Одержимость Буйного (СИ) - Сакурская Яра

— Да, давай...

64

Ника разбирает два огромных пакета, принесенных Семёном. Я замечаю, что её руки чуть заметно подрагивают, она явно чувствует себя не в своей тарелке.

Бросает на меня взгляд, полный сомнения. Осторожно косит глаза в сторону Семёна. Он наблюдает за ней пристально, внимательно. Даже не моргает. Лицо не выражает абсолютно никаких эмоций.

Только горящие глаза доказывают, что перед нами всё ещё сидит обычный живой человек. Мужчина замечает смущение Ники, ощущает её нервозность. Ещё бы, даже я чувствую витающее в воздухе напряжение.

— Ник, где твоя бабушка? — аккуратно достаю с верхней полки несколько расписных тарелок.

— Она... — подруга на несколько секунд замирает. Судорожно вздыхает. — Она не со мной живёт.

— Как? — я чуть хмурю брови. Передаю ей потрёпанное чистое полотенце.

— Я же совершеннолетняя, — её голос становится более звонким. — Бабушка живёт в конце соседней улицы с мужчиной. Там у него есть внуки маленькие. Она не скучает...

— Ника...

Она не отвечает. Осторожно достаёт из печи чугунок с отварным картофелем. Проходит мимо меня, оставляет его на столе. Выставляет на стол купленную копчёную рыбу, соленья.

— Недавно картошку сварила, — раскладывает приборы возле тарелок. — Ещё, наверное, тёплая. Но я на всякий случай подогрела.

— Ника, — я задеваю головой одиноко висящую лампочку. Чуть пригибаясь, усаживаюсь на лавку. Наблюдаю, как подруга чиркает спичками, зажигает ещё несколько свечей.

— Что, Ева? — поднимает голову. У неё мелко дрожит нижняя губа. — Ты ведь не думала, что бабушка забрала меня из детского дома от большой любви? Нет, конечно нет. Ей нужна была выплата.

— Для чего? — уточняю осторожно. С сомнением вижу, как Семён заметно сжимает челюсти.

— Долги сына, — Ника только разводит руками. — Ей нужна была любая копейка. А за меня, как за сироту, государство дало неплохую выплату. Мой дядя был весьма доволен. Деньгам, а не мне.

У меня внутри всё холодеет от её слов. Никогда бы не подумала, как всё плачевно оказалось на самом деле. Вера Степановна показалась мне улыбчивой и открытой.

Она в максимально короткий срок собрала все необходимые документы. Навещала Нику, и мне в такие моменты казалось, что бабушка в ней души не чает. Как она тогда рассказала внучке, у неё не было возможности забрать её.

Были неподходящие условия для жилья, здоровье то и дело подводило. Да и младший сын вышел из тюрьмы. Как она могла забрать ребёнка в дом, где живёт уголовник?

— Ник, а твой дядя?..

— Он уехал в соседнюю деревню почти сразу же, как получил деньги. Бабушка по приезду отвела меня в этот дом.

— И?.. — горло перехватывает от жгучего спазма.

— И уже три года как я живу здесь одна, — Ника пытается улыбнуться. — Кручусь, как могу. Как смогла, привела дом в порядок. Хозяйства у меня нет, только несколько яблоневых деревьев, и пара грядок. Но тут ничего не растёт, почва плохая.

— А что с деньгами? — пытаюсь сдержаться, чтобы самой не разреветься. Слишком уж жаль мне мою подругу.

— У нас на несколько деревень один фельдшер. Я ей помогаю, а она мне платит немного денег. Хватает, чтобы купить минимум продуктов.

Семён мрачнеет с каждой секундой ещё больше. Пристально рассматривает Нику, пока она возится с чайником возле печи. Тарабанит пальцами по коленями, о чём-то усиленно думает.

Я внезапно замечаю, как у него уменьшаются зрачки. Резко так, импульсивно. Я даже пугаюсь. Что такое пришло ему в голову? Почему на лице отчётливо заметна пассивная агрессия?..

— Вероника Николаевна, — цедит глухо, сквозь зубы. — Адрес вашего дяди скажите.

— Зачем?.. — Ника в таком же недоумении, как и я.

Оборачивается. Замирает, словно статуя. Горячий чайник едва удерживает, с громким стуком ставит его на стол. На Семёна смотрит с неконтролируемой паникой. И в глазах такой страх появляется!.. Я уже вовсе перестаю что-либо понимать.

