигается и достает телефон из кармана. Я наблюдаю, как он набирает номер Массимо, и когда тот отвечает, Лео рычит:

— Привези Дакоту Романо в особняк.

Мои брови взлетают вверх, и, понимая, что маме может угрожать опасность, я быстро слезаю с колен Лео и поднимаюсь на ноги. Отчаянно качая головой, я говорю:

— Обещай, что не причинишь вреда моей маме.

Все еще разговаривая по телефону, Лео угрожающе усмехается.

— Нет. Если она имеет какое-либо отношение к твоему похищению, я, блять, убью ее.

Охваченная ужасом, я продолжаю качать головой.

— Она моя мать, Лео! Даже если она и была причастна, она вырастила меня. Я люблю ее. Если ты убьешь ее, тебе придется убить и меня.

Бросив телефон на диван, даже не закончив разговор, он вскакивает на ноги и встает прямо передо мной. Его ярость делает его по-настоящему пугающим.

— Те ублюдки, которых ты называешь семьей, украли тебя у меня. Они, блять, убили Диего. Твоего брата, Карина! Они застрелили твоих безоружных родителей, как собак. Они всадили в меня две пули. — Его голос опускается до тихого, угрожающего шипения. — Я лежал в луже собственной крови и ни черта не мог сделать, когда ты кричала, чтобы я спас тебя. — Его дыхание сильно учащается. — Из-за Романо я прожил в аду семнадцать лет.

Все во мне замирает, пока я слушаю рассказ Лео о том, что произошло. Я кладу руки ему на шею и умоляюще смотрю на него.

— Причинив боль моей матери, ты причинишь боль и мне. Если ты убьешь ее, это убьет меня. — Я умоляюще смотрю на него. — Я больше никогда ни о чем тебя не попрошу, только не причиняй ей вреда.

Лео отстраняется от меня и берет свой телефон, прежде чем рявкнуть:

— Ты еще здесь? — Он слушает, затем снова смотрит на меня и говорит: — Нет, ничего ей не говори. Просто скажи, что она приедет в гости. Хочу посмотреть на ее реакцию, когда я с ней поговорю. Отправь Данте с командой к Николо, пусть они всех задержат. Николо нужен мне живым.

Лео вешает трубку, и я с надеждой смотрю на него.

Он засовывает телефон обратно в карман, а затем подходит и обнимает меня. Я слушаю, как он делает глубокий вдох, а затем говорит:

— Я не причиню ей вреда.

Я вздыхаю с облегчением и обнимаю его за талию.

— Спасибо.

— Я делаю это только ради тебя.