Её нельзя (СИ) - Асхадова Амина

Лязгнула дверь, прерывая сладкие мысли.

Когда он пришел, я не удивился. Хмыкнул только, оскалившись.

Шах оскалился в ответ и сел напротив.

— Как местная еда? Привыкаешь потихоньку?

Шах ухмыльнулся, сверкнув глазами. И с отвращением оглядел стол, на котором я сложил руки. Он здесь не сидел ни разу, хотя по моим подсчетам ему пожизненное впаять давно можно.

— Твой папаша тоже с этим перстнем сидел. Несчастливый он, — кивнул на мою руку.

— Да? А Софии понравился, — я не остался в долгу и ухмыльнулся в ответ.

— Ты щенок, — выплюнул Шах, меняясь в лице. — Думаешь, я не понял, что это ты пробрался в мой дом той ночью? Я в курсе, что ты похитил ее перед новогодней ночью. Я все знаю, щенок. И за каждый свой промах ты отсидишь у меня по полной.

— Если перестанете называть щенком, то, возможно, подам стакан воды в старости, — ответил я.

Желваки на дряблых скулах заиграли сильнее.

Орлиный взгляд метился мне в челюсть. Я отклонился, с удовольствием наблюдая, как его несет. Он так и не научился держать себя в руках, поэтому его все боялись. Даже моя София.

— Одно мое слово, и тебе светит статья за изнасилование, щенок.

— Это чушь. Я ничего не совершал, — спокойно возразил.

— Давид тоже ничего не совершал. А отсидел, — с усмешкой напомнил Шах. — Но, если ты будешь умнее и провалишь от моей дочери, сможешь и дальше гулять на свободе.

Я оглядел его презрительным взглядом. Шах выстроил целую династию и имеет влияние во многих крупных городах. Сыновей вырастил. Только дочь не получится уже выгодно продать. Испортил я ее.

Все шло по плану, кроме того, что я трахнул его дочурку.

— Не провалю. Она уже моя.

Я имел в виду принцесску.

И Шах это понял. Побагровел, за края стола схватился. От греха подальше. Чтобы мне морду не набить и кровью комнату допроса не заляпать.

А я ждал. Потому что хотел в ответ набить за своего отца. За прошлое. За мать.

— Все было добровольно. Я имел близость с вашей дочерью. Два раза. Вы опоздали, господин Шах.

Давай, заляпай. Заляпай стол кровью. Марай руки, тебе не впервой.

Чего сидишь?

Где твои кулаки? Привычки? Пощечины?

Просто отсидишься, Шах? Так на тебя непохоже.

— К гинекологу можете не водить, не мучить. Я в нее не кончал, — я ухмыльнулся.

Тем не менее, он сидит смирно. Только лицо ходуном ходит, дыхание грудь распирает и глаз дергается.

Уже прогресс, я считаю.

— И как? — цедит глухо.

— Чего как?

— Приятно было трахать мою дочь? Понравилось?

— В подробностях секс с Софией не буду описывать, вы все-таки мой тесть. Но сзади еще не пробовал. Как клеймо выведу, тогда поставлю в эту позу.

Шах вскочил на ноги.

Все-таки довел.

Я поднял взгляд, спокойно посмотрев на его взбешенную рожу.

— Зная врага, знаешь, что делать, — неожиданно завил он спокойным тоном. И вернул ухмылку на лицо, спрятав руки в карман брюк.

— Вы меня ни капельки не знаете.

— Ты вылитый папаша в том возрасте, когда я с него еще спесь не сбил. И еще немного мои черты. Так, жалкая копия, в которой есть одна слабость.

Я пропустил его слова мимо ушей, наблюдая за передвижением Шаха по камере. Он зашел за спину и ожидаемо ударил оттуда. В легкие перестал поступать кислород, когда старые пальцы сжались на шее.

Я схватился за края стола и дернулся.

Падла.

Держал крепко. Зато убедился, что камер здесь нет и записи не ведется. Такое не записывают.

— Поэтому, зная твою слабость, я поделюсь с тобой, что собираюсь делать с Софией. Сегодня позвонили из больницы, в которой лежит твой дед. Он совсем плох. Наверное, сдохнет, а ты и не сможешь сходить на его могилку. Лет так десять за изнасилование и еще двадцатку за оборот лекарств. Но суть не в этом.

Я открыл глаза, смотря ровно перед собой.

Экономил воздух и копил силы.

