Хрупкая связь (СИ) - Джокер Ольга

Я сижу рядом с Ами и глажу по голове, стараясь успокоить, но внутри всё сжимается от тревоги. Я знаю, что дети болеют и что это нормально, но каждый раз, когда это случается, я чувствую себя беспомощной. Особенно сейчас, когда в моей жизни и так слишком много неопределённости.

— Мам, а я смогу пойти на свадьбу? — спрашивает Амелия, открывая глаза и глядя на меня слегка затуманенным взглядом.

Она так долго готовилась… Помимо основного подарка, который я купила, Ами нарисовала открытку своими руками.

Я была готова встретиться со всей роднёй Аслана лицом к лицу. Меня ничего не смущало — ни дяди, ни тёти, ни Дина, с которой наше общение давно сошло на нет, хотя мы до сих пор поздравляем друг друга с праздниками.

Период, когда между нами возникли размолвки, был сложным и для неё. Дина узнала о многочисленных изменах моего отца и подала на развод. Хотела отсудить половину имущества, но грамотный адвокат помог оставить её почти ни с чем, если не считать цветочного магазина, который уже не приносил прибыли.

Я знаю, что со своей беременностью была ни к месту! Да и сейчас я сама по себе и ни от кого ничего не требую. Даже от Аслана. Узнать о дочери — это его инициатива.

Я провожу рукой по волнистым волосам Ами, заправляя выбившуюся прядь за ухо.

— Посмотрим, как ты будешь чувствовать себя утром, договорились?

Она слабо улыбается и закрывает глаза, а я сижу рядом, слушаю её неровное дыхание и думаю о том, как всё сложно. О том, что даже в такие моменты я должна быть сильной — для неё. Для Амелии. Потому что она — моя опора, моя маленькая вселенная, которая держит меня на плаву, даже когда кажется, что всё вокруг рушится.

Я почти не сплю, постоянно проверяю температуру и меняю холодные компрессы. Однако жар не только не спадает, но и продолжает расти, несмотря на то что я тщательно выполняю рекомендации педиатра.

Глубокой ночью температура достигает сорока, и я вызываю скорую.

Ами сонная и обессиленная, почти не реагирует. Когда фельдшер предлагает госпитализацию, она не спорит. Впрочем, я тоже.

Мы мчимся по пустому городу в одну из детских больниц. Палаты переполнены, но для нас кое-как находят одноместную.

Взятие крови, поиск вен на крошечной ручке, слёзы, катящиеся по щекам крупными горошинами… В такие моменты я словно возвращаюсь в тот страшный период, когда за жизнь и здоровье дочери шла нелёгкая борьба.

Как только Амелии ставят капельницу, она засыпает. Я подхожу к окну и слежу за флаконом. Переведя взгляд на тёмный двор, подсвеченный единственным блеклым фонарём, сначала не верю своим глазам, увидев знакомую высокую фигуру, направляющуюся к центральному входу в больницу. Капюшон наброшен на голову, куртка нараспашку, походка быстрая и уверенная.

Сердце срывается вниз, когда спустя пару минут в палату тихо стучат.

42

Грудь сжимает пронзительное, почти болезненное ощущение, словно сердце вдруг стало слишком большим для тела, когда Аслан появляется на пороге палаты, принося с собой морозный холод с улицы.

Короткое приветствие. Запоздалый ответ. Неловкая заминка.

Меня едва не сносит напором, который от него исходит.

Аслан в белом халате, наброшенном поверх толстовки. В бахилах. Куртка перекинута через локоть. Взгляд решительный и мечется по комнате, пока не находит Ами под капельницей.

Время для посещений давно вышло, и о нашем попадании в больницу я ему не говорила, но с груди срывается шумный, облегчённый выдох, когда я отхожу в сторону, пропуская его в палату — давая возможность подойти к дочери и убедиться, что врачи делают всё возможное. Как и я.

Амелия измучена и заплакана. В руке торчит катетер, к которому присоединена система с флаконом лекарства. Таких флаконов впереди ещё три, и кажется, что ждать, пока они закончатся, придется минимум вечность. А мне в глаза будто насыпали песка.

— Как Ами? — шепотом спрашивает Аслан, присаживаясь у кровати.

Я смотрю на его спину. На плечи. На руки, которыми он заботливо поправляет детское одеяло. И чувствую, как нервы скручивает жгутом, потому что прошедшая неделя, за которую мы не виделись, не принесла желанного облегчения. Ни на грамм!

