Её нельзя (СИ) - Асхадова Амина

Через шесть часов после моих криков дверь отперли.

Это приехал отец. Он склонился надо мной, сидящей в углу, и нежно погладил щеку.

— София, так будет лучше для всех.

— Как — так? — я не узнала свой голос.

Во рту пересохло, горло болело от криков, под глазами образовались синяки от слез. Папа был сильным и влиятельным, я никогда не чувствовала себя настолько беспомощной.

— С другим мужчиной, — решил Эмин Шах.

Мне кажется, во время разговора с отцом я снова теряла сознание. Много раз. А когда я приходила в себя, то за спиной отца неизменно стоял Коля…

Я взглянула на него так беспомощно, как никогда и ни на кого не смотрела.

«Пожалуйста, помоги мне», — молила я взглядом.

Коля был с нами, когда я была маленькой. Я росла на его глазах. У него тоже были дети.

Но еще Коля был самым безжалостным человеком после моего отца. Глупо молить его о помощи.

— Сперва ты будешь ненавидеть меня, — отец скривился, и вокруг его глаз собрались морщинки. — Но потом ты все поймешь. Когда будут свои дети, поймешь.

— А они у меня будут, папа? Дети? — прошептала с хрипом, ничего не понимая.

— Конечно. У тебя будет много детей, дочка. От того человека, с которым ты будешь счастлива. Только жаль, что после твоей глупости выбор невелик.

— Дети будут… не от Эмиля? — я тихо заплакала.

Папа нежно вытер слезы своей рукой. На ней уже не было крови. Только ссадины и синяки.

— Нет, девочка. Не от Эмиля. Мне жаль, что он испортил тебе жизнь. Но он за все ответит, и ты будешь счастлива с другим. Не сразу, но будешь.

Отец поднялся с корточек, и я бросилась следом за ним.

— Папа, я не хочу! Не хочу с другим! Отпусти меня! Отпусти, отец!

Меня к нему не пустили. Держали силой, когда отец выходил из дома. Обернувшись в дверях, он пообещал:

— Я сказал, моя единственная дочь будет счастлива. Даже несмотря на глупости, которые она совершила.

Меня отпустили, и дверь резко заперли.

Я бросилась в нее, ударилась головой и упала на колени. Я заорала, проклиная всех, но никто не вернулся.

— Не буду с другим, — шептала, закрывая лицо пальцами. — Не буду! Не буду с другим!

Я до крови кусала собственные руки, а за окном уже стемнело.

Я не притронулась к еде, заботливо оставленной отцом.

Не пила воды.

Я тихонько умирала и надеялась, что мне позволят сделать хотя бы это, потому что я не буду с другим.

Ни смеяться, ни постель делить.

Глава 39

Эмиль

Наручники постыло звякнули, и я поморщился.

Цирк. В кандалах не было необходимости, но они искали любую херню, чтобы напугать меня.

Только не на того напали.

Пусть хоть к батарее вяжут и пытают, ничего на меня не накопают.

Знаю, что Шах этим не брезгует, это пережитки его времени, поэтому осталось его дождаться. Лучше рожу папашки принцесски лицезреть, чем этого карапуза с красными щеками.

Я видел его в своем доме. Представился Киселевым, с его подачи в мой дом и вошли. Много ему Шах отстегнул, лишь бы за дочуркой вернуться.

— Долго меня здесь держать планируете? На каком основании? — уточнил я сухо.

— Все будет зависеть только от вас, Эмиль Давидович. От того, как скоро вы пойдете следствию навстречу, — заключил Киселев и продолжил допрос. — Так, вы говорите, что уже когда-то занимались незаконным оборотом лекарств? — он важно причмокнул губами.

Я крепче стиснул зубы и вздохнул в сотый раз. Шли вторые сутки.

Как работали эти ребята я знал. И законы изучил не только своей страны. Хрен ты меня сожрешь, Шах.

— Я такого не говорил.

— Ах, да, — скривился Киселев. — Просто получается, что перевозимые вами незарегистрированные лекарства за пределы государства…

— Я. Ничего. Не. Перевозил, — выдавил сквозь зубы.

Надоел этот цирк.

Я откинулся на жесткую спинку стула и бросил ему в лицо:

— Я больше не намерен говорить с вами без адвоката. Если у вас, конечно, есть основания для моего задержания.

