Развод в 50. Двойная жизнь мужа (СИ) - Петрова Анастасия Дмитриевна

Выглядит женщина плохо... Вернее, наверное, нельзя так говорить. Женщина выглядит очень тускло, словно жизнь её непроста и приносит тяготы. Может, пришла квоту какую-то просить? Так я этим вообще никогда не занимался — ей не ко мне.

— Здравствуй, Гордей.

Она делает шаг вперёд, всё ещё неуверенно. Я жмурюсь, не понимаю, почему на «ты», но всё же приветствую её.

— Я, видимо, должен вас знать, — киваю. — Но, если честно, меня сейчас окружает так много людей, что я попросту забыл. Приношу свои извинения. По какому вы вопросу?

— Прошло много лет. Конечно, ты забыл… — она вздыхает с какой-то болью. И почему-то я начинаю копаться где-то глубоко в себе, пытаясь найти ответ. — Я и не надеялась, что ты помнишь. Хотя… мечтала, что ты хотя бы вспоминаешь иногда.

Последняя её фраза, жест рукой... И меня словно окатывает ледяной водой. Это тот самый скелет в шкафу, о котором я не то что боялся вспоминать — я молился, чтобы он пылился там до конца моих дней, покрываясь многолетней паутиной.

Но ведь закон бумеранга существует. Не правда ли? За все грехи придётся платить рано или поздно.

Горло сдавливает, словно удавка. Я немею, потому что не хочу верить, что это она. Я просил исчезнуть, и она отлично справлялась с этой задачей столько лет.

Почему сейчас? И главное — зачем?

По спине проходит озноб, меня лихорадит.

— Ольга? — выходит очень хрипло и как-то неуверенно.

— Узнал всё-таки. Позволишь, я присяду?

Она отодвигает стул и опускается на него. А я, словно парализованный, продолжаю хоронить себя заживо.

Она откроет рот — и моей жизни придёт конец. Я струсил много лет назад, я спрятал эту тайну, а теперь она на поверхности.

— Ты изменилась.

— Жизнь оказалась не так проста, Гордей, — она усмехается. — Знаешь, а ты всё такой же красивый. И тебе возраст к лицу.

Я молчу. Что я, блядь, должен на это ответить? Я хочу, чтобы она исчезла… Вновь. Как кошмар.

Потому что она — напоминание того, как чертовски отвратительно я поступил и не нашёл смелости признаться Марте.

И сейчас не найду. Потому что заранее знаю ответ. Она не простит. Ну не сможет просто.

А мне до смерти страшно терять семью. До боли и ломоты в костях.

— Я, наверное, не буду ходить вокруг да около...

Она начинает, а у меня сердце леденеет. Благо секретарь, что приносит напитки и заставляет Ольгу замолчать, даёт мне передышку. Минутную. Но такую нужную.

Дверь вновь закрывается. Ольга снова смотрит на меня и рушит меня до конца своими словами. Выжигает полностью, оставляя лишь пепел.

— Гордей, я не собиралась рушить твою жизнь и вот так нагло заявляться к тебе. Но… жизненные обстоятельства вынудили меня. У тебя есть сын. У нас, вернее… Паша. И ему нужна медицинская помощь. Прошу тебя, не будь безучастным в этой беде.

Взрыв. И меня разносит на атомы. Скручивает пополам. И словно в эту секунду, как только она замолкает, я осознаю весь масштаб трагедии.

Осознаю, что больше не будет ничего, как прежде.

Да начнётся мой персональный ад.

Глава 61. Марта

Стою в Шереметьево, высматривая всех, кто выходит в зону встречи пассажиров. Пока их не вижу, но буквально привстаю на носочки, чтобы из множества загоревших и уставших людей найти своих.

Хоть все были против встречи, делать мне всё равно нечего, потому и решила приехать. Так что им и такси не придётся вызывать.

Я и не думала, что настолько успею соскучиться. Но сейчас мне так и хочется потискать всех и каждого. Особенно, конечно, внука. Но и дочь, и сына обнять тоже хочется. Хоть, Кирилл и уехал позже, но я уверена, что ему отдых тоже пошёл на пользу.

Снова смотрю на часы, как же долго…

Поднимаюсь на носочки и высматриваю, мотая головой, не замечая, что в этот момент ко мне кто-то подходит.

— Я не стал тебе звонить предупреждать, Ева просила приехать, встретить…

Голос Гордея раздаётся внезапно, и я резко оборачиваюсь. Он с несколько даже виноватым видом смотрит на меня. Уже без трости, что даже на долю секунды как-то непривычно. Выглядит явно лучше, чем до этого. Может быть, всё-таки завершил лечение?