Я по-прежнему его хочу. Такого надёжного, умного, взвешенного. Хочу быть с ним, любить и касаться. Гордиться общими достижениями. Вместе просыпаться.

Это похоже на наваждение, которое не проходит даже в критической ситуации. Наоборот, только усиливается, когда мы втроём. В тесных стенах больничной палаты. В моменте, который сближает.

Разгоняя мурашки по коже, я прижимаюсь лопатками к стене и сумбурно повторяю то, что услышала от дежурного врача. Кусаю губы и не отрываю взгляда.

Я родила Аслану дочь. Самую прекрасную маленькую принцессу на свете. Самую умную и замечательную девочку, которая только может быть. И я заслуживаю того, чтобы этой ночью он, как настоящий отец, был рядом, забирая на себя часть ответственности. Наплевав на собственную свадьбу, на гостей и организацию. На то, что уже завтра Сабина на законных основаниях будет носить его фамилию и планировать от него новых детей.

Как только я представляю её с округлым животом — всю такую счастливую, воздушную и порхающую — ревность ослепляет яркой вспышкой.

Свою беременность я провела одна. На все УЗИ ходила одна. Рожала одна. Девятнадцатилетняя девчонка, слишком туманно представлявшая будущее, чтобы не дрожать, как осиновый лист, при виде кресла и медицинских инструментов.

И если сейчас Аслан может компенсировать мне хотя бы часть тех страхов, что были тогда, я… не стану жалеть никого. Кроме себя.

Слёзы прочерчивают влажные дорожки по щекам, когда я запрокидываю голову, устремляя взгляд в белый потолок с люминесцентной лампой.

Инна показывала фото на днях. У Саби будет волшебный образ — причёска, платье, макияж. Всё с иголочки. Думаю, с ней по жизни идти легко и красиво. Не так, как со мной.

— Алин… Что такое?

Аслан рывком поднимается на ноги и приближается ко мне, расплываясь перед глазами и звуча, будто сквозь вакуум. Все ощущения обостряются в сотни раз, когда он сначала обхватывает ладонями мои щеки, что-то говорит, а затем обнимает. Так крепко, как только можно. Будто пытается передать мне хотя бы часть своей энергии и решимости. Ломая сопротивление. Укутывая в защиту.

— Тс-с, ну ты чего… Всегда такая собранная и сильная, а тут вдруг расклеилась. Всё будет хорошо. Тих-тихо… Ты всё сделала правильно — я тобой восхищаюсь. Правда.

Я киваю, утыкаюсь в твердую грудь и позволяю себе расслабиться. Не просто на секунду отпустить контроль, а окончательно — зная, что, что бы ни случилось с Ами, рядом всегда будет человек, на которого я могу полностью положиться.

Это… ценно.

— Я жутко растерялась, — лепечу приглушённым, тихим голосом. — Вообще-то я хотела поехать в частный госпиталь, где мы с Амелией когда-то лежали…

— Можем переехать.

— Нет. Нет, не надо. Здесь неплохо, персонал довольно приветливый, просто… непривычно. Я хочу домой. И спать.

Скорее всего, мои слёзы уже пропитали одежду Аслана насквозь, но он такой тёплый, родной и слишком близкий, что оторваться от него — всё равно что внезапно лишиться кислорода. А я, вроде как, не самоубийца.

— Давай отдохнёшь? Я подежурю вместо тебя. Обещаю делать всё, что нужно. Только расскажи как.

Спорить сложно — я едва держусь на ногах. Сейчас половина третьего ночи, а сил хватает только на то, чтобы дойти до крошечного складного дивана в углу, свернуться калачиком и отвернуться к стене.

— Кстати, как ты нас нашёл? — спрашиваю, зевая. — Я ведь никому не говорила, где мы…

— Амелия отправила мне голосовое и пожаловалась, что заболела. Я звонил тебе, но ты не брала трубку. Поехал к вашему дому, но там вас не оказалось. Дальше найти было не так уж и сложно.

— Конечно, ты же у нас гений.

Сон накрывает моментально. Сквозь полудрёму я улавливаю приглушённые звуки: его ровный голос, шелест одежды, тихий перестук медицинских приборов. Всё это сливается в мягкий, убаюкивающий фон.