Оснований нет.

Не должно быть.

Вчера утром мне передали, что поводов для волнения нет. Ребята просто так языком не чешут, и оснований для недоверия к своим людям у меня нет. До телефона им не добраться, связи с теми, кто перешел границу, у следствия нет.

Разве только вторая машина.

Мне не сообщили, что она завершила маршрут. Это подстегивало опустить плечи.

Киселев приблизился, важно сложив руки на металлическом столике. Он не обязан был допрашивать, не его работа. Но он плотно работает с Эмином и не хочет терять такую дойную корову.

— Одна из ваших машин не успела пройти границу. Мы задержали вашего человека. Следствие уже подсчитывает количество перевозимого вами груза. Вам светит большой срок, Эмиль.

Я молчал, напряженно вглядываясь в маленькие круглые глаза Киселева.

Блефует или я реально подставился?

Сука.

Удобно иметь под рукой таких людей как Киселев, они выше Шаха не полезут и вечно будут смотреть на него с открытым ртом. В его шестеренках только такие люди. Своих он ставит на гораздо высокие посты.

Киселев вздохнул, увернувшись от моего цепкого взгляда.

— Эмиль Давидович, спешу напомнить вам, что если вы пойдете навстречу следствию и признаетесь в содеянном по собственной воле, то я лично приложу все усилия, чтобы смягчить ваше наказание. Напомню, что вы подозреваетесь в особо тяжелом преступлении. Я готов вам помочь.

— Мне не в чем признаваться.

— Вы прекрасно знаете, что ваш отец тоже не работал со следствием, поэтому получил срок за убийство человека.

Я молчал, чтобы не смогли трактовать каждое мое слово на свой лад.

Хотя орать хотелось, что мой отец не убивал. Убил Шах. И эта падла в курсе.

— Буду говорить только с адвокатом.

Отец меня многому научил.

Общению с органами — тоже. По молодости сам научился, и, как я подрос, меня стал учить. Особенно когда я ступил на скользкую дорожку. Сначала отец обматерил так, что уши в трубочку свернулись, а потом научил.

Видно, не зря.

— Что ж, краткость — сестра таланта, — хищно улыбнулся Киселев и поднялся. Фамилия у него была говорящая, лицо так и расплывалось как кисель.

Я проводил его взглядом и задвигал челюстями. Так бы и послал эту шестеренку Шаховскую.

Киселев вышел из комнаты допроса, но меня не уводили.

Я не шевелился.

Вспоминал вчерашнее утро. Отца, Софию, как меня скрутили. И пытался склеить разбитый пазл.

Шах не будет убивать моего отца при Киселеве, а он там был до талого. Меня увезли, он еще стоял на входе. И при дочери не будет. Ублюдок редкостный, но не станет. И при сыне тоже не захочет руки марать, все-таки наследник.

Вероятно, отец жив. Хотя я задавал здесь этот вопрос, но мне никто не отвечал. Хотели довести. Требовали признаться в обмен на ответ на мой вопрос. На психику так воздействовали. Я держался. Второй день держался, что будет дальше — одному богу известно.

Эльман.

Это с его подачи у дома собрался спецназ. И гадать не надо. В своем возрасте Эмин два города не потянет, поэтому сына и отослал в Петербург бизнес делать и связи собирать, чтобы город под себя постелить.

Все-таки ее брательник без нимба на голове оказался. Тот же редкостный… как его папаша.

Хорошо, что я позаботился о Ясмин заранее, и большая часть наших людей забаррикадировалась в ее комнате вместе с ней. Наши люди не дадут свою женщину в обиду. Скорее сами сдохнут, но не дадут. По моим расчетам, если дом расчищен, Ясмин уже летит на Сицилию. Без привязки к отцу. Даже если не захочет, ее увезут.

О Софии я старался не думать.

Если бы думал, то и в морду Киселеву плюнул бы. И послал бы его. И все здесь к чертям разгромил.

Поэтому не думал.

Куда бы Шах ни забрал ее, ни отвез — я найду.

Найду, сука. Потому что моя. Потому что подо мной уже стонала и отдавалась, в меня влюбляясь. Последним я помнил, как она бросилась на своего отца и защищала моего. Защитница из нее такая себе, но девочка пыталась. Нужно будет вознаградить.