Хочется в это верить.

— Я не против, Гордей, ты их отец и дедушка… — говорю спокойно: — Ты хорошо выглядишь.

Всё же озвучиваю, потому что я рада, что он, в конце концов, поправляется. Вопреки всему, что происходит в его жизни.

— Спасибо, — кивает он, поджав губы: — Комплимент в твою сторону зачтётся? — спрашивает, чуть приподнимая уголок губ.

В другой бы раз, я бы улыбнулась в ответ, а он глазами источал свою любовь. Но сейчас в них боль потери. Глупо делать вид, что я не вижу этого и не знаю этого.

Однако не всё так просто в наших механизмах под названием душа. Потому что это как раз и не механизм вовсе, а очень хрупкая и ранимая составляющая нас, которую если уничтожить, невозможно будет жить дальше. Как прежде, точно.

— Я, думаю, не стоит, — отвечаю вежливо, как отвечаю студентам на их восхваления, Гордей кивает.

Молчит. А люди вокруг все идут и идут…

Разбредаются в стороны, кто-то громко приветствует своих друзей. Кто-то встречает с букетом возлюбленную, высоко поднимая и кружа её в воздухе, раскидывая искры своего счастья. Кто-то явно встречает маму, обнимая и тут же забирая сумки.

Так много всего можно здесь увидеть. В этих нескольких секундах целая настоящая жизнь и безусловная любовь.

Пусть может эта пара завтра расстанется, сегодня они безмерно любят друг друга. Даже если это друзья, которые шумно встречают друг друга - это тоже любовь, просто другая. Ну и, конечно, материнская, та, которую, чтобы убить, нужно очень постараться.

— Помнишь, как мы встречали тебя как-то из командировки? — картинки навевают и наш личный эпизод любви и счастья.

Оборачиваюсь на Гордея с лёгкой улыбкой.

— Конечно, Марта. Ты приехала и привезла детей с собой. Они очень скучали… — хрипит он тут же: — А я и не думал, что вы собрались меня встречать… — киваю с улыбкой, потому что хотела сделать сюрприз: — Я даже мимо прошёл, — усмехается он, качая головой: — Читал отчёты, и вообще по сторонам не смотрел, — продолжает Гордей: — А зря…

— А потом Ева закричала на весь аэропорт, — со смехом говорю я: — Я попросила просто крикнуть, но она завопила настоящей сиреной.

Гордей кивает и тоже смеётся вместе со мной.

— И я увидел вас, — смотрит в глаза: — В очередной раз подумал, что у меня самая невероятная семья…

На глаза наворачиваются слёзы. И этой сентиментальности я совершенно не рада. Но да, это был такой же счастливый момент для всех нас, как и для этих людей сейчас.

Внутри от тоски и боли будто натягиваются канаты, а на языке так и крутится один вопрос.

— Скажи, — почти шёпотом я прошу: — Она уже тогда была?

Знаю, что режу себя на живую, но мне впервые хочется узнать, чтобы если и выжигать, то всё, даже такие самые ценные и дорогие сердцу моменты.

Гордей смотрит в глаза, а потом так резко подходит ближе, что я несколько теряюсь. Обхватывает ладонями лицо, прислоняясь своим лбом к моему.

— Нет, Марта… Нет. — выдыхает он: — Только ты. Прошу, только не стирай нашу историю полностью.

Всхлипываю от напряжённости этого момента и выдыхаю воздух из лёгких. Сейчас даже не стыдно плакать, потому что он всё осознаёт, чёрт возьми.

— Прости… — вновь и вновь он повторяет, а я не могу.

— Мама! Папа! — в этот момент на весь зал раздаётся крик и я резко отпрянув, пытаюсь утереть глаза.

Посылаю улыбку в сторону наших детей и вижу, как счастливая дочь тут же ускоряется к нам. Дальше идут невестка с внуком, а за ними и сын.

Громкие и крепкие объятия, множество поцелуев в пухлые загорелые щёчки нашего богатыря и со стороны кажется, что наша семья идеальна.

Однако за каждой такой картинкой скрываются свои тайны. И наши мы пережить не в силах. Хотя совру, если не скажу. Мне на одну секунду…буквально на одну, хочется поверить и прокричать самой себе «у нас получится». Мы способны остаться вот этими людьми, которые сейчас с улыбками обнимают друг друга и смотрят с любовью в глазах так, что ты чувствуешь - вы семья.