Все усилия Келли убедить отца оставить ее дома оставались безрезультатными:
— Папа, я умоляю тебя, не отправляй меня обратно, пожалуйста!
Она плакала навзрыд, уже потеряв всякую надежду договориться о чем‑то с ним. Все же попытки СиСи как‑то оправдаться, выглядели абсолютно беспомощными. Он только упрямо повторял:
— Келли, родная, пойми — у меня нет выбора! К сожалению, сейчас я должен подчиняться решению суда. А он постановил, что ты должна находиться в клинике до тех пор, пока доктор Роулингс не заявит, что ты излечилась. — Уже отчаявшись договориться с отцом, она в истерике выкрикнула: — Ты сам сумасшедший! Ты хочешь оставить меня там, где нормальному человеку нет места! — Она отвернулась, содрогаясь в рыданиях. Сквозь громкие всхлипывания СиСи услышал ее слова: — Наверное, Перл был прав.
СиСи изумленно смотрел на дочь:
— Перл? Причем тут Перл?
Несмотря на то, что она находилась сейчас в крайне расстроенном состоянии, она все же сообразила, что совершает ошибку, снова упоминая имя Перла присутствии отца. Она рассеянно повернула голову и. вытирая рукавом халата слезы, пробормотала:
— Что? Я что‑то сказала?
Несмотря на просьбу Перла не упоминать его имя в разговорах с посторонними, она все гаки проговорилась. Но, озадаченный состоянием дочери, СиСи пропустил это мимо ушей.
Келли стала обеспокоенно смотреть по сторонам, словно опасаясь появления в доме санитаров и доктора Роулингса:
— Отец, только ты можешь помочь мне.
Но он по–прежнему не мог пойти ей на встречу.
— Келли! Ты же сама сказала, что тебе уже лучше. Ты ведь говорила это, правда? Ты сказала, что дела твоя идут на поправку. Разве это не говорит в пользу моей правоты, разве это не так?
Она уже ничего не могла ответить, только отрицательно трясла головой:
— Нет, нет…
Но СиСи не унимался:
— Келли, но ведь это говорит о том, что врачи в клинике доктора Роулингса смогли помочь тебе. Твое состояние улучшилось. Ты должна верить им.
— Нет, нет…
— О, Боже мой! — взмолился СиСи. — Ну как ты не понимаешь? Послушай меня, только спокойно, без истерики. Когда ты заболела, это было так страшно, что я даже не могу описать тебе этого словами. Ты не могла говорить, ты не узнавала никого, ты не узнавала меня, своего отца, ты не узнавала других своих родных и близких. Но теперь, слава Богу, ты узнаешь!
Точно таким же умоляющим голосом она воскликнула:
— Папа, это не так! Все это произошло не потому, что мне помогли врачи! Я сама помогла себе. Я смогла перебороть себя Мне приходилось полагаться только на собственные силы. Врачи из клиники доктора Роулингса тут не при чем. Поверь мне, пожалуйста!
СиСи умолк, не находя слов, чтобы убедить Келли в обратном. В этот момент в дверь дома Кэпвеллов позвонили.
Келли мгновенно поняла, что это приехали за ней. Из глаз ее снова брызнули слезы, и сквозь рыдания она глухо произнесла:
— Отец, не открывай! Не нужно этого делать! Это приехали за мной. Папа, пожалуйста, я тебя умоляю!
СиСи же в свою очередь испытал громадное облегчение — он уже не находил ни слов, ни сил, чтобы убедить дочь вернуться в клинику.
— Успокойся, дорогая, — сказал он. — Все в порядке, ничего страшного не случилось. Я пойду посмотрю, кто это. Побудь здесь.
Безнадежно опустив руки, она застыла посреди гостиной, обернувшись к двери.
Когда дверь открылась, она поняла, что была права. На пороге, нетерпеливо покачиваясь на носках туфель, стоял Роулингс в сопровождении уродливого санитара и полицейского инспектора — высокого темнокожего парня с копной курчавых волос на голове. Увидев Келли, растерянно стоящую посреди гостиной, Роулингс сверкнул победоносной улыбкой. Однако первым заговорил Уитни:
— Здравствуйте, мистер Кэпвелл! — сказал он. — Я инспектор полицейского управления Санта–Барбары Пол Уитни. А это, — он показал рукой на едва скрывавшего торжественную улыбку Роулингса, — доктор…
— Мы знакомы! — радостно воскликнул Роулингс, не дав договорить Уитни. — Я уверен, что вы, мистер Кэпвелл, знаете, почему я нахожусь здесь.
