Плохиш. Ставка на любовь - Градцева Анастасия

– Насколько скоро? – требовательно спрашивает Анна Геннадьевна. – Две минуты? Пять минут? Ну?

Я немного теряюсь от ее напора, судорожно пытаюсь выдумать какое-нибудь убедительное оправдание, но тут вдруг вступает Аля. Она говорит негромко, но в классе тихо, и ее хорошо слышно:

– Они ушли в кафе обедать. Саша не виновата, она им говорила, что не надо идти.

– Понятно, – зловеще тянет Анна Геннадьевна. – Хорошо, что сказала. Подождем, значит, этих голодающих из Поволжья и лично с ними разберёмся.

Мне почему-то неловко. Вроде Аля это из добрых побуждений сказала, но выглядит теперь так, будто они все плохие, а я хорошая.

Не очень это выглядит, в общем.

Мы молча ждем, и через пару минут дверь класса распахивается. На пороге появляется Бессонов. За ним толпятся все остальные.

– Простите за опоздание! – с обаятельной улыбкой говорит он. – У нас были важные причины!

– А что, поход в кафе – это у нас уже важная причина? – ядовито уточняет Анна Геннадьевна.

– Это я их повел туда в честь знакомства, – тут же меняет тактику Бессонов и покаянно вздыхает. – Ругайте меня, а не их, ладно?

И вдруг строгая математичка, вместо того чтобы влепить и ему, и всем двойку, закатывает глаза:

– Я бы с удовольствием, но меня муж не простит, если я отругаю самого Максима Бессонова. Он твой большой фанат между прочим. Так что на первый раз прощаю, но чтобы в следующий раз в кафе ходили после уроков, а не вместо, ясно?!

– Ясно, – кивает Бессонов, а за его спиной я слышу приглушенные голоса ребят:

«Это Блохина нас сдала!» «Конечно, она!» «Не могла, блин, промолчать!» «В каждой заднице затычка!»

И когда ребята входят в класс и рассаживаются по своим местам, взгляды, которые они на меня бросают, добрыми точно не назовешь.

Сам Бессонов не торопится садиться и стоит около доски, небрежно сунув руки в карманы джинсов.

– Бес, садись со мной! – звонко предлагает Настя, глядя на него щенячьими глазами.

– Иди сюда, – тут же зовет его Маринка, старательно выпихивая свою соседку. – Здесь сейчас свободно будет.

– Пошли к нам! На последнюю парту, Бес! – надрывается Никита Коломазов, и все раздолбаи, оккупировавшие задние ряды, дружно к нему присоединяются.

Но Бессонов только ухмыляется.

– Совсем забыл, народ, – тянет он, и по бессовестному выражению его черных глаз видно, что врет и даже не пытается это скрыть. – Там мне типа надо к директору зайти. Так что давайте, учитесь тут без меня. Пусть теперь за вами Блошка присматривает.

В ответ раздается разочарованный вой, но Бессонов на него не обращает внимания. Он просто берет и нагло уходит с урока. Даже не отпросившись у Анны Геннадьевны!

Когда за ним хлопает дверь, я не выдерживаю:

– А разве можно покидать урок без разрешения учителя?

– Блохина, а ты у нас уже учитель? – саркастично интересуется Анна Геннадьевна. – Если да, иди сюда и веди занятие. А если нет, тогда будь добра, помолчи и дай мне заняться моей работой.

– Вообще-то я староста и отвечаю за наш класс, – упрямо возражаю я. – И если кто-то не получит аттестат из-за того, что не посещает занятия…

– Бессонов получит аттестат в любом случае, – хмыкает она. – И это не наше с тобой дело. Так, дорогие мои бездари, открываем сборники на сороковой странице, сегодня нас интересует пятнадцатый вариант.

Я с немым изумлением смотрю на учительницу.

Она действительно сейчас прямым текстом дала понять, что Бессонов здесь на особых условиях? Что ему даже учиться не надо?

Раньше я думала, что те оценки, которые периодически появлялись в журнале напротив его фамилии, были результатом того, что он сдавал удаленно какие-нибудь задания, учился онлайн или что-то такое, но сейчас я почти уверена: все эти пятерки и четверки ему просто рисовали.

И от этого становится нечеловечески обидно.

Но ребята почему-то воспринимают мой разговор с Анной Геннадьевной иначе.

