Императрица (ЛП) - Херд Мишель

Я быстро киваю, а затем приподнимаюсь на цыпочки и целую его в щеку в знак благодарности. Когда я отстраняюсь, Лео подносит руку к моему лицу и обхватывает пальцами мой подбородок. Его рот впивается в мой, и он целует меня так, словно это наш последний день на Земле. Его язык скользит по моим губам, и дикость, с которой он пожирает меня, заставляет меня застонать и прижаться к нему всем телом.

В этом поцелуе столько отчаяния и страсти, что на несколько секунд весь мир исчезает, остаются только Лео и его губы, которые овладевают моими.

Я чувствую его гнев, его боль и его безумную одержимость мной. Это должно ужасать меня, но вместо этого притягивает, как мотылька к огню.

Когда он разрывает поцелуй и наши лица оказываются в дюйме друг от друга, я понимаю, что позволю этому мужчине сжечь меня дотла.

Его глаза вспыхивают множеством эмоций, когда он говорит.

— Я так сильно люблю тебя, что это доводит меня до грани безумия. — Он делает глубокий вдох, а затем наклоняет голову. — Stellina mia. — Он проводит рукой по моему лицу, окидывая меня пристальным взглядом, словно я – единственное, что имеет для него значение. — Princepessa mia.

Я киваю, а затем приподнимаюсь на цыпочки, чтобы снова поцеловать его. Поцелуй нежный, но быстрый, потому что я отстраняюсь и говорю:

— Тебе нужно надеть рубашку.

Я поднимаю ее с дивана и помогаю ему надеть рубашку. Обойдя его, я быстро застегиваю все пуговицы.

Лео заправляет ткань в брюки, пока идет к своему пистолету, и меня охватывает беспокойство, когда он прячет оружие за спину.

Он сказал, что не причинит маме вреда. Я должна ему доверять.

Глава 23

Лео

Видя встревоженное выражение лица Хейвен, я говорю:

— Я просто поговорю с ней.

Она кивает.

— Хорошо.

Я подхожу к кофейному столику, наливаю себе виски и выпиваю залпом. Я чувствую приятное жжение виски в горле, но это никак не утоляет мою жажду крови.

Это единственное, что может меня успокоить.

Галлоны и галлоны чертовой крови Романо.

Моя верхняя губа кривится, и я расправляю плечи, борясь с желанием кого-нибудь убить. Мне нужно получить ответы на все свои вопросы, прежде чем я прикончу Николо.

Услышав, как к дому подъезжает машина, я бросаю взгляд на входную дверь.

— Могу я сначала поговорить с ней? — спрашивает Хейвен.

Gesù Cristo, она многого от меня требует.

— Попробую дать тебе несколько минут, — бормочу я, не в силах ничего обещать.

Когда открывается входная дверь и мой взгляд падает на Дакоту Романо, мои пальцы сжимают стакан с такой силой, что стекло трескается.

Услышав этот звук, Хейвен резко поворачивает голову в мою сторону. Она подбегает ко мне и выхватывает стакан из моей руки, ставя его на столик. Я наблюдаю, как она осматривает мою ладонь, и, похоже, довольная тем, что я не поранился, переплетает свои пальцы с моими.

Она подошла ко мне, а не побежала к своей маме.

Ее голос звучит напряженно, когда она говорит:

— Привет, мам.

Дакота оглядывает фойе, после чего смотрит на нас.

— Привет. Что происходит?

— Присаживайся. — Хейвен указывает на диваны. — Нам нужно поговорить о кое-чем серьезном.

Массимо входит и направляется прямиком ко мне.

— Ты в порядке?

Я качаю головой, но у меня не остается другого выбора, кроме как подчиниться, когда Хейвен тянет меня за руку к дивану напротив того, на который садится Дакота.

— Сегодня мы кое-что выяснили, — начинает объяснять Хейвен, когда мы садимся. — Лео знал меня до того, как вы с папой меня удочерили. Он был лучшим другом моего старшего брата.

На лице Дакоты мелькают замешательство и шок.

— У тебя не было старшего брата. Ты была единственным ребенком в семье.

— Да неужели, блять, — рычу я.

Хейвен сжимает мою руку, а затем продолжает:

— Лео – мальчик из моих ночных кошмаров, мам. Меня похитили во время нападения, когда они пытались убить его.