Что это у них за мысленный диалог такой?..

— Кольцовка, — голос от напряжения срывается. — Седьмая улица... Третий дом...

— Ева Леонидовна, — мужчина быстро поднимается из-за стола. — Я могу надеяться на ваше благоразумие? Вы ведь не выйдете из дома до моего возвращения?

— Не выйду, — широко распахиваю глаза. — Семён, ты куда?..

— Я быстро, — отвечает уже из сеней.

Хлопает входная дверь. Оглушающая тишина давит на уши. Его порция ужина остаётся нетронутой. Пламя свечей неспешно колыхается, лениво и тускло освещая кухню.

— Ник?.. — озадаченно поворачиваю голову. Подозрительно щурюсь. — Что это такое происходит? Он знает что-то, чего не знаю я?

— Нет, — Ника качает головой. — Я не знаю, правда. Не понимаю причину такого поведения...

Лукавит. Взгляд отводит, пытается зацепиться за что-то, лишь бы не смотреть на меня. Нет, так дело не пойдёт. Что это ещё за секреты такие?..

— Ник, — переспрашиваю недовольно. — Ника, ты меня пугаешь. Если вы говорили о чём-то личном...

— Нет!.. — она вспыхивает. — Я почти с ним не разговаривала. Только спросила, кто он. Это Семён меня обо всём расспрашивал, а я почти не отвечала. Я боюсь его... Он такой...

Замолкает. Вилкой ковыряет в тарелке, поджимает губы.

Вряд-ли здесь есть только страх. Иначе, она бы так явно не краснела.

— Есть кое-что, — начинает крайне неохотно. — Я не рассказывала никому. Но его взгляд... Семён понял, я думаю. Не знаю, как... И мне ужасно стыдно...

65. Семён

— Подскажите, где третий дом на седьмой улице?

Пожилая женщина, при виде взбешённого меня, на тонированном джипе, испуганно вздрагивает.

Я только иронично выгибаю бровь. Да, похож на бандита. Да, я им и являюсь. Бывший оперуполномоченный сам устраивает криминальные разборки.

Какая ирония. Ладно, мне не впервой.

— Там, — напуганно указывает пальцем направление. — До конца дороги, потом направо, до тупика... А что же, Борис и вам денег должен?.. Сегодня уже спрашивали дорогу до его дома. Несколько амбалов. Вылитые уголовники...

— Должен, да, — быстро киваю. — Благодарю.

Хмыкаю. Хоть десяток амбалов. Какое мне до них дело? Даю по газам. Дорога убитая в хлам. Неудивительно, что она вообще здесь есть.

В домах темно, свет не горит. Только крохотные огоньки свечей бликами оседают на стёклах. Похоже, отключение электричества для близлежащих деревень - обычное дело.

Хладнокровно продумываю, что могу сделать. Если он окажется один, завалю выстрелом в упор. Если же нет, придётся стрелять издалека. Ладно, разберусь на месте.

В любом случае, эта гнида доживает последние минуты своей никчёмной жизни. Будь бы у меня чуть больше времени, я бы устроил увеселительное развлечение. Этот урод сам бы начал умолять о пощаде.

Но нет. На шоу времени не остаётся. А жаль.

Веронике даже не пришлось ничего говорить лично мне. Я сам понял. По её скованным движениям, тихой смиренной интонации. В конце концов, девичий взгляд сказал мне о многом.

Так смотрят жертвы, подвергшиеся сексуальному насилию. Я какое-то время находился по обмену в следственном комитете. Пришлось заняться как минимум двумя подобными делами. Успешно, если можно так выразиться.

Но неизгладимое впечатление со мной осталось по сей день. К тому же, чего я только не повидал, находясь рядом с Рустамом. Так что, опыт у меня богатый, могу составить психологический портрет человека. Удобное умение. Не знаешь, когда может пригодится.

Казалось бы, какое мне может быть дело до чужих семейных конфликтов? Мне поставили определенную задачу - доставить Еву в убежище.

А я неожиданно для себя срываюсь. Не могу поступить иначе. Может, в другом случае, я бы не обратил внимания на чужие метания. Но с Вероникой всё по-другому. Как, пока не могу объяснить. Найду ответ чуть позже, обязательно найду.