СиСи хмуро кивнул:
— Да, проходите.
Широко распахнув перед ними дверь, он пропустил Роулингса, Уитни и санитара в дом. Доктор решительным шагом направился к Келли. Увидев его, она закричала:
— Это вы!.. Не подходите ко мне! Не надо! Я не хочу в клинику!
СиСи пришлось обхватить ее за плечи и только так удалось удержать ее на месте, иначе она наверняка выскочила бы куда‑нибудь.
— Дорогая, успокойся! Никто не причинит тебе вреда! — Она визжала и отбивалась кулаками: — Отец! Не подпускай их ко мне! Не трогайте меня! Не позволяй им этого делать! Меня сейчас увезут!
СиСи пытался успокоить ее:
— Не надо, Келли, не кричи, пожалуйста. Все будет в порядке.
Но она продолжала рыдать и размахивать руками. СиСи пришлось даже закричать, чтобы она хотя бы ни мгновение остановилась:
— Выслушай меня, Келли!
Он прижал ее к себе и стал говорить торопливо и сбивчиво:
— У меня нет выбора. По закону ты должна вернуться, или тебя поместят в тюремную больницу. Я не могу позволять им это сделать.
Роулингс остановился рядом с ней я с улыбкой вивисектора, препарирующего свою очередную жертву, произнес:
— Келли, обещаю тебе, что за эту проделку никто не будет наказан. Оуэн и все остальные уже вернулись к себе в комнаты. Они спокойно спят в своих кроватях.
Она повернула к нему лицо, залитое слезами;
— А Леонард?
Роулингс растянул рот в еще более отвратительной улыбке:
— А зачем тебе беспокоиться о Леонарде? — с плохо скрываемым злорадством произнес он. Она упрямо мотнула головой:
— Я никуда не пойду с вами, до тех пор, пока вы не скажете, что с ним все в порядке и что ему ничего за это не будет.
Разумеется, Роулингсу ничего не стоило дать любую клятву. Все равно, вряд ли кто‑нибудь удосужится проверить, выполнял ли он свое обещание. Поэтому, не стирая с лица своей улыбки палача, он тем же ровным голосом произнес:
— Обещаю тебе, что с ним ничего не случится.
С этими словами он дал знак рукой стоявшему рядом с ним, словно служебная собака, санитару с уродливым лицом. СиСи выпустил Келли из своих объятий и стоял рядом с ней, любовно поглаживая, по волосам. Хотя он и ощущал свое полное бессилие в этой ситуации, однако из простой гордости не мог позволить, чтобы с его дочерью обращались плохо. Поэтому, когда санитар попытался ухватить ее за руку, СиСи решительно оттолкнул его и воскликнул:
— Не трогайте ее!
Санитар, недовольно хмыкнув, отошел в сторону и, заложив руки за спину, застыл, как каменное изваяние,
СиСи повернулся к Роулингсу:
Ведь ей уже лучше, не так ли? Келли стояла, заломив руки, и со страхом смотрела то на отца, то на доктора Роулингса, который, приподняв уголки губ в иезуитской улыбке, елейным голосом произнес:
— Да, я заметил значительное улучшение ее состояния. Особый прогресс заметен в последнее время.
СиСи подошел к нему и суровым голосом спросил.
— Я надеюсь, мне позволят с нею видеться? Надеюсь, вы понимаете, что в моей просьбе нет ничего противозаконного?
Продолжая улыбаться, Роулингс ответил:
— Надеюсь, что мы скоро снимем ограничения на ее посещения в клинике. Однако до этих пор — увы, я ничем не могу помочь вам, — он развел руками.
СиСи, тяжело дыша от волнения, повернулся к дочери:
— Вот видишь, Келли, скоро все будет в порядке.
— А пока, — вмешался в их разговор доктор Роулингс — пожелай своему отцу спокойной ночи!
Келли поняла, что сегодня ее участь решена — ей придется вернуться в клинику, как бы она ни желала обратного. Отец ни чем не смог помочь ей, он даже не смог добиться разрешения на право посещать ее в больнице. Глаза ее потухли, утолки губ опустились и она безнадежным голосом сказала:
— Отец, они никогда не выпустят меня оттуда. Я останусь там навсегда и никогда не выйду на свободу.
СиСи поморщился и попытался обнять дочь:
