— У тебя самые красивые, самые грустные глаза, которые я когда-либо видел, — я смотрю в ее полуночные глаза.
При этих словах она отстраняется, но я не отпускаю ее. Я обнимаю ее крепче, и она утыкается лицом мне в плечо.
— Ты не должен так со мной разговаривать, — говорит она.
— Почему нет?
— Потому что я... , — она поворачивает голову, чтобы встретиться со мной взглядом.
Хелена останавливается, моргает, морщит лоб, затем, кажется, передумывает. Она слезает с моих колен и натягивает одеяло до груди.
— Потому что, несмотря ни на что, Себастьян, ты Скафони, а я Уиллоу. Мы не друзья. Мы враги. Ты будешь уничтожать меня дюйм за дюймом, и так будет легче...У меня есть шанс... если я тебя возненавижу. И то, что только что произошло, ты прикасаешься ко мне так, разговариваешь со мной так, как будто я не просто Девочка-Уиллоу.
Ее губы дрожат, слезы капают с ее лица, и одна из них падает мне на предплечье. Я почти отворачиваюсь от нее, чтобы посмотреть, как эта капля скользит по моей коже. Почти.
— Как будто тебе не все равно, — говорит она.
Снова тихая, но внутри нее что-то нарастает. Я вижу это. Чувствую это.
Она качает головой, соскальзывает с кровати, и я отпускаю ее. Она берет одеяло с собой, прижимает его к груди, прячась от меня.
— Это никогда не должно повториться, Себастьян, потому что я не могу заботиться о тебе.
Пятнадцатая глава
Хелена
Поклявшись, что наш разговор еще не закончен, Себастьян отправился на свою встречу.
Я сижу в гостиничном номере и смотрю, как солнце закручивается вокруг сердитого облака, обещая еще больше дождя.
Его не будет несколько часов. Я удивлена, что он оставил меня без присмотра. Даже разрешил мне ходить куда захочу — главное, чтобы это было внутри отеля. Съешь что-нибудь, купи что-нибудь в бутике и просто закажи это в номер.
Господи, я чувствую себя ребенком. У меня даже нет доллара, чтобы купить себе чашку кофе.
Я оглядываю большую гостиную и понимаю, что здесь нет телефона, даже на столе. Я встаю и обыскиваю спальню. Есть телефонные разъемы, но телефона нет. Я фыркаю, вспоминая, как по дороге сюда мы проезжали мимо тележки экономки. Я заметила два телефона с обмотанными вокруг них шнурами поверх стопки полотенец. Мне это показалось странным, но тогда до меня не дошло, что он, вероятно, велел отелю отключить телефоны до нашего приезда.
Я качаю головой. Все эти милые разговоры. Все эти занятия любовью. Опять чушь от Скафони. Но он совершил ошибку, оставив меня здесь.
Перед уходом он распаковал сумку с вещами. Я подхожу к шкафу и открываю дверцу. Как одержимый чистоплотный помешанный, которым он является, я вижу, что он развесил наши вещи. Костюм для него, пару джинсов, платье для меня. Наша обувь аккуратно выстроена на полу, моя рядом с его, как будто мы обычная пара. Как будто мы здесь на каком-то любовном отдыхе.
Это то, что он думает об этом? Он притворяется, что мы такие и есть?
Я лезу в карманы его пиджака, а также в брюки, но они пустые. Однако в его джинсах обнаруживается пачка банкнот. Не такая уж большая сумма, около девяносто евро. Недостаточно, чтобы сделать что-то значительное, но хоть что-то.
Это на него не похоже - держать купюры в кармане. Может быть, он сделал это, когда мы остановились заправиться и он купил себе чашку кофе, а мне бутылку воды. Я беру деньги, надеваю плащ, который Себастьян принести для меня, потому что я его не упаковала, и спускаюсь вниз.
В вестибюле я вижу телефон. Я начинаю к нему, но потом останавливаюсь, вспомнив, что дома уже ночь. Я пока не могу позвонить им, но обязательно позвоню. Понятие не имею, что скажу, но я позвоню.
Я обхожу ресторан, сувенирный магазин и выхожу на улицу, колеблясь на лестнице прекрасного отеля, зная, что нарушаю его правило.
Что я вообще делаю? Убегаю?
Я качаю головой и поворачиваюсь назад, даже делаю шаг назад ко входу в отель, но не могу. Я не могу просто сдаться. Сдаваться.
И вот, не думая о том, куда я иду или что я делаю, вернусь ли я до того, как он вернется, или исчезну, я выхожу из отеля в прекрасный город, ничего не видя, слишком погружённая в свои мысли.
Одна вещь, о которой я не могу перестать думать, - это то, что независимо от того, что со мной случится, мои сёстры продолжал эту традицию, когда придёт черед их дочерей. Они оденут своих дочерей, моих племянниц, в эти гниющие, пожелтевшие оболочки и положат их на ужасные блоки, чтобы их осмотрел, осудил, коснулся следующий ублюдок Скафони. Поставят туда, чтобы он сделал свой выбор. Как будто мы не люди. Как будто мы животные.
Я думаю, что мы для них таковыми и являемся.
Мои мысли возвращаются к тому, что только что произошло между нами. К тому как он разговаривал со мной, как он это делал. К тому как держал меня... словно никогда не хотел отпускать. Занялся со мной любовью. Это единственный раз, когда со мной занимались любовью.
В первый раз, когда я занялась сексом, это был единственный раз до Себастьяна, нам с мальчиком было по шестнадцать. Дети. Никто из нас не знал, что мы делали, и единственная причина, по которой я вообще это сделала, заключалась в том, что мне нужно было, чтобы он разорвал ту тонкую полоску плоти, которая отмечала меня девственницей.
Это было не очень приятно. На самом деле, я помню, что это было больно, но я стиснула зубы и попыталась заглушить его влажное, прерывистое дыхание у моего уха. Он воспользовался презервативом и быстро кончил с легким ворчанием. Я помню, что хотела, чтобы он убрался от меня, как только все закончится.
С Себастьяном все совсем по-другому. Я хочу секса с Себастьяном. И дело не только в том, что мое тело предает меня. Это я хочу быть рядом с ним.
И это то, что пугает меня больше всего.
Я яростно качаю головой. Это настолько неуместно, что люди, проходящие мимо меня, останавливаются и пялятся. Я лишь наполовину встречаюсь с ними взглядом, но прижимаю к себе руки и иду дальше.
Я не могу думать об этом. Я не могу думать о том, как он занимается со мной любовью. Прикасается ко мне нежно или грубо. Я не могу думать о том, что он сказал, о том, что он смотрит, как я сплю. О том, что я прижимаюсь к нему, а он окутывает меня коконом. Укрывает меня. Я это уже знаю, но я не могу туда вернутся.