— Суть в том, что он вызывал к себе Руслана Басманова. И спросил, нужна ли ему моя дочь. Тот ответил, что нужна. И мне нужно, чтобы была нужна. Понимаешь, о чем я, щенок?

Я дернулся.

Хватка усилилась, я открыл рот и схватился за его пальцы. Убью.

— Я понимаю, что ты чувствуешь, Эмиль. Примерно то же самое чувствовал бы я, побывав в моей жене твой папаша, к примеру. Если бы я вовремя не успел. Но я успел, а ты не успеешь. Ты будешь гнить в своей камере, когда София будет в постели с другим.

Я глухо заорал. Лязг наручниками, рывок. Я глотнул воздуха и бросился на Шаха.

Он только этого и ждал.

Сразу ударил в живот.

Я согнулся, Шах хлопнул по плечу и засмеялся.

— Что такое? Мало кормят здесь, да? Это я приказал кормить раз в сутки. На пустой желудок лучше думается.

Схватив наручники одной рукой, он ударил снова.

В глазах помутнело. Набираю в легкие воздуха, а он не набирается.

— Согласись, после другого мужика моя дочь станет менее привлекательной для тебя? — ухмыльнулся Шах. — Впредь не шути со мной, сынок. В конечном счете ты будешь вот так корчиться в тюрьме.

Шаги отдалялись.

Лязгнула дверь.

— Тебе, щенок, за мою дочь не тягаться. Как твоего отца на колени поставил, так и тебе хребет переломлю, если ты подойдешь к моей дочери даже после Руслана Басманова.

— Да пошел ты! — выплюнул с хрипом.

— Я пойду, — сквозь черноту в глазах увидел его усмешку. — А ты представляй. Представляй, как этой ночью Софию будет трахать другой. Это хорошо, что ты не кончал в нее. Через пару недель буду знать, что она понесла не от тебя.

Глава 40

Шах ушел. С довольной ухмылкой, но все равно злой как собака.

Я заорал, бросаясь на дверь.

Стирая кулаки в кровь.

Меня просто распирало изнутри. С таким настроем выломать дверь было не проблемой. Проблемой были люди за камерой, которые после каждого погрома пихали обратно в камеру и целились четко в солнечное сплетение.

Минута проходила за час.

Ощущение безнадеги сковывало и склоняло договариваться с теми, кому хотелось плюнуть в рожу. Приходил Киселев, с которым я пытался сотрудничать.

— Я готов пойти навстречу следствию! — зарычал в очередной раз.

Но в то же время, пока крыша не поехала окончательно, понимал: сегодня меня не выпустят.

Не в этом стояла задача.

И, когда Киселев вернулся с новым допросом, послал его на хрен.

Я втащил ему в челюсть.

И все повторилось заново: сплетение, бетонный пол, лязг двери.

Главная задача Шаха — не столько посадить меня.

Сколько чтобы я не мешался ему под ногами этой ночью. Он собирался мою Софию под другого подложить. Любыми методами. Желание Софии спрашивать не будут. Сделают то, в чем сегодня обвиняют меня. Ее согласие не потребуется.

Прошло, наверное, часов шестьдесят. Для меня. Но если судить по яркому свету из-за решеток — всего час, и ко мне приехали гости.

— Какие люди, — прошипел я сквозь зубы.

Я прищурился, разглядывая Шаха исподлобья. В этот раз — приехал его сынок.

— Добивать приехал? — ухмыльнулся, сплюнув кровью. — Так, давай. Если и тебе на нее насрать, давай. Я готов.

Я видел, как скривился Шах.

Как его там зовут? Я забыл все. Все, кроме того, с кем будет София этой ночью. Кто ее будет насиловать.

Я согнулся пополам, дыша через рот. Вроде, нападать не собирался. Надо взять передышку, но каждая минута мне стоила дорого.

В глазах все кровью наливалось.

Если с ней это сделают, нам обоим потом в психушку дорога. Не уверен, что она выдержит. Не уверен, что я оставлю кого-то в живых.

— Я вижу, ты не в себе. Бери себя в руки, Романо. Есть разговор.

— Моя сестра. И отец. Хочу знать, что с ними, после этого буду сотрудничать.

Эльман.

Его так звали.

Сколько видел его, всегда в черной водолазке под горло ходит. Во всем черном. Вспомнил. Сквозь черные кадры, холодящие душу, вспомнил.

— Ты не в том положении, Романо. Это ты должен идти мне навстречу, — Эльман стиснул зубы. Вылитый отец.