— Нет. Твои родители погибли в результате ограбления, — возражает Дакота.

— Ее похитили прямо у меня на глазах, — сердито огрызаюсь я, и Дакота ошеломленно смотрит на меня.

Она качает головой.

— Я видела полицейский отчет. Это было ограбление.

— Карина Мессина, — выдавливаю я из себя ее имя. — Это имя было указано в полицейском отчете?

Дакота кивает.

— Да. Ей дали новую личность, потому что она видела грабителей.

Я усмехаюсь, чувствуя, как быстро теряю самообладание.

Массимо садится на подлокотник и кладет руку мне на плечо. Я знаю, он делает это для того, чтобы быстро удержать меня, если я выйду из себя.

— Мам, я помню Лео. У него есть мой плюшевый единорог. И даже есть фото, где я с ним и братом.

На лице Дакоты снова мелькает шок, и она выглядит по-настоящему сбитой с толку.

— Я... твой отец... но как?

Мне приходилось иметь дело со многими людьми, которые лгали, чтобы выпутаться из дерьма, и интуиция подсказывает мне, что Дакота находится в таком же неведении, как и мы.

Мой тон становится немного спокойнее, когда я спрашиваю:

— Как Хейвен оказалась у вас?

— Санто пришел с ней домой и сказал, что мы должны ее защитить. На руках у него были все ее юридические документы. — Она снова качает головой. — У нас не было своих детей, и мы были так счастливы, что наконец-то у нас появился ребенок. Мы приложили все усилия, чтобы помочь Хейвен справиться с ее травмой. Я и не подумала задавать лишних вопросов.

Я недоверчиво смотрю на нее.

— Твой муж приходит домой с шестилетней девочкой, которая ни слова не говорит по-английски и которая, блять, до смерти травмирована, а ты даже не додумалась задать вопросы?

Подбородок Дакоты начинает дрожать.

— Я решила поверить тому, что сказал мне мой муж. Он оформил удочерение. Почему я должна была сомневаться в решении суда?

Я долго и пристально смотрю на нее, и от этого ее подбородок начинает дрожать еще сильнее.

Когда Хейвен вырывает свою руку из моей, я отпускаю ее к маме.

— Прости, мам. — Она обнимает мать за плечи. — Мы просто хотим разобраться во всем.

— Николо, должно быть, оформил все документы и подкупил судью, который одобрил удочерение, — говорит Массимо. — Это все доказательства, которые нам нужны, чтобы связать его с убийством твоего отца и смертью семьи Мессина.

— Боже мой, — восклицает Дакота. — Неужели Николо действительно убивал людей?

— Он убивал и будет убивать, — отвечаю я. — Я всегда подозревал, что за всем этим стоит он, но не мог найти веских доказательств.

— Этот человек отвратителен. — Дакота смотрит мне в глаза. — Мне очень жаль, что ты понес такую утрату, но клянусь своей жизнью, я не имею к этому никакого отношения. Я просто хотела быть матерью, а Хейвен нуждалась в ней. С той самой минуты, как я увидела ее, она стала моим главным приоритетом.

Мой взгляд скользит между двумя женщинами, пока не останавливается на Хейвен.

— Она была хорошей матерью?

Моя жена без колебаний отвечает:

— Самой лучшей. Я выросла в любящей и счастливой семье.

В течение многих лет меня преследовала мысль о том, что Карина была продана в секс-рабство или убита, но вместо ужасных страданий у нее была счастливая жизнь.

Я снова смотрю на Дакоту и не знаю, что она видит на моем лице, но ее глаза наполняются состраданием.

— Я люблю Хейвен больше всех на свете. Ради нее я бы пожертвовала собой, не раздумывая.

Я помню, как она боролась, когда я забрал Хейвен, и ее слова развеяли последние подозрения, которые у меня были на ее счет.

У Массимо звонит телефон, и я смотрю на него, когда он отвечает на звонок.

— Да... Хорошо, держи женщин там. Мы приедем через полчаса. — Он вешает трубку и говорит: — Данте говорит, что Николо уехал сразу после того, как ты перевез Дакоту в дом своей матери, и с тех пор о нем ничего не слышно.