Развод. Высекая из сердца (СИ) - Петрова Анастасия Дмитриевна

— Послушайте до конца. А затем вы сможете сделать свои выводы, — самому тяжело об этом всем вспоминать: — Я видимо сильно насолил вашему мужу, что он очень хочет иметь на меня влияние, — усмехаюсь: — И решил, раз я не иду на его условия, бить по моей ахиллесовой пяте. По моей семье.

— Даже если и так, зачем? — тут же спрашивает.

— В своих интересах. Целью было расстроить мой брак, и скажем, ему это удалось… не без моей помощи, но все же. А затем заставить жениться на той, кого он посчитал идеальной кандидатурой.

Берестова явно в замешательстве, а официант уже ставит напитки на стол. Даю ей паузу, наблюдая за тем, как передо мной опускается чашка эспрессо и стакан воды.

— Что-то, Марат, простите, но я не понимаю… — качает головой, накладывая сахар из сахарницы.

— Племянницу вашу он мне предлагал. Всеми возможными способами, — рука застывает над чашкой, а она изумлено всматривается в мое лицо: — К слову, и не племянница она совсем. — оборачиваюсь на вход, замечая черную макушку, мнущуюся у хостес: — Но эту часть она уже сама вам поведает, а я пока Вас оставлю.

Карина несмелыми шагами двигается в нашу сторону, а я доставая телефон, киваю ошарашенной Людмиле. Выхожу, нажимая на нужный контакт.

— Малыш, как вы? — стандартный вопрос последних дней.

Они все слились в одно целое. Единственное, что вызвало внутри фейерверк, это когда ездил навестить семью.

Тихо, на такси, передвигался как преступник. Может и не нужные меры, но так самому было спокойнее.

А как только вдохнул аромат любимой женщины, поплыл. Будто после долгой передышки от никотина сделал первую затяжку и повело. Да так, что черные точки перед глазами мелькали.

Мы почти и не разговаривали с ней, не хотел портить то, как уютно она устроилась в моих объятиях, уставшая, потерянная и измотанная.

Хотелось убедить, дать сил, но как уверить, если сам до конца не имею стопроцентных гарантий. Оттого и сжимал обеими руками хрупкое тело моей стальной леди. А она сопела на груди, изредка вздрагивая и будто проверяя я это или нет, сплю и бодрствую. Поцелуй в макушку, и снова проваливалась, наконец, позволяя себе хотя бы немного отдохнуть.

— Лучше! Она очнулась, Марат! — Дарина сквозь слезы вопит в трубку.

А у меня дыхание стопорится, закрываю глаза, ощущая, как вдруг сдувает изнутри всего. Сглатываю, отчаянно желая бросить все к собачьим потрохам и бежать к ним. Мчатся на всех скоростях, чтобы только посмотреть в глаза своей Звездочке.

— Как она? — голос пропадает, и я даже не пытаюсь сейчас казаться непробиваемым.

— Сейчас врачи обследуют состояние, меня не пускают пока. Все будет хорошо, любимый. — с улыбкой в голосе говорит и одна эта фраза окрыляет.

Киваю сам себе, а Дарина замолкает, будто осознавая, что только что произнесла.

— Эм, как там встреча? — тут же переводит тему, не хочу сейчас указывать на то, что понял, принял, тепло по вене пустил.

Хочу, чтобы нормой опять стало, как раньше…

— Разговаривают, пока сложно. Она в шоке.

— Ну, логично ведь, что женщина после стольких лет будет, эм…

— Я понял, — усмехаюсь, понимая, что пытается найти замену мата: — Я приеду, как только будет возможность, хорошо? Звездочку поцелуй и скажи, что я очень по ней скучал…

— Хорошо, — улыбается: — Мы будем ждать.

Отключаю звонок, потирая грудь в районе сердца. Сейчас немного отлегло, но еще неизвестны последствия состояния дочери, и это тоже не дает тискам всецело отпустить.

Вдыхаю в грудь побольше воздуха и возвращаюсь. А там картина, на которой обе женщины ревут.

Держись, Исаков.

— Я так понимаю, ты успела все рассказать? — Карина шмыгая носом кивает.

Людмила же в прострации роняет слезы и я не представляю, что должен сказать. Но решаю, что здесь навыки дипломатии идут далеко в лес, потому что на кону моя жизнь.

И когда я думаю жизнь, совсем не имею в виду часы собственного организма.

— Ваша помощь, Людмила, нужна, в связи с тем, что Вы наверняка знаете больше. Это, во-первых. Во-вторых, моя семья страдает сейчас так, как никогда. Дарина только по этой причине не смогла присутствовать. А моя дочь только очнулась, и я занимаюсь этим бредовыми заговорами вашего мужа, вместо того, чтобы поддерживать свою женщину и держать за руку своего ребенка.

По мере того как я с беспристрастным лицом все это говорю, слезы женщины текут все быстрее. Но, меня не трогает.

Сейчас нет.

— Если мы вместе сможем…

— Господи… — шепчет она, роняя лицо в ладони: — С кем же я жила…

Тяну носом, пытаясь дать пару секунд на осознание реальности.

— Людмила…

— Марат, я… Простите, пожалуйста. Какой ужас… Я пока сестре не позвонила, не поверила, продолжала говорить, что он может и неидеальный, но не такой… — горько усмехается.

— И мне, и девушке нужна ваша помощь.

Говорю так, как чувствую, снимая все маски.

— Ее молодой человек тоже в беде, — Берестова кивает.

— Вы знаете, дайте мне немного времени, и оставьте свой номер, есть у меня одна замечательная идея, — в секунду глаза женщины будто сверкают, а сама она словно соглашаясь с собой несколько раз кивает.

Глава 44

— Пап, почему ты с нами не живешь? — звездочка еще очень слаба, она еле передвигает ногами, хотя старается как может.

Из хорошего, у нее периодически появляется настроение, когда она пересматривает видеозаписи своих выступлений и просит меня сделать заметки.

Рассказывает мне почти каждый день в красках, что придет и дословно “надерет всем зад”.

В любой другой момент я бы попросила дочь выражаться более прилично, сейчас пусть хоть матом отборным ругается, лишь бы улыбка на лице была.

Я знаю, нет, я уверена, что все будет хорошо. Просто дело времени. И наверно я никогда так не была уверена в Марате, как сейчас. Не знаю, словно эта ситуация расставила все точки и на “и” и над “ё”. Да вообще над всеми буквами мира.

Мне теперь он стал ближе, потому что я увидела, на что он готов ради семьи. Ранее, чисто в теории я понимала, что он горой за нас , но наша семья никогда не сталкивалась с такого рода проблемами лицом к лицу.

А тут случилось… И он проявил себя не просто как муж, как отец, но и как тот, кто взял весь удар на себя. Именно такой поступает любящий мужчина.

И в ту же минуту, когда я это осознала, мои внутренние барьеры пали окончательно, я четко поняла, что могу отпустить себя, снять стальные яйца и повесить их на крючок. И надевать только при самой острой необходимости.

— Малыш, у папы много работы сейчас. Настолько много, что он не вылазит из офиса, прямо спит там.

— Что? Правда? — дочь картинно распахивает глаза: — Пап, ты обещал, что будешь меньше работать…

— Ариш, я сейчас налажу все процессы, а потом мы обязательно поедем в большое семейное путешествие. Я прям клянусь, хочешь, даже на месяц.

— Хочу! — упрямо выпячивает губы вперед: — И на моих условиях. Никакой работы, только бассейн, мороженое… И, — она прикладывает указательный палец к губе, задумываясь: — И в общем, я пока не придумала, но придумаю обязательно.

— Договорились, — он опускается над кроватью, оставляет три поцелуя в лоб.

Вижу, как держится, а самого разрывает.

Хочет остаться дома, быть с нами. Да и я, если честно, на стену лезу без него. Не было и дня, чтобы я не прокручивала в голове мысли о том, где он спит, что ест, о чем с этой… разговаривает.

Мы выходим из детской, я гашу основной свет, оставляя небольшой ночник в виде луны. Ариша мигом засыпает, и как только закрывается дверь, Марат ловит мою руку.

— Любимая, — опускает губы в изгиб шеи, втягивает носом воздух: — Хочу… Всю тебя хочу. Соскучился капец.

— Марат, — шепчу, слегка хихикая, когда его щетина щекочет нежную кожу: — Я не дамся, пока ты не вернешься домой. Не смогу, зная, что после ты выйдешь за дверь и не останешься со мной.

— Черт, — прикладывает лоб к стене, что за моей спиной: — Еле держусь уже. Ты мне так нужна, Дари.