(не) Моя доярушка (СИ) - Боровик Анастасия

— Только я забыл сказать, что сначала надо испытание пройти, — усмехаюсь.

Девушки переглядываются в недоумении. Что ж, надо же их как-то учить уму-разуму, а то уже пару месяцев от них покоя нет.

— Фас! — кричу я.

Прямо перед ними возникает большая рогатая коза.

— Мандаринка, только поаккуратней!

Коза принимается бегать за ними, а те взвизгивают, умоляя остановить её. Ноги у них уже по колено в зелени от скошенной травы. Одна не выдерживает и падает.

— Мандаринка, фу! Всё, иди ко мне.

Коза останавливается в сантиметре от девчонки и послушно подходит. Я выдаю ей заранее припасённое в кармане лакомство и глажу по голове. Та довольно ластится.

— Вставайте, идите уже. Не прошли уровень, — смеюсь я. — Но если хотите, можете помочь — у меня грядок вскопать много. Заплачу даже.

Они переглядываются, кривятся, но соглашаются. Выношу им перчатки, грабли, показываю фронт работ.

— А в баньку потом пойдём? — улыбаются девчонки.

Надо было козе дать их пободать как следует, — с досадой думаю я.

— У Маши спросите, пойдёте вы или нет. Надоело с вами воевать, ума совсем нет, — махаю рукой и ухожу в беседку.

Девчонки фыркают обиженно, но начинают копать.

Коза подходит и садится у моих ног — ну прямо как собака. Видимо, это у неё по генам передалось от отца. Козёл Марко так и живёт у деда, ходит за ним как сторожевой пёс, и козу Мэри они с бабой Катей тоже оставили. А Мандаринка ко мне прикипела, как и я к ней, вот мы её и забрали на ферму.

Теперь она охраняет меня от наглых девиц, которым не верится, что я до сих пор люблю только свою жену. В общем, пусть Маша сама с этими неразумными разбирается.

Сижу в тенечке, хорошо, прохладно. Глаза прикрыл — главное не заснуть, а то ещё что-нибудь случится.

— Марко… — меня трогает мягкая ладошка, и я по одному прикосновению знаю — это моя сладкая булочка. От неё так же вкусно пахнет клубничным вареньем.

— Марко… А что это у нас Валька и Ритка грядки полют? — её голос проникает в моё сознание.

Открываю глаза. Смотрит на меня своими красивыми круглыми глазками, надула пухлые розовые щёчки. Хватаю за руку и тяну к себе, находя губы.

— Мар… — пытается она что-то сказать, но я уже завёлся. Руками лезу под юбку, нащупывая гладкую кожу.

— Где дети? — рычу прямо в рот.

— В доме, — тяжело дышит она.

— Пойдём, — беру за руку.

Подхожу к полющим грядки девочкам:

— Дам денег вдвойне, если за детьми присмотрите. Минут на десять, — бросаю я, оглядывая Машу, сглатываю. — Ладно, на двадцать.

Валя и Рита краснеют и соглашаются. Я выпускаю всех детей из дома и велю им идти помогать с прополкой.

Маша пытается что-то спросить, но я затаскиваю её в нашу комнату, закрываю на ключ и прижимаю к двери, чувствуя, как трепещет её тело. Мои пальцы запутываются в её волосах, а другой рукой я прижимаю её к себе так близко, что между нами не остаётся ни миллиметра пространства.

"Марко..." — её шёпот тонет в моём поцелуе, жадном и безраздельном.

Я приподнимаю её юбку, касаясь губами шеи и чувствуя, как учащённо бьётся жилка на её горле. Мы падаем на кровать, и в этот миг весь мир сужается до нас двоих. Мои ладони скользят по её бёдрам, знакомым до боли, но каждый раз — как впервые. Она стонет, когда мои пальцы находят её самые чувствительные места, и этот звук сводит меня с ума.

Я покрываю каждый сантиметр её кожи поцелуями, и мне вечно этого мало — эта женщина постоянно сводит меня с ума своим видом, запахом, каждым вздохом. Наши тела переплетаются, мы движемся в унисон, и в эти мгновения соединяется не только плоть, но и души.

Когда мы наконец замираем, сцепленные руки, тяжёлое дыхание, потная кожа — всё смешивается воедино. Я не могу отпустить её, даже когда сердцебиение замедляется, продолжаю гладить её спину, целовать виски, шептать, как она прекрасна.