– Отвяжись ты уже от него, Блохина! – огрызается на меня Андрей Уточкин. – Тебе всех надо под свои правила подстроить, да?

– Завидуешь, так завидуй молча! – кричат с задних парт.

– Поняла, Блошка?

Отлично. Просто отлично.

То есть теперь не только он называет меня этим унизительным прозвищем, но и ребята? Я кусаю губы, чувствуя, как вдруг защипало в глазах.

– А ну все рты закрыли, – командует Анна Геннадьевна. – Начинаем сразу с пятого задания. Уточкин, к доске.

Понемногу класс затихает, и урок входит в привычный ритм, но я все никак не могу успокоиться. Сердце стучит как бешеное, горло сжимает, словно тисками, и я не знаю, как вернуться к себе прежней – спокойной и уверенной.

На перемене ребята так очевидно ждут возвращения Бессонова, что мне их даже становится немного жалко. Но он не приходит.

Мы переходим в другой кабинет на урок русского, окна там выходят на крыльцо школы, и вдруг Никита, стоящий около подоконника и обрывающий листья у фиалки, орет:

– Эй, смотрите, вон Бес! С «бэшками» стоит!

Тут же у окна оказываются все остальные, и даже я, потому что моя парта тут рядом, и мне приходится встать, чтобы меня не затоптали.

И да, Бес и правда там, в окружении здоровых лбов из 11«Б», которые громко ржут и курят. А еще Бессонов приобнимает за талию Соловьеву, тоже из «бэшек», а она тянется, поднимаясь на цыпочках так, что ее мини-юбка задирается почти до трусов, и тычется ему своими пухлыми губами куда-то в шею.

Фу.

ФУ!

– Соловьева вечно ведет себя как проститутка! – шипит стоящая рядом со мной Настя.

Я вспоминаю, как она сама совсем недавно давала Бессонову расписаться у себя на груди, и молчу. Зато все остальные не молчат, а с явной завистью и злостью обсуждают «бэшек», которые украли у них Беса.

– Пойду к ним, – вдруг заявляет Никита. – Тоже покурю!

– И я.

– Я тоже.

– И я, – решительно говорит Настя.

Я хмурюсь. «Б» класс в отличие от нашего – это просто оторви и выбрось. Учителя говорят, что минимум треть их класса не сдаст экзамены даже до нужного минимума. Не говоря уже о том, что с поведением там полный кошмар. И мне очень нравилось, что наш класс не похож на них и что наши ребята почти с ними не общаются. Но, спасибо Бессонову: кажется, и это тоже сейчас изменится.

– Насть, – осторожно напоминаю я, – мы на русском сегодня будем тринадцатое задание из ЕГЭ разбирать. Ты же сама говорила, что не понимаешь, как его делать.

– Саш, знаешь что, – огрызается Настя, – если твоя жизнь состоит только из учебы, то не надо всех по себе равнять, ладно?

И уходит.

После сдвоенного русского (ни на одном из них мистер Я-знаменитый-футболист, конечно же, не появился, впрочем, как и Настя) мы с Алей идем домой. Мы выходим из школы, проходим несколько шагов, и Аля вдруг застывает на месте, как будто кого-то увидела. А уже через секунду я понимаю – кого.

Бессонов стоит возле шикарной черной машины, небрежно припаркованной прямо на тротуаре, и тискает нашу Настю, которая оплела его руками и ногами, словно лиана. Настя стоит к нам спиной и не видит нас, зато Бессонов замечает сразу: его темные глаза, кажется, прожигают меня насквозь. Он ухмыляется мне, а затем обхватывает лицо моей подруги ладонями и целует ее.

Глава 4. Провокация

Когда я вижу, как их губы сливаются, то сначала краснею, потом бледнею, а затем невыносимо хочу заорать, чтобы этот придурок отстал от моей подруги. Но язык меня почему-то не слушается, он как будто прилип к небу.

Мне неприятно видеть, как они целуются.

Неприятно до дрожи.

Но отвести взгляд от этой картины я почему-то не могу.

Меня словно завораживает его крупная ладонь на ее затылке, та наглость, с которой он прижимает ее к себе, а еще жуткая пошлость и неприличность того, что они делают это прямо посреди улицы…

– Саш, пойдем, – тихо говорит Аля, а когда я никак не реагирую, осторожно тянет меня за рукав. – Пойдем, это ее проблемы.