— Марко, так чего ты хотел сказать мне? — спрашивает Маша, лежа на подушке с томной улыбкой. — Вообще-то надо вставать, за детьми смотреть...

— Ещё пять минут, — прижимаю её крепче, вдыхая знакомый запах её кожи, смешанный с ароматом нашей страсти. — Дети подождут. Мандаринка за ними присмотрит. А сказать хотел, что эти две ненормальные ко мне пристают. Не хотел жаловаться, но правда. Ты им объясни, что у меня есть жена, — говорю я строго, хотя внутри трепещу от неуверенности, как она отреагирует.

— Значит, молодые к тебе клеятся, — улыбается моя девочка. — Ты посмотри, какой красавчик-ловелас…

— Да, я такой, но только твой, — уточняю я, целуя её в румяные щёки.

— Они тебе разве не сказали? — смеётся Маша.

— Что не сказали? — смотрю на неё внимательно.

Машенька смеётся уже надрывно, чуть ли не хрюкая.

— Ну, вообще-то они хотели попросить тебя позвать твоих кузенов из Италии, которые у нас гостили три месяца назад.

— А ты чего сама не спросила?

— Говорила, что не буду этим заниматься. Я что, сводница что ли?

— А не потому ли, что мой кузен с глаз с тебя не сводил и всё на тарантеллу звал? — злюсь я, снова впечатывая Беллу Дону в кровать.

— Кто знает, кто знает… — заливисто смеётся она.

И спустя столько лет я всё равно её ревную. Конечно, доверяю, как и она мне, но смотрю в оба, чтобы даже никто глазом в её сторону не косил.

— Маш, а ты меня совсем не ревнуешь? — спрашиваю я.

— Ревную, конечно, вот сейчас собираюсь выйти и провести разговор, чтобы сюда больше не ходили, а может и космы повырывать.

— Давай, я только за, — довольно лежу, пока она гладит меня по волосам.

Приводим себя в порядок и спускаемся вниз. Маша отдаёт деньги девчонкам и о чём-то строго с ними разговаривает — у тех аж головы поникли. Да, в общении с непослушными детьми у неё опыта хоть отбавляй — с нашими-то пятью малышами.

— Папа, папачка! — бежит ко мне моя темноволосая кудрявая доченька Анна.

Поднимаю её и крепко обнимаю.

— Папа, а Мартино опять воюет со всеми! Лука еле его сдерживает. Он собрался за рыбой, уже ведро и удочку взял!

— Достался же ему характер твоего прадеда. Пойдём, посмотрим, что там происходит, — иду за малышкой.

Когда нам сказали, что будет четверо, мы были в шоке. Оказалось, такое хоть и редко, но бывает. Папа тогда заявил, что у его мамы в роду были тройни. А дед вспомнил, что по линии бабушки Маши тоже вроде бы были двойняшки. А потом мы узнали, что у нас четыре мальчика. Я, конечно, был рад, но мы с Машей очень хотели ещё и дочку. Я уже и не спрашивал, согласится ли она ещё раз рожать, но в глубине души надеялся. И когда на родах вместе с четырьмя парнями «вылезла» ещё и пятая — девочка, — мы были в радостном шоке. Она просто спряталась за всей этой гурьбой, и её не разглядели.

Так мы одним махом получили пятерых прекрасных детей и шесть лет непрерывного родительского труда. Благо, в деревне растить их было легче. Но главное — их было легче растить с Машей. Её энергии хватало на них и на меня. Когда мне казалось, что уже невмоготу, она поднимала меня, и я понимал, что с ней нет ничего невозможного.

Теперь мы, как и мечтали, держим скотину, продаём молочные продукты, колбасы, отвозим на рынок овощи — чеснок, картошку, помидоры, зелёный лук. Под него я целую плантацию отвел.

— А что делают Николай и Серафим? — спрашиваю я про двух белобрысых сорванцов.

— Ну, они как всегда пытаются курицу поймать.

Ну что за хулиганы! Пока я ловлю курицу для Коли и Симы, одновременно объясняя Мартино, что за рыбой ходят не в жару, и успокаивая Луку, который уже готов разобраться с братом руками, я изрядно устаю и взываю громко:

— Маааашааа!

А она идёт своей медленной походкой вразвалку, и я снова просто млею. Честное слово, только из-за любви к ней я готов терпеть всё это. Она быстро всех строит, обнимает меня, успокаивающе гладит по спине и зовёт всех на мясную лазанью, которую научилась готовить лучше меня.